Внук старого Грома - Бондаренко Владимир Никифорович. Страница 3
А Медведица отвечает:
— Топись, леший косматый, топись! Я без тебя хоть вздохну свободно.
Надрал Ивашка лыка, сел под берёзой, верёвку вьёт, говорит:
— Мать, верёвку вью.
А Медведица отвечает:
— Вей, вей, да покрепче — не оборвалась чтоб.
Свил Ивашка верёвку, нашёл камень, привязал к шее, говорит:
— Смотри, мать, камень привязал.
— Привязывай, сынок, привязывай, да потуже — не отвязался чтоб.
Повернулся Ивашка и покосолапил к реке. Верёвка длинная, камень по коленкам колотит, а Ивашка шажки всё короче, короче делает. Остановился у воды, кричит через правое плечо:
— Смотри, мать, пришёл! Топиться буду!
А Медведица сидит у берлоги, приговаривает:
— Топись, сынок, топись. Вода-то сегодня тёплая, приятная.
Забрёл Ивашка по колени в воду, поднял над головой камень, кричит:
— Смотри, мать, брошу камень — и не будет у тебя Ивашки.
А Медведица отвечает:
— Бросай, сынок, бросай, не томи себя.
Осторожно опустил камень Ивашка. Нос под воду спрятал, сам весь снаружи. И на мать украдкой поглядывает.
Вскочила тогда Медведица, схватила Ивашку за загривок и ну в речку окунать, приговаривать:
— Топись, леший косматый, топись!
Да вглубь его, вглубь тащит.
— Ой! Тону-у! — взревел Ивашка и — буль-буль-буль — пузыри пустил.
Вынырнул, кричит:
— Ой, совсем утонул! — И — буль-буль-буль — опять пустил пузыри.
А Медведица знай окунает его. И так наокунала, что Ивашка еле до берлоги добрался.
И что вы думаете? С этого времени всякая охота у него топиться пропала и капризничать перестал.
Лень
Шла как-то вечером Лень по деревне, снежком похрупывала, на руки дула. Легко одета была — мёрзла.
Шла Лень и видит — огонёк желтеется. «Дай, — думает, — зайду, обогреюсь».
Вошла Лень в избу — тихо. Принюхалась — тыквой пареной пахнет. Посмотрела на печку — а там Колька Грек у трубы сидит, уроки учит. Потопталась Лень у порога и говорит:
— Пусти погреться, пожалуйста.
— Залезай, — говорит Грек, а сам всё читает, старается.
Сбросила Лень пиджачишко с плеч, ботинки сняла дырявые, вскарабкалась на печку, греется, на Кольку поглядывает.
— Вот ведь, — говорит, — молодец ты какой: учишься. Ну учись, учись, а я тебе за это песенку спою.
Устроилась Лень поудобнее и запела. Глядел, глядел на неё Грек, отложил в сторону книжку и давай подпевать.
Так и сидели они рядышком, покачивались под песню, пели. А потом соскочили на пол, плясать начали. Лень крендель ножкой выпишет — и Грек за нею. Лень вприсядку пойдёт — и Грек тоже.
Вдруг — ку-ка-ре-ку! — пропел петух во дворе.
— Эх! — остановился Грек. — А уроки-то?
А Лень хлопнула его по плечу и говорит:
— Нашёл о чём тужить! Уроки и утром выучишь. Встанешь пораньше и выучишь.
Так Грек и сделал. Рано-раненько проснулся, хотел вставать — смотрит: Лень рядышком лежит — тёпленькая, хорошая и губами во сне причмокивает: чмок-чмок…
Жалко стало Греку Лень будить, пригрелся он у неё под боком, опять задремал.
И пошёл на этот раз Грек в школу неподготовленный. И дрожал весь день, не спросили чтоб. И ничего — отсиделся.
Возвратился домой — и за книжку скорее. Только страницу нужную нашёл, слышит — зовёт его кто-то. Оглянулся, а это Лень свесилась с печки, пальчиком манит:
— Иди, покажу что.
А сама подмаргивает таинственно так: смотри, дескать, мать не узнала чтоб.
Но матери не было дома, мать была на работе, и потому залез Грек на печь, а Лень ему карты самодельные показывает.
— Давай, — говорит, — в дурачка на щелчки сыграем.
— Давай, — отвечает Грек. — Только погоди, я за Ванькой Мартышкиным сбегаю, втроём веселее будет.
Привёл Грек Ваньку Мартышкина, сели на печке. Лень карты разбросала, играют. Смотрит Грек, а у него одни шестёрки с семёрками. Как с такими картами выиграешь? Не выиграть с такими картами.
Проиграл Грек. Дали ему Лень с Ванькой по щелчку, снова раскинули карты.
И так до вечера. А вечером мать задержалась на ферме, и опять Грек один остался с Ленью на печке. Сидели они друг против дружки и в шашки играли. Только и здесь не везло Греку, прямо хоть плачь: не вылезает он из угла и только. Часов до двенадцати играл, так и не отыгрался.
И пошёл на другой день в школу Грек опять неподготовленный. На третий день Лень его на салазках сманила кататься. На четвёртый — рыбу на пруду глушить.
И стали замечать в школе, что творится с Греком что-то неладное. Раньше руку поднимал, отвечал бойко, а теперь двух слов связать не может, словно говорить разучился. Двоечки в журнале появляться начали.
Уди-ви-тельно!
И решили ребята поговорить с Греком. Созвали после уроков собрание и поговорили.
Пришёл Грек домой пасмурный. Разделся, задачки решать приготовился. А Лень сидит на печке, ножки свесила и головой качает:
— Что это, Коленька, ты даже «здравствуй» не сказал мне сегодня? Или обидел кто?
Поглядел на неё Грек, приподнялся из-за стола и говорит:
— Слезай с печки! — и ухват в руки взял.
Забеспокоилась Лень:
— Что это с тобой, Коленька? Я для тебя и карты, и рыбу, а ты…
— Слезай! — затопал Грек ногами. — Убью!
Видит Лень: плохо дело. Спрыгнула с печки, за пиджачишко — и бежать. Грек пригрозил ей вдогонку:
— Придёшь ещё — смерть тебе будет!
И что же? С того дня, как ни придёт к Греку Ванька Мартышкин, всё Грек над уроками сидит. Не то чтобы в карты играть — разговаривать даже не хочет.
Уди-ви-тельно!
