Операция «Миф» - Безыменский Лев Александрович. Страница 2

Парадоксальное противоречие: если на никому не нужный рейхстаг организовали штурм, то имперскую канцелярию не только не штурмовали, но даже… не брали. Хотя советская военная историография описывает штурм канцелярии и даже называет имя офицера, водрузившего знамя над резиденцией Гитлера (майора Никулина), в действительности боев за нее не было. Капитуляция берлинского гарнизона состоялась утром 2 мая 1945 года, а к этому времени наступавшие в районе канцелярии советские войска дошли только до здания министерства авиации на Лейпцигерштрассе, расположенного за добрых полкилометра до имперской канцелярии. Генерал Илларион Толконюк, начальник оперативного отдела штаба 8-й гвардейской армии, вспоминает:

Объект номер 153 прекратил свое существование, так и не став объектом боя. Части 301-й дивизии вошли на его территорию, когда все стихло [1].

Повторяю: я тогда не имел отношения к поискам останков Гитлера и его сподвижников. Я знал лишь одно: Адольфа Гитлера в живых нет , и знал благодаря особому везению, которому мог бы позавидовать любой историк. В ночь на 1 мая 1945 года мне пришлось переводить маршалу Жукову в его штабном блиндаже в берлинском пригороде Штраусберг письмо, напечатанное особо крупным шрифтом на небольших листках плотной веленевой бумага. Стояли подписи: д-р Йозеф Геббельс, Мартин Борман. Смысл письма, адресованного Иосифу Сталину: извещение о самоубийстве Адольфа Гитлера. Как я мог ощутить, тогда среди присутствующих не было ни малейшего сомнения в правдоподобности сообщения Геббельса и Бормана — тем более, что оба от имени образованного по последней воле Гитлера правительства предлагали Сталину переговоры. Как впоследствии вспоминал Жуков, когда он этой же ночью позвонил Сталину, тот сказал:

— Доигрался подлец. Жаль, что не удалось взять его живым.

Таким образом, и Сталин как будто не сомневался. Он лишь спросил:

— Где труп Гитлера?

Маршал ответил, что, по сообщению немецкого эмиссара генерала Ганса Кребса, труп Гитлера сожжен на костре…

Может быть, Сталин и вспомнил имя бывшего помощника немецкого военного атташе в Москве Кребса. Именно к нему 13 апреля 1941 года Сталин подошел на Белорусском вокзале при проводах японского министра Мацуока, взял под руку ошарашенного немецкого офицера и сказал:

— Ведь мы остаемся друзьями, что бы ни случилось…

Вспоминать об этом четыре года спустя, в день разгрома «друзей», Сталину едва ли хотелось. В любом случае в ночном разговоре с Жуковым он не выразил сомнения в факте смерти Гитлера. Финита ла комедиа? Но Сталин не был бы Сталиным, если бы не начал именно в этот день фантастическую по своему иезуитству операцию. Ту операцию, из-за которой лишь сегодня, 50 лет спустя, приходится ставить точку в истории конца Адольфа Гитлера. Сталин начал войну с мертвым Гитлером.

Двадцать пять лет назад я выпустил книгу, посвященную розыскам останков Гитлера. С тех пор появилось много нового материала. Но еще важнее, что появилась возможность писать об этом более откровенно и полно, отбрасывая былые ограничения, которые я соблюдал, беспрекословно подчиняясь тогдашнему порядку. Двадцать пять лет назад нельзя было получить документы иначе, как подчинившись цензуре тех органов, которые документами располагали. Не буду лукавить: я шел на это без внутреннего сопротивления, веря в то, что делаю добро во имя престижа советской власти. Сегодня я пытаюсь преодолеть самого себя.

Начиная изложение новых документов о конце немецкого диктатора, я не могу уйти от мысли, которая преследовала меня, когда после долголетних усилий удалось попасть в доселе закрытые московские архивы. О Гитлере ли я должен писать? Или о Сталине? Этот вопрос возник вовсе не из желания следовать моде, которая заставляет сегодня одних исследователей изыскивать все новые зловещие черты советского диктатора, а других — искать доводы в защиту этой личности.

Так или иначе, все происходившее в поверженном Берлине в мае — июне 1945 года и в те же месяцы в Москве меньше всего относилось к Гитлеру. Этого человека не было в живых. Зато жил и действовал другой человек, поединок которого с Гитлером был в центре не только второй мировой войны, но и всей трагедии Европы в первой половине XXвека.

Сравнительному анализу Сталин — Гитлер посвящены сотни, если не тысячи публикаций. На Западе — с 30-х годов, у нас —примерно с 70-х, а по настоящему — с начала 90-х. Среди них и фундаментальные исследования сэра Аллана Баллока, и бульварные газетные статьи. Не соревнуясь ни с первым, ни со вторыми, я хочу лишь дать документальные материалы [1.1] для умозаключений читателя. За эти материалы автор благодарит руководство и сотрудников архива Президента Российской Федерации, Государственного архива РФ, архивов Федеральной службы контрразведки, Генштаба Вооруженных Сил и Разведуправления Генштаба, Министерства обороны, Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории, Центра хранения современной документации РФ и Федерального архива ФРГ.

Сталин о Гитлере

Когда Сталин впервые узнал о Гитлере? В дни «пивного путча» 1923 года, когда мир впервые заговорил об этом человеке? Очень возможно, если судить по вниманию, которое уделялось тогда Германии в кремлевской верхушке. Если заглянуть в документы Политбюро ЦК РКП(б) лета — осени 1923 года, то берет просто оторопь. Архивное дело так и называется: «Коммунистическая партия Германии — германская революция». Короче говоря, в Москве серьезно считали, что в Германии вот-вот свершится революционный переворот, после чего не исключено вооруженное участие Красной Армии на стороне восставшего немецкого пролетариата. Именно в этом контексте в 1923 году Сталину пришлось столкнуться с немецким фашизмом. Столкнуться в контексте действий германских коммунистов и обсуждений в Коминтерне отношений КПГ и национал-социалистической рабочей партии (НСДАП). Это было в 1923 году, когда в Германии назревал политический кризис, который КПГ и некоторые лидеры Коминтерна считали преддверием социалистической революции.

Сохранилась переписка Сталина — секретаря ЦК РКП(б) с тогдашними его друзьями (будущими врагами) — лидером Коминтерна Григорием Зиновьевым и Николаем Бухариным. Оба отдыхали тогда в Кисловодске и обменивались письмами с Москвой. 27 июня 1923 года Сталин иронически сообщает Зиновьеву о том, что у немецких товарищей безо всяких оснований «вскружилась голова» и они ныне опомнились, отказавшись от массовых демонстраций. Зиновьев же был встревожен поведением Сталина, который «сразу решил, что германский ЦК ничего не понимает» и под влиянием Радека соглашается с примирительным отношением к «фачистам» (так тогда часто писалось слово «фашист»). Радек, мол, несправедливо бичует КПГ за ее воззвание против «фачизма». Самому Сталину Зиновьев пишет (более осторожно), что не надо верить «болтунишке Радеку», а Брандлер (тогда лидер КПГ) прав, когда готовит «рабочих к бою с фашистами».

И вот Сталин (еще задолго до появления рокового тезиса о «социал-фашизме» как главной опасности) отвечает Зиновьеву следующими рассуждениями в письме от 7 августа 1923 года: