Сказки Амаду Кумба - Диоп Бираго. Страница 36

Она опустилась на колени и вежливо поздоровалась с ними.

— Куда идешь ты так рано и совсем одна, дитя? — спросили лепешки в один голос.

— Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.

Лепешки отломили от себя по большому куску и дали девочке со словами:

— Бог да не покинет тебя на твоем пути.

И еще три ночи и три дня шла Бинта. Солнце стояло уже высоко в небе, когда ей встретился по дороге котелок, в котором сам собой варился рис. Она опустилась на колени и вежливо поздоровалась.

— Куда идешь ты на таком солнцепеке и совсем одна, дитя? — спросил котелок.

— Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.

Котелок дал ей полную пригоршню риса и пожелал:

— Да не покинет тебя бог на твоем пути.

Снова зашагала Бинта вперед и к исходу третьего дня увидела старую-престарую женщину перед хижиной. Соломенную кровлю ее хижины растрепали ветры со всех концов света.

Девочка опустилась на колени и вежливо поздоровалась.

— Куда идешь ты совсем одна, дитя? — спросила старуха.

— Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.

— Данианское море здесь, — сказала старуха, — здесь живут все звери бруссы. Все они мои дети. Положи свою ложку. Вот тебе просяное зернышко — истолки его в той ступе.

Бинта взяла зернышко и положила его в ступу. Едва она стукнула пестиком, как ступа наполнилась мукой, и одной горсти этой муки хватило на целый калебас кус-куса.

— Разведи огонь, — сказала Мать зверей, — принеси котелок воды и свари в нем эти кости.

Кости были обглоданы добела и наверняка лежали с незапамятных времен. Бинта развела огонь, положила кости в котелок — и он тотчас наполнился до краев сочными кусками мяса, жиром и мозгом. Бинта приготовила кус-кус и поела вместе с Матерью зверей.

Затем старуха дала ей длинную острую иглу.

— Спрячься теперь под кровать, сейчас вернутся из леса мои дети. Они лягут спать, а ты покалывай их потихоньку. Они подумают, что в постели завелись блохи и клопы, и встанут пораньше.

Первой пришла гиена Букп. Она повела носом, понюхала воздух и объявила:

— Здесь пахнет человеком!

— Человеком? — удивилась старуха. — Из людей здесь живу только я. Если ты, Буки, хочешь меня съесть…

— Ну, разве я посмею? — прогнусавила гиена. — Я просто пошутила, Мать.

— Хорошо, — сказала Мать зверей, — ступай теперь спать. — И покорная Буки-гиена, волоча зад, пошла спать. Затем Гаинде-лев, Сег-пантера, Тиль-шакал и все остальные звери один за другим вернулись домой и улеглись.

Тут Бинта стала осторожно покалывать их иглой, как велела старуха.

— Что это? Здесь, кажется, клопы! — проворчала Буки-гиена.

— Замолчи, не мешай нам спать, — заворчал Гаинде-лев. И в тот же миг он почувствовал укол в зад.

— Ты права, Буки, — согласился он, — постель полна клопов.

— Да, да! — сказали Лёк-заяц и Ниэй-слон.

— Ой, сколько клопов! — закричали другие звери.

Это Бинта продолжала свое дело.

Едва запел первый петух на крыше дома, где он ночевал, звери покинули свое неудобное ложе и вернулись в бруссу.

* * *

Сирота Бинта приготовила завтрак для Матери зверей, поела вместе с ней и пошла вымыть свою ложку.

Когда она вернулась, старуха дала ей пять яиц и сказала:

— Как дойдешь до саванны, запой:

Я одна! О, я одна!—

и разбей вот это яйцо. Посреди саванны пропой те же слова и разбей вон то. Третье яйцо разобьешь около леса. Только не забудь спеть, как я тебя учила. В самой чаще спой опять:

Я одна! О, я одна!—

и тогда бросай четвертое. А пятое разобьешь, когда выйдешь из леса. Ступай, дитя, да не покинет тебя бог на твоем пути.

Сирота Бинта горячо поблагодарила Мать зверей и пустилась в долгий обратный путь.

На краю саванны она остановилась и пропела:

Я одна! О, я одна! —

а потом бросила на землю первое яйцо. И вдруг ее окружили мужчины, женщины, вооруженные всадники на великолепных конях, рабы. Все они почтительно последовали за ней.

Посреди саванны Бинта спела:

Я одна! О, я одна!—

и разбила второе яйцо. Вокруг нее появились вороха бубу, шелковых платков, повязок всех оттенков из самых разных тканей. Все это несли рабы.

Войдя в лес, Бинта опять запела:

Я одна! О, я одна!—

и разбила третье яйцо. Вокруг нее появились слитки золота и серебра, кучи золотого песка, золотые и серебряные украшения, кольца и браслеты, цепочки, груды благоуханной амбры, и все это несли рабы.

Когда она снова запела в чаще леса:

Я одна! О, я одна! —

и разбила четвертое яйцо, из него с мычанием хлынуло огромное стадо быков, коров, волов и телок; его гнали рабы.

Выходя из леса, Бинта запела в последний раз и уронила последнее яйцо. Из него появились злые дикие звери — львы, пантеры, шакалы, гиены. Они грозно рычали. Но всадники набросились на лютых зверей и перебили их всех до единого.

Наконец сирота Бинта со своей свитой, богатствами и огромным стадом вернулась в родную деревню. Она пошла отдать вымытую ложку мачехе.

Что же сказала та, когда увидела сироту в богатом наряде, ее стадо и подданных, несущих несметные сокровища? Повторить эти слова невозможно. Мачеха так закричала, что крики ее слышны еще до сих пор, а придя в себя, набросилась на Панду, свою дочь:

— Негодная бездельница, — вопила она, — посмотри, с чем вернулась эта мерзавка! — и, схватив ложку, она протянула ее дочери:

— Сейчас же испачкай эту ложку и ступай к Данианскому морю мыть ее.

И Панда отправилась к Данианскому морю.

* * *

Как и ее сводная сестра Бинта, она шла долго, днем и ночью, через леса и реки, деревни и саванну. Однажды вечером она подошла к грудному дереву, которое стряхивало свои плоды. Панда не поздоровалась, не подождала, пока с ней заговорят, — она захлопала в ладоши и воскликнула:

— Вот здорово! Где это видано, чтобы дерево само сбрасывало свои плоды? Когда я расскажу про это дома, меня назовут лгуньей!

— Бог да покинет тебя на твоем пути, — пожелало ей дерево.

Панда шла еще три дня и три ночи и встретила две лепешки, которые весело гонялись друг за другом.

— Как? — воскликнула она, не сказав ни слова привета, и, всплеснув руками, захохотала. — С каких это пор лепешки бегают вперегонки? В жизни не видела ничего подобного! Да мне никто не поверит, если я расскажу об этом в деревне!

— Бог да покинет тебя на твоем пути, — пожелали ей лепешки и тут же умчались.

И еще три дня и три ночи шла Панда. Тень ее уже жалась к ее ногам, когда девочка увидела котелок, в котором сам собой варился рис.

— Ой-ой-ой! — поразилась она и всплеснула руками, даже не поздоровавшись. — Где это слыхано, чтобы рис в котелке варился сам собой? Если я заикнусь об этом у нас в деревне, все решат, что я сошла с ума, и тут же заткнут мне рот!

— Бог да покинет тебя на твоем пути, — сказал котелок.

Панда все шла и шла и наконец увидела жилище Матери зверей.

— Эй, старуха, не знаешь, где Данианское море?

— Оно здесь, дитя, а я Мать всех зверей бруссы.

— Ну, незавидное у тебя потомство! Ладно, я ухожу, мать послала меня вымыть эту ложку.

— Возьми сначала это просяное зернышко да истолки его в ступе, — сказала Мать зверей.

— Одно-единственное зернышко? Ты что, старая, смеешься надо мной? Где это видано? Да пестик и не заденет его в такой большой ступе.

Тогда Мать зверей дала Панде полный калебас проса, и та целых полдня его толкла, сеяла, веяла, месила, варила — и приготовила в конце концов только полкалебаса кус-куса.