Папа большой, я маленький - Хирацука Такэдзи. Страница 4

Дверь в комнату старушки сама по себе отворилась, и кот Няо, попугай Пэтяко и заяц Мимисукэ вбежали в комнату.

Какие же сказки были в «Сундуке сказок»? О, всякие, разные и великое множество. Начнёшь рассказывать, конца-краю не будет.

Так что послушаем их в другой раз.

А сказка про Маленькую старушку на этом кончается.

ПАПА большой, Я маленький

Повесть

апа выше меня на пятьдесят пять и восемь десятых сантиметра. Стало быть, я ниже папы на пятьдесят пять и восемь десятых сантиметра. Значит, мы видим предметы с разной высоты.

— Однако лёжа мы видим всё одинаково, малыш, — говорит папа.

Мы часто разговариваем с папой, развалясь на татами [2].

Это самое любимое моё занятие. Иногда мы беседуем с ним, лёжа на лужайке в парке, а то в садике на крыше универмага. Однако в Токио негде особенно поговорить лёжа, поэтому мы обычно располагаемся на татами в комнате или на веранде своего дома и болтаем о всякой всячине. Бывает, нам достаётся за это от мамы.

— Вы что, крокодилы, что ли? Всё время валяетесь на полу. Прибрались бы лучше в комнате!

— Сердится! — хихикаем мы с папой.

Я очень люблю, когда папа смеётся.

— А что, лежать приятно, — говорит папа. — И львы, и тигры, и лисы, и мыши — все ходят на четвереньках. Это всё равно что ходить лёжа. Поэтому зверям наплевать, высокого они роста или низкого.

— А червякам?

— И червякам наплевать. Змеи, дождевые черви и слизняки вовсе не захотели иметь ног и живут себе лёжа.

— А птицы, папа?

— Птицы? Они глупые. Стали на двух ногах ходить. Никакого тебе покою. Прыгали, прыгали да и поднялись в небо.

— Выходит, и люди глупые?

— Пока да. Были бы умными, войн не было бы. Так что людям ещё учиться надо.

— Чему?

— Мирно лежать.

— Сначала дело делать надо, а потом уж лежать, — смеясь говорит мама. Она в соседней комнате. — Ну-ка, займитесь делом оба, и папа, и ты, малыш.

Моё дело читать книги. У папы другие дела. Например, надеть на обе руки моток ниток и сидеть смирно, пока мама сматывает нитки в клубок.

Однако это не только папино занятие. Иногда и мне достаётся держать моток. Чаще всего папе поручают вешать полки, чинить рамки картин, менять лампочки, когда они перегорают…

— Плохо быть длинным, — жалуется папа.

— Нет, папа, коротышкам гораздо хуже. Когда помогаешь что-нибудь нести, всегда конец достаётся. А нижний край тяжелее верхнего.

— Легче всего маме: она не низкая и не высокая, — говорит папа.

— Поэтому маме и приходится делать всё остальное, — смеётся мама.

— Ну, я пошёл!

Каждое утро мы с папой уходим — он на службу, я в школу.

«Ну» он выкрикивает, когда суёт ногу в ботинок. «Я» — когда выскакивает за порог. «Пошёл» — когда бежит к остановке. До чего же папа быстро бегает! Рраз — и там.

Зато с работы он возвращается медленно-медленно.

Туда посмотрит, сюда поглядит, остановится и выпустит струйку дыма в небо. Не спешит.

— А вот и я! Возьми-ка, малыш, подарок, — сказал он на днях, придя домой.

В носовом платке что-то топорщилось.

— Разверни-ка!

— Ой! Воробей! Мама! Иди скорее, взгляни — папа воробышка принёс.

В платке, нахохлившись, сидел воробей.

— Он, кажется, ранен, — сказала мама, заглянув в платок.

— На перекрёстке нашёл, недалеко от нашей фирмы.

— Правда, папа?

— Ну да. Смотрю: лежит под деревом и подмаргивает мне: помоги, мол, дяденька, ты такой большой и сильный.

У воробышка была ранена нога. Он стал пить из тарелки, свалился прямо в воду и намок. Однако не испугался, а, наоборот, ободрился и захлопал крылышками.

— Выпусти его…

— Не надо, папа. Пусть переночует у нас. Я возьму его к себе в постель, обниму, и мы будем спать вместе.

— Нет, нет. Поместим его поближе к окну. Ты очень ворочаешься. Ещё задавать. Да и воробей тоже неспокойно спит, — сказала мама и положила воробья в картонную коробку на ворох ниток, чтобы ему было тепло.

В ту ночь я видел удивительный сон. Мы с воробышком играли в догонялки.

«Ну… я… полетел!..» — крикнул воробей и упорхнул.

Не успел я выскочить из дому, а он уже на остановке.

«Ох и шустрый воробей! Как папа», — подумал я и проснулся.

— Мама! А где воробей?

— Улетел рано утром.

— Здорово они ворочаются во сне, эти воробьи, — сказал папа. — Разбросал все нитки из коробки и улетел.

Папа засмеялся, а глаза у него были такие славные, как у воробья.

«Что большой, что маленький — никакой разницы», — подумал я.

Когда папа лежит рядом со мной на татами, мы с ним вроде бы одинаковые. Будто товарищи. Но когда папа не в духе, он совсем другой. Смотрит на меня свысока и молчит. Такой большой и непонятный.

— Я сегодня не в духе. Ничего тебе рассказывать не буду, — говорит он.

Тогда я иду к маме.

— Что это с папой? — спрашиваю я. — Вы поссорились?

— Как? Это папа тебе сказал?

— Нет, он этого не говорил.

— Тогда иди к папе и скажи, чтобы он не показывал вида, что у него плохое настроение, а то ты, мол, думаешь, что мы поссорились. Иди и скажи так.

Я иду и говорю всё это папе.

— Ясно, — говорит папа. — Иди и передай маме, что папа всё понял.

— Ну, что сказал папа? — спрашивает мама.

— Он сказал: «Понял».

Мама смеётся.

— У папы уже хорошее настроение. Иди. Теперь он расскажет тебе что-нибудь, — говорит она.

— Папа! — Я вхожу в папину комнату. Он улыбается, лёжа на татами. — Поговорим?

— Поговорим. Иди сюда, ложись рядом.

Я плюхаюсь на татами рядом с папой.

— Папа! Почему ты был не в духе?

— А мне сегодня на работе попало.

— И тебе достаётся?

— Бывает.

— От кого?

— От более важного человека, чем я.

— Есть такие?

— Сколько хочешь.

— А ты что, не очень важный?

— Не такой, как те что важнее меня.

— Но ты же можешь стать самым важным человеком.

— Ты так думаешь? Ладно, стану.

— Вот хорошо! Когда?

— А хоть сейчас.

— Прямо сейчас?

— Ну да, на твоих глазах.

— А разве так можно, папа?

— Можно, если понарошку. Если играть.

— Тогда давай поиграем.

— Ну хорошо. Я буду самым главным начальником, а ты стань на моё место.

— И что мне делать?

— Тебя будет ругать самый главный начальник.

— А я не хочу, чтобы меня ругали.

— Тогда ты никогда не сможешь занять высокий пост.

— Ну ладно, пусть ругает.

— Начинаем. Я самый главный начальник, а ты папа, которого он бранит.

Я кивнул, игра началась.

— Какой вы, однако, рассеянный! Всё делаете тяп-ляп, — сказал папа не своим голосом.

— Извините.

— Что толку в вашем извинении. Тут у вас цифра одна неверная.

— Только одна?

— Но из-за неё весь расчёт неверен. Здесь не школа. Четвёрку не поставят за одну ошибку. Сделал ошибку, получай единицу.

— Только за одну ошибку?

— Да, только за одну. — Папа сделал вид, что подкручивает усы. — Немедленно исправьте. Ошибки самому исправлять надо.