Выигрыш — смерть - Безымянный Владимир. Страница 19

— Слушай, Саша, я плохо соображаю, совсем не могу считать. Давай сменим игру…

Бритва подозрительно вскинул глаза: неужели протрезвел?

— Что ты предлагаешь?

— Мои деньги верные, не переживай. Валера выйдет от девицы, спросишь.

Бритва отчеркнул сумму моего проигрыша, и мы сменили штосе на терц. Договорились играть сериями из десяти партий, по тысяче за каждую. Я взглянул на Жорика во время сдачи, но не заметил ничего подозрительного. В конечном итоге с ним получилась ничья. Разошлись по пяти выигрышам. Бритве же я готовил сюрприз. Изучив розданные шесть карт, я мгновенно отбирал две-три худших, давая каждому еще по три листа после объявления козыря. Таким образом у Бритвы оказался плохой прикуп, а я менял вдвое большее, чем положено, число карт, что почти стопроцентно приводило к выигрышу. Тот, кто заказав козырь, набирал меньше пасующего, проигрывал вдвойне. Терять мне было нечего — приходилось разгибать проглоченный крючок. Если Бритва раскусит мою игру, дело плохо.

Первые три партии прошли спринтерски. В одной из них раздосадованный Бритва просто швырнул карты на стол. Тремя тысячами меньше… Сидящий справа Жора отлично понимал суть происходящего, бесился… но молчал. Вмешиваться ему не полагалось. Что касается Иры, то позже, успокоившись, я понял, что прочно усвоенные ею правила «черной» жизни не позволили ей «дернуть» меня из игры. Она явно хотела, чтобы я отыгрался.

Бритва играл с остервенением. Голова у меня трещала, но я знал — второго шанса не будет. Наконец, вопреки фортуне, он «сломал масть» и дополучил карты, что в его положении было гибельно. В результате Бритва набрал всего на очко меньше, чем я, но даже этого было достаточно для двойного проигрыша.

Восьмая партия закончилась при равном счете. Я сдал карты для девятой. В воздухе висели четыре тысячи. Я заметил, что Жора отодвинулся и понял, что он хочет под столом толкнуть ногой Бритву. Угрожающе посмотрев на него, я взял карты. Хорошего было мало — по первой масти играть нежелательно. Но и дать Бритве назначить козырь тоже не сахар.

— Играю, — сказал я.

Гримаса разочарования исказила лицо Бритвы после прикупа. Исход партии решила последняя взятка, дающая дополнительно десять очков. Она досталась мне.

На Бритву было жалко смотреть. В считанные минуты я вернул десять тысяч. Маятник качнулся в другую сторону.

Мои противники проигрывали уже около двух сотен. Жора кипел. Я сдал карты для последней партии. Привычно и непринужденно сбросил ненужные листы Бритве, но, что называется, срезался; он схватил меня за руку в единственный опасный момент:

— Сколько у тебя карт?

Не ответить невозможно. Я взял оставшиеся три вместо шести полагавшихся листов и бросил их на стол вниз «рубашкой».

— Ты прав, сдаю партию.

— Значит ты мухлевал всю серию! Будем переигрывать. Не согласен — спишем проигрыш на тебя!

Жорик зло щурил глаза.

— По новой кота за хвост тащить я не буду, нашли комсомольца казачить! Последнюю партию признаю. С меня восемьсот — получите.

Я отсчитал на стол положенное. Слава богу, деньги были с собой. Жорик скрипнул зубами, но Бритва примирительно махнул рукой:

— Остынь! Дима прав. В карты надо не играть вообще, или играть постоянно. А ты, Жорик, мог бы и отмаячить, что Димка двигает. Про Ирку не говорю. Не будем ссориться. С хозяйкой я рассчитался, пора бы и по домам.

Было досадно, что и Ира оказалась не прочь «раскрутить» меня. Но она смотрела на меня еще нежнее, чем прежде.

— Ты и правда ничего не помнишь? — Ира встала, подошла ко мне, положила руку на плечо. — Валера давно поехал домой, вы еще целовались на прощание. Не умеешь пить, переходи на молоко. Поехали ко мне. Бритва отвезет нас, а потом пусть обсуждают с Крахом свои бесконечные проигрыши-выигрыши.

Крах!? Я часто слышал об этом феноменальном игроке, картежнике божьей милостью, но кто бы мог подумать, что эту кличку и такую репутацию приобретет мой старый приятель Жорка Цеханский!

Впрочем он только мрачно прищурился, когда услыхал свое прозвище из уст Ирины. Бессонная ночь за картежным столом, выпитый коньяк и полная окурков пепельница никак на ней не отразились. Лицо, будто вырезанное из бледного нефрита, излучало спокойствие и затаенное желание.

— Езжайте, я доберусь на такси…

— Да будет тебе, — махнула рукой Ира.

— Ты что — обиделся? — изумился Бритва.

— Я дважды никого не приглашаю, — в глазах Ирины вспыхнули зеленоватые огоньки.

Бритва и Жора уже спускались. Несколько минут бешеной езды по пустым ночным улицам — и машина остановилась.

— Адью, — бросил Бритва, криво улыбаясь.

— Покедова, — отрезала моя спутница, с силой захлопывая дверцу автомобиля.

В гостиной двухкомнатной квартиры шумели на фотообоях зеленые сосны и плыли голубые облака, тонко пахло незнакомым дорогим деревом. На стенке висело большое зеркало в ампирной оправе, на полу голубел афганский ковер ручной работы с затейливой вязью, в котором нога утопала по щиколотку.

Чашка кофе на кухне меня окончательно отрезвила. Ирина тем временем переоделась в короткий халат с зелеными драконами на золотистом фоне.

— Идем, — она откатила раздвижную дверь в спальню. — Держи, — ко мне полетели прохладно-хрустящие, пахнущие лавандой простыни. Тут я, признаться, несколько опешил. Да и было от чего.

Алые штофные обои, необъятная кровать под розовым воздушным покрывалом… Чуть поодаль матово мерцал экран «Панасоника». Два пульта дистанционного управления лежали у правой подушки.

— Ну что ж, спокойной ночи! — Ира появилась в дверном проеме.

Халат у нее распахнулся. Теплые блики бродили по атласной белизне кожи. Я бросился к ней. Какая же она нежная, пылкая, податливая!..

— Димка, безумный…

До кровати мы так и не добрались… Некоторое время мы так и оставались на ковре, застыв в последнем всплеске наслаждения. Потом я почувствовал на груди горячую влагу. Испуганный, я отшатнулся. Ирина тихо плакала…

— Не смотри. Ты еще мальчишка. Не смотри на меня… Я все равно скоро умру…

— Что ты!..

— Не хочу жить…

— Нам ведь так хорошо!..

— Все равно будет плохо… И страшно…

Минута — и уже ничего не напоминало о внезапном взрыве.

Я побрел в великолепную ванную, отделанную черным кафелем. Кроваво-красный фаянс, сверкающие никель и стекло — за этим стояли деньги и деньги! Горячая пенная ванна, свежее махровое полотенце вернули мне силы.

Когда я вернулся, Ирина спала. Но тут же открыла глаза.

— Дикарь… Пойди соскреби щетину… Вот и видно, что ты женщин порядочных не видал… Ну-ну, не дуйся. Ты меня так встряхнул, что я подумала о старости…

— Ну, ты даешь!.. Тебе ли думать о старости!

— Малыш, ты еще многого не знаешь, — Ирина легко привлекла меня к себе. Мы лежали, как дети, прижавшись друг к другу.

— Я же знаю, ты не веришь мне, — Ирина говорила, словно в горле у нее стоял комок.

— Я и себе не очень верю.

— Неважно. Сегодня ты мой и только мой!

Я окунул лицо в ее волосы и стал осторожно поглаживать, ощущая, что ее снова начинает бить мелкая дрожь.

— Вот такая я девочка! — нервно засмеялась Ирина.

Я чувствовал, как во мне поднимается волна давно не испытываемой нежности. Я целовал ее ноги, грудь, кончики пальцев…

И снова темные воды желания приняли нас. И снова все это было иначе, чем в дешевых гостиницах и притонах или в спальне Марины. Я не мог сдержать вскрика, и Ирина мягкой ладошкой закрыла мне рот.

— Истинный дикарь… Лежи, я принесу тебе волшебного снадобья.

Им оказалось чудесное вино — «Златна каплица», которым она, смеясь, поила меня чайной ложечкой. После каждого глотка мы сливались в поцелуе. И это было долго, и нам было хорошо…

Потом Ира лежала, неподвижно глядя в потолок. Только слабое пожатие руки говорило, что она не спит, слышит мои слова. Внезапно она резко повернулась, с силой обхватила мои плечи, осыпала слепыми исступленными поцелуями. И все это молча, тяжело дыша, и так же внезапно затихла, окинула меня внимательным, затуманенным взглядом: