Тридцать три желания (сборник) - Белышев Иван Петрович. Страница 3
Всю последнюю шестидневку Роме ужасно не везло.
Началось это просто: однажды на перемене Рома, по своему обыкновению, подошел к Пете Пыжикову и стал дразниться.
— Эй ты! — крикнул Рома. —
— Отстань! — сказал Петя и побежал играть с ребятами.
Но Рома не отставал. Он продолжал кричать Пете вдогонку:
Тогда Петя рассердился и, подбежав к Роме, громко крикнул:
Сначала Рома на это не обратил никакого внимания, только презрительно пожал плечами, но потом, когда эта дразнилка разнеслась по всей школе, ясно увидел, что его передразнили.
Это Рому так рассердило и обидело, что хоть плачь!
«Как это, — думал он, — меня, самого знаменитого дразнилку на всю школу, Петька сразу передразнил. Теперь, пожалуй, уж никого и не поддразни».
И Рома до конца уроков опасался дразнить — Дину «Льдиной», а Архипа — «Охрипом».
«Ну их, еще Рому-Ерему пропоют».
Целый день не дразниться было очень скучно. Без дразнилок не игралось, и, когда кончились уроки, Рома, быстро сложив в портфель книги, сразу пошел домой.
Дома он весь вечер думал, как бы по-особенному передразнить всех ребят.
«Хорошо бы на каком-нибудь иностранном языке дразниться. Сказал бы дразнилку по-английски или по-французски, а ребята ничего не понимают и ответить ничего не могут».
— А ну-ка, попробую. — И Рома быстро развернул учебник английского языка. Но в учебнике никаких дразнилок не было. Как назло Роме попадались самые обыкновенные слова.
Он внимательно прочитал в учебнике и несколько раз повторил вслух по-английски мальчик, парта, учитель, класс..., а потом с удивлением сказал:
— Что это? Я, кажется, выучил заданный на завтра урок? Нет, нужно что-нибудь другое придумать.
«Хорошо бы выдумать какой-нибудь такой особенный, например, тимбукский язык; тогда не только можно будет дразниться, но даже и учителю нагрубить».
«Сказал бы какое-нибудь такое, вроде лямба, клямба, а наказать меня нельзя. За что же наказывать, если я скажу, что это по-тимбукски — „доброе утро“, а на самом деле — „уродина-огородина“, — вот и попробуй — накажи!»
Но никакого тимбукского языка Роме не придумывалось. А потом, если и можно изобрести такой язык, так ведь все равно его нужно еще учить. А когда же тут учить, если дразнилки нужны к завтрашнему дню?
— Папа, — спросил он отца, — не знаешь ли ты какой-нибудь особенной азбуки, которую бы никто не знал?
— Много есть таких условных азбук, — ответил отец, — они называются кодами. Есть, например, цифровой код, где, вместо букв, ставят цифры.
— Ну что цифры, — ответил Рома,— это неинтересно.
— Тогда не знаю, какую тебе интересную азбуку нужно, — ответил отец.
Целый день Рома приставал ко всем квартирантам с просьбой дать ему какую-нибудь особенную азбуку.
— Ну что вам стоит, — клянчил он, — а мне это очень-очень нужно.
Но, к сожалению, ни у кого никакой подходящей азбуки не находилось.
Так до выходного дня и пришлось Роме проскучать.
В выходной день с утра шел дождь, и потому Рома не пошел гулять, а лег на кушетку и стал читать книгу.
Читал он, читал, и вдруг попались ему такие выражения: «мало ли что» и «тем более». Понравились они ему. Попробовал сказать в уме — вышло хорошо. И решил Рома говорить их всегда. А чтобы не забыть, на бумажке записал.
Отца дома не было, а мама собиралась итти в кооператив.
— Рома, — сказала она, надевая галоши, — закрой за мной дверь.
— Мало ли что, — ответил Рома.
— Что? — строго прикрикнула мама. — Разлегся с ногами на диване да еще грубит.
— Тем более, — ответил Рома.
Это так рассердило маму, что она закричала:
— Немедленно прекрати свои грубости! — и с силой захлопнула входную дверь.
— Действует, — усмехнулся Рома. — Идея! Чем это не дразнилка? Да еще какая это будет мировая дразнилка, если ее разучить на разные голоса.
Рома, быстро встав с дивана, подошел к зеркалу.
Он сначала сказал спокойно, обыкновенным голосом: «мало ли что», потом угрожающим шопотом и наконец, постучав по столу указательным пальцем, протянул долго и тоненько.
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Рома.
В комнату вошла соседка Мария Ивановна.
— Здравствуй, Ромочка! Можно позвонить по телефону? Мне очень нужно?
— Мало ли что, — ответил улыбаясь Рома.
— Удивляюсь, — сказала Мария Ивановна, — телефон не занят, а ему жалко.
— Тем более, — ответил Рома спокойно.
— Это просто хамство! — вспыхнула соседка.— Не съем же я ваш телефон?
— Мало ли что, — повторил Рома, скрестив на груди руки.
Мария Ивановна быстро повернулась и, выскочив из комнаты, сердито хлопнула дверью. Было слышно, как она на кухне загрохотала посудой и ругала Рому грубияном.
Рома от удовольствия потер руки и снова подошел к зеркалу.
Откинув в сторону руку, как это делают на сцене артисты, он набрал в грудь как можно больше воздуха и только хотел пробасить, как зазвонил телефон.
— Слушаю, — сказал Рома, быстро взяв трубку.
— Рома, — говорил в трубке голос Лени, — я хочу с тобой в кино пойти.
— Мало ли что, — ответил Рома.
— Слушай, если ты сердишься за голубя, так ведь у ней птенцы вывелись, — оправдывался Леня.
— Тем более, — холодно ответил Рома.
— Что же, по-твоему, я должен отдать тебе голубку, а птенцы пусть дохнут? Так? Да?
— Мало ли что, — повторил Рома, как попугай.
— Как мало ли что? — закричал Леня. — Это просто безобразие! Зверством это называется — вот как!
— Тем более, — сказал ему Рома ехидным голосом.
— Ну, знаешь, — зашипело в трубке, — после этого ты мне не товарищ, и вообще я с тобой даже разговаривать не желаю. — И Леня с сердцем бросил трубку.
Разговор сразу оборвался, но Рома был очень доволен своей выдумкой.
За обедом мама жаловалась отцу.
— Что с ним случилось? — говорила она.— Грубит, стал совершенно невозможным.
— Мало ли что, — заметил Рома, по своему обыкновению.
— Роман, — сказал строго отец, — чтобы это было в последний раз.
— Тем более, — ответил Рома, запихивая в рот кусок котлеты.
— Немедленно выйди вон из-за стола, грубиян! — крикнул отец и постучал по тарелке ложкой.
Рома встал и, надув губы, вышел из комнаты.
— Безобразие! — возмущался отец. — Откуда у него эта напускная грубость?
Роме одному сидеть в комнате скучно. Отец после истории за обедом не разговаривает, мама — сердится, а соседи по квартире демонстративно Рому не замечают, — будто бы и нет Ромы. Не только не говорят, а даже глядеть на него не желают.
— Ну, и пусть, — сказал Рома,— я в кино пойду.
Когда Рома вышел на улицу, уже зажигались огни. Дойдя до угла, он быстро перебежал дорогу и на ходу впрыгнул в проходящий трамвай.
Не успел Рома войти в вагон, как раздался свисток. Трамвай остановился, а подошедший осодмиловец сказал:
— Мальчик, зачем ты на ходу в трамвай скачешь?
— Мало ли что, — махнул рукой Рома.
— Полюбуйтесь, — сказал обидчиво осодмиловец, — в трамвай на ходу прыгает, да еще и грубит. А ну, выходи!
Рома сердито вышел из трамвая.
«Эх, — с досадой думал он, — и так на льготный вечерний сеанс опаздываю, а тут еще этот придира лекцию собирается читать. Ну, ничего, я его отбрею».