Сказки - Михалков Сергей Владимирович. Страница 27
— Видишь, это — Жаворонки. Возле них — Синицы. А это вот Малиновки в ярких жилетах. Сбоку Снегири. Поближе к ним — Зяблики жёлтые, коричневые и других цветов. Позади них Соловьи, а рядом мои однофамильцы. Видишь?
— Я вижу ещё Воробьёв! — сказала Фрэдэрика.
— К сожалению, и они здесь, — сказал Дрозд. — Их много, больше ста, но от них не отделаешься, раз они уже тут. Теперь я возвращаюсь на своё место возле Попугая. А ты притаись и не очень выглядывай из-за сосны, а то тебя могут увидеть. Наблюдай и молчи как рыба!
Одним прыжком Дрозд очутился около других важных птиц, собравшихся на толстой ветке рядом с Попугаем.
«Это Жюри!» — подумала Фрэдэрика.
Тут были птицы разного рода и, без сомнения, лучшие певцы.
Попугай важно посмотрел вокруг, вытянулся и неожиданно сильно ударил своим клювом о пень, на котором стоял. Вокруг воцарилась мёртвая тишина.
— Друзья мои! — произнёс хриплым голосом Попугай. — Друзья мои! Настал великий день Весны! Вы приглашены сюда достойно отметить это событие, дающее нам надежду на тёплые гнёзда, пшеничные зёрна, спелые вишни, вкусные гусеницы, горячее солнце, прозрачную воду и для меня, быть может, — фисташки! Споём наш «Гимн Весне»! Я начинаю: ля-я-я!
Это «ля» прозвучало так фальшиво, что Фрэдэрика чуть не вскрикнула. Впрочем, птицы сделали вид, что ничего не заметили. Только Воробьи, как по команде, нагло захохотали. Попугай строго посмотрел в их сторону, и смех затих. И тут все, кто умел петь, запели хором:
ЖАВОРОНКИ.
ВСЕ ПТИЦЫ ХОРОМ.
СИНИЦЫ.
ВСЕ ПТИЦЫ ХОРОМ.
СНЕГИРИ.
ВСЕ ПТИЦЫ ХОРОМ.
ЗЯБЛИКИ.
ВСЕ ПТИЦЫ ХОРОМ.
СОЛОВЬИ.
ВСЕ ПТИЦЫ ХОРОМ.
ДРОЗДЫ.
ВСЕ ПТИЦЫ ХОРОМ.
Птицы кончили петь «Гимн Весне», и снова на полянке воцарилась тишина. Все замерли на своих местах в ожидании наград. Попугай откашлялся и только было начал говорить, как вокруг поднялась адская суматоха. Воробьи загалдели все разом. Что они кричали, никто разобрать не мог. Но они галдели так, будто что-то случилось, будто всем грозит беда. Испуганные Жаворонки тотчас же поднялись высоко в небо. Синицы спрятали головки под крылышки и замерли. Дрозды-бойцы застыли с открытыми клювами, задыхаясь от негодования. Тихо плакали Соловьи, а любопытные Зяблики налезали друг на друга, чтобы лучше разглядеть, что происходит. Что касается Попугая, то он, видимо мало что соображая, смотрел на разбушевавшихся Воробьёв. Постепенно шум стих, и один из Воробьёв обратился к остолбеневшим членам Жюри.
— Мы тоже желаем петь! — выступив вперёд, заявил толстый Воробей. — Чем мы хуже вас? Мы тоже кое-что разучили в честь Праздника Весны! И если вы не согласитесь это услышать, то мы вас ошарашим таким шумом, что вам придётся спасаться!
Услышав такое требование, члены Жюри решили уступить. Председатель Попугай пришёл в себя и тоже согласился.
Жаворонки падали с неба, как дождь. Синицы вытянули головы из-под крыльев. Зяблики расселись обратно по своим местам. Все приготовились слушать.
Толстый наглый Воробей взлетел на ветку. Все воробьиные головы повернулись к нему. Это развеселило Фрэдэрику, которая за всем внимательно наблюдала. И тут Воробьи дружно заголосили:
— Лошадиный навоз! Лошадиный навоз! Лошадиный навоз!
Услышав такое, Попугай свалился с пенька вниз головой на траву да так и остался лежать без сознания. Поднялся ужасный переполох. Певчие птицы все, как один, сорвались со своих мест и взмыли в небо. Только их и видели…
Когда перепуганная Фрэдэрика очнулась, то никак не могла понять, каким образом она очутилась в своём саду под яблоней.
С ветки смотрел на неё Дрозд. Оба его глаза были широко открыты, и, глядя на девочку, он плакал.
— Не плачь! — обратилась к нему Фрэдэрика. — Закрой лучше один глаз!
— Нет, — ответил Дрозд. — Сегодня я понял, что на мир надо смотреть двумя глазами.
СОН С ПРОДОЛЖЕНИЕМ
(повесть-сказка)
Памяти великого сказочника Ханса Кристиана Андерсена
Люба любила спать. По вечерам её не надо было, как других детей, просить и уговаривать: в десять часов вечера она уже была под одеялом. Стоило ей только положить голову на подушку, свернуться калачиком и закрыть глаза, как она проваливалась в сон. И могла спать сколько угодно! Рядом разговаривали, не умолкали радио и телевизор, но Люба не просыпалась. Даже старый будильник «Трезвон» должен был истратить весь свой завод, для того чтобы утром дозвониться до Любы и разбудить её, — такой был глубокий сон.
— Как ты можешь… так спать? — спрашивали у Любы.
— Мне снятся удивительные сны! — отвечала она.
И это была сущая правда.
Один из Любиных снов
Люба вышла на безлюдную городскую площадь, прошла мимо старинной башни с часами и свернула в такой же безлюдный переулок. Она остановилась возле тускло освещённой витрины небольшой лавчонки. Это была мастерская игрушек. За стеклом стояли и лежали, висели на гвоздиках и сидели в разных позах всевозможные куклы: роскошные принцессы с удивлённо раскрытыми, немигающими голубыми глазами и ресницами неестественной длины; пастухи и пастушки в нарядных деревенских платьях; изящные танцовщицы в ярких шалях и с тамбуринами в руках; смуглые кавалеры в лакированных шляпах… Люба узнала и Красную Шапочку в окружении лесных гномов. Но больше всего её внимание привлёк солдат — деревянная кукла с крючковатым носом и тяжёлой челюстью, занимавшей половину лица.