О мышах и людях - Стейнбек Джон Эрнст. Страница 7

– Вдвоем куда лучше, — сказал Джордж.

В комнату вошел пузатый крепыш. С головы его еще стекала вода после умывания.

– Привет, Рослый, — сказал он и замолчал, разглядывая Джорджа и Ленни.

– Это новенькие, — сказал Рослый, тем самым как бы представив их.

– Рад познакомиться, — сказал вошедший. — Я Карлсон.

– Я Джордж Милтон. А это вот Ленни Хили.

– Рад познакомиться, — повторил Карлсон. — Не такой уж он хилый. — И он тихонько рассмеялся своей шутке. — Совсем не хилый, — сказал он. — Я у тебя вот что хотел спросить, Рослый. Как там твоя собака? Я не видел ее нынче утром под повозкой.

– Ощенилась вчерашней ночью, — ответил Рослый. — Девять щенков. Четверых я сразу же утопил. Ей столько не выкормить.

– Выходит, осталось пять?

– Да, пять. Самые крупные.

– А как думаешь, какой породы?

– Не знаю, — сказал Рослый. — Наверно, овчарки. Когда у нее была течка, тут вокруг все больше такие кобели вертелись.

– Стало быть, у тебя пять щенков, — продолжал Карлсон. — Думаешь всех себе оставить?

– Не знаю. Подержу покудова у себя, пускай Лулу их покормит.

– Слышь, Рослый, — задумчиво сказал Карлсон. — Я вот чего думаю. Собака у нашего Огрызка совсем старая, еле лапы волочит. Да и воняет от нее до невозможности. Зайдет сюда — потом два, а то и три дня вонь не выветривается. Пущай Огрызок ее пристрелит, и дадим ему щенка, пусть растит. А эту суку я за милю чую. Зубов нету, почти слепая, жрать и то не может. Огрызок ее молоком поит. Молоко жевать не надо.

Джордж не сводил глаз с Рослого. На дворе начали бить в железный рельс, сперва медленно, потом все быстрей и быстрей, пока эти удары не слились в сплошной звон. Звон прекратился так же внезапно, как и начался.

– Ну, конец, — сказал Карлсон.

За дверью раздались громкие голоса, и мимо прошла группа мужчин.

Рослый медленно, с достоинством встал.

– Пошли, ребята, тут зевать не приходится. Через две минуты не останется ни крошки.

Карлсон остановился, пропуская Рослого вперед, и оба вышли во двор.

Ленни умоляюще посмотрел на Джорджа. Джордж смешал карты в кучу.

– Да, — сказал Джордж. — Я слышал, Ленни. Я его попрошу.

– Белого с коричневыми пятнами! — воскликнул Ленни.

– Пошли обедать. Не знаю только, есть ли у него белый с коричневыми пятнами.

Ленни неподвижно сидел на своей койке.

– Попроси сейчас, Джордж, а то он и этих тоже утопит.

– Ладно. А теперь пойдем, вставай же наконец.

Ленни спрыгнул с койки, и оба пошли к двери. Когда они подошли к порогу, в барак ворвался Кудряш.

– Вы не видали здесь женщину? — спросил он злобно.

– Заходила с полчаса назад, — ответил Джордж.

– Какого дьявола ей здесь надо?

Джордж стоял, спокойно глядя на разъяренного мужчину. Он ответил дерзко:

– Сказала, что вас ищет.

Кудряш словно вдруг увидел Джорджа впервые. Он сверкнул глазами, смерил его взглядом, прикинул расстояние, оглядел его ладную фигуру.

– Ну и куда же она пошла? — спросил он наконец.

– Почем мне знать, — сказал Джордж. — Я ей вслед не глядел.

Кудряш сердито зыркнул, повернулся и быстро пошел к двери.

– Знаешь, Ленни, — сказал Джордж. — Боюсь, как бы не пришлось подправить вывеску этому гаду. Не нравится мне его наглость. Сукин сын! Ну ладно, пойдем. А то ведь нам эдак ничего и не достанется.

Они вышли во двор. Узкая полоска земли под окном была озарена солнцем. Издали доносился стук мисок.

Вскоре старая собака, прихрамывая, вошла в отворенную дверь. Она поглядела вокруг добрыми подслеповатыми глазами. Потом понюхала воздух, легла и положила голову на лапы.

Кудряш вернулся и снова заглянул в дверь. Собака вздрогнула, но как только Кудряш ушел, она снова уронила на лапы свою поседелую голову.

Хотя за окнами барака еще даже не начинало смеркаться, внутри было темно. Через открытую дверь слышался топот ног, одобрительные или насмешливые возгласы и звяканье — играли в подкову.

Рослый и Джордж вдвоем вошли в темный барак. Рослый протянул руку над столом, где валялись карты, и зажег электрическую лампочку. Из-под жестяного абажура на стол упал конус яркого света, а по углам барака по-прежнему густела тьма. Рослый уселся на ящик. Джордж сел напротив.

– Пустяки, не стоит благодарности, — сказал Рослый. — Все равно, наверное, пришлось бы утопить.

– Может, для тебя это пустяк, — сказал Джордж, — а для него это много значит. Ей-ей, не знаю, как и загнать его сюда на ночь. Он ведь ляжет в конюшне, рядом со щенками. Так и норовит залезть к ним в ящик.

– Пустяки, — повторил Рослый. — Ты про него верно сказал. Может, он и не больно много соображает, но работников таких я еще не видывал. Он, когда ссыпал зерно, чуть не до смерти замучил напарника. Никто за ним не поспевал. Господи, первый раз вижу такого силача.

– Ему только скажи, чего делать, — отозвался Джордж гордо, — все выполнит, если соображать не требуется. Сам он, понятно, никакого дела себе не придумает, зато уж чего ему велено, сделает в лучшем виде.

Со двора послышалось звяканье подковы о железную стойку и негромкие одобрительные возгласы.

Рослый чуть отодвинулся со стола, чтобы свет не бил в глаза.

– Странно, что вы с ним всегда вместе.

Этими словами Рослый как бы вызывал Джорджа на откровенность.

– Что ж тут такого странного? — спросил Джордж напрямик.

– Сам не знаю. Люди редко живут так. Я вот сроду не видал, чтоб двое вместе по стране колесили. Сам знаешь, как поступают работники на ранчо — приходят, занимают койку, работают месяц, а потом берут расчет и уходят поодиночке. Им наплевать на других. Потому и странно, что безмозглого вроде него и такого умницу, как ты, водой не разольешь.

– Он не безмозглый, — сказал Джордж. — Он тугодум, но не сумасшедший. Да и я не больно умен, иначе не гнул бы здесь спину за полсотни долларов с харчами. Будь я умен или хоть малость смекалист, у меня было бы свое маленькое хозяйство, и я выращивал бы собственный урожай, заместо того чтоб на других горбить.

Джордж наконец умолк. Он разговорился, ему хотелось говорить еще, а Рослый его не расспрашивал, но и не прерывал. Он просто слушал.

– Это вовсе не странно, что мы с ним всегда вместе, — сказал Джордж после долгого молчания. — Мы оба родом из Оберна. Я знал его тетку Клару. Она взяла его к себе ребенком и вырастила. Тетка померла, и Ленни стал работать со мной. И мы вроде бы привыкли друг к другу.

Рослый хмыкнул.

Джордж поглядел на Рослого и встретил его спокойный независимый взгляд.

– Странно! — сказал Джордж. — Я над ним немало измывался, уж как только не подшучивал, он ведь такой робкий, не может постоять за себя. Он даже не понимает, что над ним смеются. Вот я и забавлялся. Ведь рядом с ним я бог весть какой умник. А он все сделает, что я ему ни велю. Скажу: залезь на вершину горы, — он и полезет. Но потом все это надоело. Он никогда не сердился. Я лупил его почем зря, а ведь он мог переломать мне все кости одной рукой, но никогда и пальцем не тронул. — Голос Джорджа зазвучал проникновенно. — Знаешь, почему я перестал над ним надсмехаться? Как-то раз на берегу Сакраменто собралась толпа. Ну, я от большого ума поворачиваюсь к Ленни да говорю: «Прыгай в воду». И он прыгнул. А плавает он, как топор. Чуть не утоп. Мы его вытащили, и он же нас благодарил. Совсем позабыл, что это я велел ему в воду прыгнуть. С тех пор я такого не делал.

– Он добрый малый, — сказал Рослый. — А добрым быть ума не надо. И даже наоборот, мне иной раз думается: взять по-настоящему умного человека — такой редко окажется добрым.

Джордж собрал в колоду разбросанные карты и принялся раскладывать пасьянс. Снаружи послышались шаги. Предзакатные блики все еще играли на окнах.

– Родни у меня нет, — сказал Джордж. — Я много видал людей, которые ходят с ранчо на ранчо в одиночку. Что ж тут хорошего? Тоска смертная. Да и совсем озвереть можно. Глотку друг другу готовы перегрызть.