Ленин (Глава 1) - Волкогонов Дмитрий Антонович. Страница 28

Думаю, что молодая семья начинала жить без особой

любви, тем более что Крупская вначале просто объявилась невестой Ульянова. Но годы сближали этих людей все больше. Ведь брак - это мост от одной души к другой. В жизни бывает всякое: этот мост может соединять людей или, наоборот, разъединять их. С годами Крупская становилась тенью Ленина; ее жизнь стала иметь смысл только в связи с этим именем. Это стало заметно очень скоро: Крупская уже не могла даже явно неблаговидное "под рукой Ильича" рассмотреть...

Когда судьба занесла чету за границу, Крупская быстро приняла тот щадяще-прогулочный режим, которого придерживался Ульянов. Впрочем, это говорю не я, об этом почти в каждом письме "дорогой мамочке" сообщает сам Владимир Ильич. Из Женевы он, например, пишет: "...все еще веду летний образ жизни, гуляю, купаюсь и бездельничаю"; из Финляндии: "Здесь отдых чудесный, купанье, прогулки, безлюдье, безделье. Безлюдье и безделье для меня лучше всего..." Из Франции: "Мы едем на отдых в Бретань, вероятно, в эту субботу..." Из Польши матери в Вологду: .Здесь совсем весна: снегу давно нет, тепло совершенно, ходим без калош, солнце светит для Кракова необычайно ярко, не верится, что это в "мокром" Кракове. Досадно, что приходится тебе с Маняшей жить в скверном городишке!"92

Как видим, некоторые "профессиональные революционеры" жили весьма недурно. За границей. Напрасно искать в советской литературе, на какие средства после смерти Ильи Николаевича существовала семья Ульяновых, члены которой могли позволить себе почти в любое время поехать за рубежи России, пожить в Германии, Швейцарии, Франции... Полтора десятка лет провел там и лидер большевиков. Каков был источник не только создания условий для политической, литературной, организационной работы, но и для "безделья"?

Денежные тайны

В духе большевистских традиций существовало правило: о партийном бюджете знала только верхушка партийного ареопага. Часто - только Генеральный секретарь. Мил

лионы коммунистов (после Октябрьской революции) исправно, в строго обязательном порядке платили свои взносы, но не имели ни малейшего представления, куда они идут. Да что коммунисты! Государство не ведало, как много средств понадобится партии из его бюджета на помпезные партийные представления в виде съездов, поддержку зарубежных компартий и нелегальных групп, а до 1943 года и на содержание Коминтерна. Считалось, например, совершенно нормальным ежегодно рассматривать в ЦК бюджет Коммунистического Интернационала.

Например, 20 апреля 1922 года на заседании Политбюро, на котором присутствовали Ленин, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Сталин, Томский, Рыков, некоторые приглашенные партийные деятели, была принята смета Коминтерна на 1922 год в сумме 3 миллиона 150 тысяч 600 рублей золотом. С предложениями о финансировании ленинского детища члены Политбюро согласились без всяких прений, хотя на том заседании высшие партийцы решали еще непростые вопросы о государственных расходах: об уплате Польше контрибуции по Рижскому договору и выделении золота разведывательному управлению на особые цели93. Правда, через неделю Политбюро по представлению Зиновьева "уточнило" смету Коминтерна и создало резервный фонд этой всемирной коммунистической организации, выделив для начала в него еще 400 тысяч рублей золотом. Обосновывая необходимость фонда, Зиновьев, в частности, доказывал, что нужно прямо сейчас отпустить не меньше 100 тыс. рублей золотом "на агитацию среди японских солдат"...94.

Так по воле партийного руководства уходили государственные деньги, валютные средства, созданные многими поколениями народа России. Никто и никогда не мог знать, особенно в сумерки сталинских лет, куда идут партийные (или государственные?) деньги. Но мы отвлеклись. Здесь автору хотелось лишь сказать, что страсть к финансовым тайнам родилась у большевистских вождей давно, еще в прошлом веке.

У людей, воспитанных, как я сам, не могло еще пятнадцать-двадцать лет назад даже возникнуть мысли: на какие средства Ленин жил до революции? Молодой Ульянов был зачислен в январе 1892 года помощником присяжного пове

ренного А.Н.Хардина. Он участвовал в считанном числе дел в качестве защитника, которые давали мизерные суммы, едва покрывавшие, по выражению В.Ульянова, "выборку судебных документов". Поручали же Ульянову, как правило, защиту лиц, уличенных в мелких кражах. Так, в 1892 году Ульянов выступает на заседаниях Самарского окружного суда в качестве защитника по делам о кражах, совершенных М.В.Опариным, Т.И.Сахаровым, И.И.Уждиным, К.Ф.Зайцевым, И.В.Красильниковым, Е.Я.Тишкиным, М.С.Бамбуровым... Неважно, шла ли речь о краже носильных вещей из сундука купца Коршунова или воровстве хлеба из амбара "богатея Коньякова", - дела эти, к которым изредка привлекался в качестве защитника молодой юрист Ульянов, прокормить его не могли. Но ведь в революцию 1917 года Ленин приехал 47-летним, зрелым человеком. Из них на поприще адвокатской работы он пробовал себя менее двух лет. А остальные годы? Каков был источник существования будущего вождя русской революции? Почему на протяжении десятилетий этой проблемы в историографии как будто даже не существовало?

Где-то в подсознании складывалось впечатление, что Ленин был вождем всегда и вопреки "материалистическому пониманию истории" вопросы жизни, быта, существования этого человека не имели никакого значения по сравнению с мировыми проблемами революции, которые стала решать созданная им партия. Иконопись бытия этого человека позволяла использовать при создании портретов только цветa киновари, лазури, золота.

Наверное, первым, кто вторгся в эту сферу, пытаясь иконизированный образ вождя сделать земным, был Н.В.Вольский (Валентинов), который, опираясь на личное знакомство с В.И.Ульяновым, на основе многолетних скрупулезных исследований придал земные черты лидеру русской революционной социал-демократии, осветил те грани и стороны портрета вождя, которые официальная историография предпочитала держать в полумраке загадочной, иррациональной святости.

После смерти кормильца семьи Ильи Николаевича Ульянова его жена Мария Александровна, будучи вдовой действительного статского советника, кавалера ордена Станис