За кулисами второй мировой войны - Волков Федор Дмитриевич. Страница 56

Вопрос о вступлении Турции в войну на стороне союзников обсуждался еще в Тегеране. Известно, что турецкое правительство в период временных успехов фашистской Германии занимало отнюдь не нейтральную позицию, а помогало ей. Немецкие военные корабли, подводные лодки вопреки конвенции в Монтрё свободно проходили в Черное море, совершали варварские обстрелы Севастополя, Одессы и других черноморских портов СССР.

Турецкое правительство намеревалось вступить в войну на стороне германских фашистов после падения Москвы. В результате сокрушительного провала операции «Тайфун» — разгрома немцев под Москвой оно изменило свои планы. Затем турецкое правительство собиралось объявить войну СССР после падения Сталинграда Но великие победы Красной Армии на Волге, под Курском и Белгородом, победы армий США и Англии в Африке и Европе постепенно вели к изменению позиций турецкого руководства: чаша весов склонялась в сторону великих держав. Однако турецкие правящие круги еще находились под впечатлением былых «побед» немецкой военной машины. Поэтому они не решались сделать коренной поворот в политике «нейтралитета» и вступить в войну на стороне армий СССР, США и Англии. Они хотели играть в военной политике наверняка. Неудачный опыт первой мировой войны, когда военный министр Энвер-паша и его сторонники поставили на австро-германскую лошадку, дорого обошелся Турции. Она была значительно урезана Англией и Францией по Севрскому и Лозаннскому миру.

Прибыв в Каир на встречу с Рузвельтом и Черчиллем, Исмет Иненю сделал все возможное, чтобы продолжить турецкую политику баланса, не допустить немедленного втягивания страны в войну на стороне союзных держав. Какой-то шутник в Каире комментировал: "Турки носят хорошо настроенные слуховые аппараты, немедленно отключающиеся при каждом упоминании о возможности вступления Турции в войну".

На первом совещании Рузвельта, Гопкинса, Черчилля, Идена с Иненю, состоявшемся на вилле Рузвельта 4 декабря, британский премьер усиленно доказывал: "Турция должна вступить в войну, присоединиться к нациям, говорящим на английском языке".

Настойчивость и активность Черчилля обусловливались все тем же желанием — гальванизировать балканский вариант открытия второго фронта при активном участии Турции, использовать ее для борьбы с демократическими силами в Греции, Румынии, Болгарии. "Мне кажется, — говорил Ф. Д. Рузвельт сыну Эллиоту в связи с этим, — это была в некотором роде последняя попытка Черчилля настоять на наступлении союзников с юга, со стороны Средиземного моря".

Однако турецкое правительство не желало вступать в войну. Иненю заявил: "Турция не готова вступить в войну, военные действия могут закончиться и без сотрудничества с ней".

На следующий день он продолжал тоскливо тянуть ту же песню — о необходимости тщательной подготовки к войне, но, когда Турция будет готова, он, Иненю, не знает.

Рузвельт не был настойчив в попытках вовлечь Турцию в войну, сочувствовал турецким политикам, их точке зрения "не быть застигнутыми в тот момент, когда у них спущены брюки". Хотя помощь Турции отвлекла бы союзников от концентрации всех сил на выполнение операции «Оверлорд», ослабила бы силу основного удара.

6 декабря, на третьей встрече с Рузвельтом и Черчиллем, Иненю снова подтвердил отказ Турции от вступления в войну. Он лишь заверял президента и премьера в "лояльном отношении Турции" к союзникам, полагая, что война продлится еще не менее года и Турция, "осуществляя период подготовки", будет иметь возможность помочь им.

При личной встрече с Черчиллем, состоявшейся 7 декабря (Рузвельт уже вылетел рано утром в Тунис и оттуда возвратился в Вашингтон), Иненю заявил, что остается при своем мнении. Конференция в Каире закончилась безрезультатно.

Увертки турецких руководителей, их нежелание вступить в войну объяснялись тем, что они продолжали поддерживать тесный политический контакт с Германией. Турки заверяли немецкого посла в Анкаре фон Папена, что "Турция воздержится от активного участия в войне на стороне союзников".

Позиция Турции вольно или невольно способствовала «похоронам» средиземноморской стратегии Черчилля. Его последняя попытка открыть "второй фронт" на Балканах провалилась.

Только тогда, когда разгром фашистской Германии стал очевидным и Красная Армия начала освобождать народы Балканского полуострова, а союзники в июне 1944 г. открыли второй фронт в Европе, турецкое правительство сделало новый шаг по пути сближения с США и Англией и 2 августа 1944 г. разорвало дипломатические и экономические отношения с фашистской Германией.

По мере новых успехов армий союзников в Европе турецкое правительство, все более опасавшееся опоздать к столу мирной конференции, 23 февраля 1945 г. объявило войну фашистской Германии. Однако к этому времени советско-германский фронт отодвинулся от Турции на сотни километров: Красная Армия освободила Болгарию, Румынию, Югославию, часть Чехословакии, Венгрии, и турки могли не опасаться "захвата Истанбула" воздушным десантом, немецких бомбардировок.

Операция "Цицерон"

После завершения Тегеранской конференции немецкая разведка сделала все возможное, чтобы узнать о важнейших решениях, принятых руководителями СССР, Англии и США.

Часть этой информации, имевшей в то время большое государственное значение, стала известна немецким агентам секретной службы гестапо и абвера, работавшим в аппарате посольства и военного атташе в Турции через их тайного агента Эльяса Базну (получившего от германского посла в Турции фон Папена кличку Цицерон), который устроился камердинером к английскому послу в Турции Нэтчбэллу Хьюджессену.

Факт утечки секретной информации из английского посольства в Турции позднее был признан тогдашним министром иностранных дел лейбористского правительства Бевином. В ответ на запрос депутата английского парламента Шеперда 18 октября 1950 г. о краже секретных документов, включая документы об операции «Овер-лорд», из английского посольства в Турции Бевин ответил: "…никакие документы фактически не были украдены во время войны из посольства ее величества в Анкаре… Но следствие по этому делу показало, что камердинер посла сфотографировал в посольстве несколько секретных документов и продал пленку немцам. Он не мог бы сделать это, если бы посол соблюдал предписания, относящиеся к хранению секретных документов". Однако на вопрос депутата Патона, "с какой целью весьма секретные детали о военных операциях предоставляются послам в странах, подобных Турции", ответа не последовало.

Несомненно, английский посол в Турции не имел достаточно полных материалов о Тегеранской и Каирской конференциях. Ему было направлено только краткое сообщение о принятых решениях. Базне удалось сфотографировать это резюме о решениях, принятых в Тегеране и Каире, и продать фотопленки за 300 тыс. ф. ст. (они оказались фальшивыми) Л. Мойзишу, секретному агенту гестапо в Анкаре, занимавшему пост "коммерческого атташе" немецкого посольства в Турции.

Проявив эти фотопленки, Мойзиш, как он пишет в своей книге, увидел, что в его руках "оказались все протоколы Каирской и Тегеранской конференций". Но это была явная ложь, поскольку в Тегеране и Каире не велись протоколы, а имелись лишь записи заседаний, составленные отдельно представителями делегаций СССР, Англии и США.

Руководитель фашистских разведчиков в Анкаре посол фон Папен писал позднее в своих мемуарах: "Информация Цицерона была весьма ценной по двум мотивам. Английскому послу были направлены резюме решений, принятых на Тегеранской конференции. Это раскрыло намерение союзников относительно политического положения Германии после ее поражения… Но еще большее и непосредственное значение его информации состояло в том, что в наше распоряжение поступили секретные данные об оперативных планах противника".

Папен признает, что английскому послу в Анкаре были направлены лишь резюме решений в Тегеране и Каире: "Телеграммы Цицерона говорили о дебатах "большой тройки" в Тегеране относительно формулы "безоговорочная капитуляция".