Амулет (Потревоженное проклятие) - Волков Сергей Юрьевич. Страница 58
А вдруг Смирнов — это Судаков?!
От такой мысли мне вдруг стало жарко, но я сразу одернул себя фантазер! Наплел с три короба, сам себя запутал! Да и не похожь он ни чем на Судакова — тот вальяжный, в себе уверенный, наглый, а этот спит в основном, да молчит. И лицо совсем другое… Хотя с лицом-то сложнее — я Судакова вблизи не видел ни разу, и о том, как он выглядит, имею смутное представление…
«Олух!», — вдруг сказал мне внутренний голос: «Судаков знает тебя, как облупленного — у него же есть твоя фотография! Если бы экспедитор был Судаковым, он давно бы тебя пришил и скрылся! Да и не может быть таких совпадений!»
Я покосился на дремавшего экспедитора — сморчок сморчком! Действительно, таких совпадений быть не может!
Впереди показалась Уфа. Саня включил радио, и из динамиков полилилась незнакомая, быстрая и непонятная речь. Потом тонкий женский голос завел песню на башкирском языке. «Да, Россия кончилась!», — промелькнуло у меня в голове.
Неожиданно встречный «Зил» моргнул нам фарами, Пеклеванный в ответ помахал рукой — мол, спасибо!
— Чего это он? — спросил я, кивнув на проносящуюся мимо машину.
— Тут на трассе везде у водил обычай такой — фарами предупреждать друг друга, что менты в засаде сидят! — объяснил Саня, снижая скорость.
— Вроде дорожного братства?
— Ну, типа того… А вон и они! — водитель указал рукой на притулившийся в далеке у обочины «Уазик»-буханку, на крыше которой торчал какой-то небольшой предмет.
— Гады, за машину сховались и секут по радару, кто скорость превышает! Вон, смотри!
Нас быстро обогнала красная «шестерка» и помчалась вперед. Из-за «Уазика» выскочил гаишник, взмахнул палочкой, свистнул в свисток… Машина остановилась, оттуда вылез понурый водитель, и на ходу доставая что-то из кармана, пошел к милиционеру.
— Все, попался, ясный сокол! — прокомментировал Пеклеванный: — А мы тут, под шумок, и проскочим!
— Лихо они его!
— Ну так жить-то всем надо!
— И много берут?
— Где как… Но, думаю, не меньше сотни, это точно!
Мы минули гаишников и через пять минут въехали в Уфу.
После Уфы дорога сузилась, стало больше колдобин, горы вокруг выросли, появились отвесные скалы, да и растительность по бокам дороги изменилась вместо обычных среднерусских лип, кленов и тополей появились сосны, лиственницы, елки…
— Скоро перевалы начнуться! — сказал Пеклеванный: — Тут зимой еще хуже, чем в Жигулях! Хорошо, погода нормальная, а то опять попадем в «промблему»!
— Саня, черт! Ты сейчас опять сглазишь! Давай уж про погоду молчок! прервал я Пеклеванного.
— Ладно, ладно…
Вечерело. Дорога карабкалась вверх, потом падал вниз. Временами мне становилось страшно — то слева, то справа виднелись крутые обрывы, попадались могилки у обочин. На многих обелисках я видел покореженные рули — последние пристанище погибших шоферов…
Мы проехали Сим, справа за горой остался Катав-Ивановск, и к полуночи наш «Камаз» въехал в Миасс.
Пеклеванный остановил машину у большого, ярко освещенного поста ГАИ, обьявил, что завтра к обеду мы будем в Куртамыше, а сейчас он устал и хочет спать.
Я помог ему залезть в спальник, усмехнулся, услышав, как водитель ворчит: «Первый раз ночуем, как люди!», и вышел из машины размять ноги.
Порошил снежок. Подморозило, чистый воздух пах хвоей, впереди светился огнями город, вдалеке темнели Уральские горы.
«А все же хорошо! Хорошо, что я устроился на эту работу, хорошо, что я поехал в эту командировку — когда бы еще мне удалось объехать полстраны! Черт возьми, как я бредил романтикой дальних странствий в детстве! Можно сказать, что мечты сбылись!».
Тогда я и не предпологал, что ждет меня завтра…
Ночь прошла спокойно. Вообще, после заносов под Исаклами все пошло хорошо, и я уже надеялся, что все беды, которые навлек на меня амулет, позади!
Утром мы позавтракали в пельменной и поехали дальше, к полудню позади остался заснеженный дымный Челябинск, а еще через пару часов «Камаз» свернул у Шумихи на Куртамышскую дорогу.
— Через минут сорок будем на месте! Николаич, ты знаешь, куда нам ехать в этом Куртамыше? — поинтересовался Пеклеванный.
Смирнов замялся:
— Нам не в сам Куртамыш — надо будет свернуть, я покажу, где, и еще километров сорок-пятьдесят по проселку. Сейчас холодно, грязь замерзла, думаю, мы не застрянем!
Горы отступили от дороги еще под Челябинском, теперь вокруг расстилалась тайга, заснеженные сосны, ели, кедры покрывали склоны холмов, угрюмо надвинувшись к самой обочине.
Мы не доехали до Куртамыша трех километров, когда Смирнов обьявил, что пора поворачивать. «Камаз» съехал с асфальта на грунтовку, уходящую в глубь тайги, и мы запрыгали на сиденьях — проселок напоминал стиральную доску. Скачка продолжалась почти час, стало смеркаться, и почти в четыре мы наконец выскочили на высокий заснеженный берег большой, еще не замерзшей реки. Дорога вела вниз, к самой воде, где и заканчивалась. Приехали!
— Ну и куда дальше? — неприятным голосом спросил Пеклеванный.
— А дальше я хочу с вами поговорить! — Смирнов снял, по-моему в первый раз за все время, свою шляпу, вытер платком пот со лба, хотя в кабине было не жарко, внимательно посмотрел на нас, и сказал:
— Дело в том, что я хочу дать вам возможность заработать! Вы оба явно не богачи, и пять тысяч долларов каждому будут не лишними!
— Э-э-э? — протянул Пеклеванный, заблестев глазами. Что касается меня, то я ничего не понял — о чем, черт возьми, идет речь?
— Мы приехали сюда не за кедровым маслом! — продолжил между тем Смирнов: — Нет, по документам мы повезем отсюда именно его, но на самом деле здесь, недалеко, за рекой, лежит имущество нашей метеорологической экспедиции — приборы, журналы наблюдений и прочее. Приборы очень ценные, дорогие, но если вывозить их обычным путем — хлопот не оберешься! Во многих приборах ртуть, радиоактивные элементы, нужно запастись кучей справок из санэпидстанции, разных экологических организаций, а на их сбор уйдет полгода! Поэтому мы решили вывезти все втихарая, не привлекая внимания.
— А почему ваше… ваши вещи оказалось здесь? — спросил Пеклеванный, наторожившись.
— Мы прошедшим летом проводили в этой речной долине микроклиматические исследования для одной шведской фирмы. Кажется, шведы хотят построить здесь какой-то рудник, и им нужно знать, подходит ли здешний климат для шведских специалистов и рабочих, к слову, на Западе всегда так делают!
Наша экспедиция проработала все лето, но в конце августа из-за конфликта с местными властями нам пришлось свернуть наблюдения и уехать, причем на оборудование они хотели наложить арест — на том берегу заповедник, и мы, якобы, нарушали закон, работая на его территории. Все осталось там — все данные, записи, анализы, плод работы десяти человек! Мы сообщили заказчику, что случилось — и нам предложили вывезти все вот таким вот способом, не привлекая внимания.
Вы не волнуйтесь, все будет в порядке! Все печати, бланки, накладные у меня с собой — комар носа не подточит! И, кроме того, я плачу вам за участие и молчание — пять тысяч долларов каждому! Это большие деньги!
— А почему вы нам сразу не сказали, в чем дело? Ну, еще там, в Ряжске? — спросил я.
— Честно сказать, я побоялся, что вы откажетесь, и наша поездка не состоиться!
— Ага! А теперь нам вроде и деваться некуда! — как-то слишком радостно сказал Пеклеванный, и тут же добавил: — Ну, раз другого выхода нет, я согласен! Серег, а ты?
Я колебался, и чтобы протянуть время, спросил:
— А это оборудование ваше, оно что, в чистом поле лежит?
— Нет, зачем же в поле! Мы в стороне от базы выкопали траншею, упаковали все приборы и журналы с записями в полиэтилен, уложили внутрь, накрыли сверху досками и засыпали землей! Места тут глухие, вряд ли кто что тронет!
— А как мы попадем на тот берег?
Смирнов усмехнулся: