Твой демон зла - Волков Сергей Юрьевич. Страница 29
- А вы, Сергей Степанович, к нам так, полюбопытствовать? - спросил вдруг Наставник.
- Вобщем-то да! - кивнул Воронцов: - Уж очень хорошо моя Катерина отзывалась о вашем клубе! Решил посмотреть, что там у вас происходит!
- Это замечательно! Замечательно, что вы интересуетесь! - серьезно кивнул Наставник: - Вы, простите, кто по образованию?
- Инженер-электронщик, работал в проектном институте...
- А сейчас, как я понимаю, работу по специальности оставили?
Воронцов удивленно посмотрел на Олега Александровича:
- Откуда вы знаете?
- Я даже попытаюсь угадать, чем вы сейчас занимаетесь! Вы - служащий, скорее всего в правоохранительных органах, или в охране какой-нибудь частной фирмы! Угадал?
У Сергея от изумления вытянулось лицо:
- Как вы узнали? Катя рассказывала?
Наставник опять улыбнулся:
- Нет, Катенька про вас ничего не говорила! Просто у меня богатый жизненный опыт плюс немного дедукции!
- Я действительно охранник, из института ушел ещё летом - мы занимались там проектированием электронно-бытовой техники, ну, а как наступили новые времена, не стало заказов! Так и протирали штаны - ни работы, ни денег! Надоело, да и семью надо кормить...
Олег Александрович серьезно ответил:
- Беда нашего времени! Квалифицированные специалисты вынуждены браться за любую работу, лишь бы выжить! Но ваш выбор лично мне импонирует!
- Да? - снова удивился Сергей: - Интересно, чем?
- Видите ли, образованный, интеллигентный человек в нашей стране, как правило - это замотанный жизнью, задавленный бытом и горой комплексов субьект, не способный ни морально, ни физически противостоять окружающему его насилию. Психика его угнетена и подавлена, единственные мысли - как выжить в этом злом и опасном мире вообще, и как не получить вечером, идя домой, по лицу, от компании пьяных подростков у подъезда, в частности. Остальная, назовем её серой, часть общества, не отягощенная излишними принципами и интеллектом, легко, походя, давит, ломает такого человека, даже не замечая этого! И мне всегда было радостно сознавать, что есть среди НАС люди, способные противостоять давлению жизни, давлению "серой массы"!
"Ишь ты! Среди НАС!", - внутренне усмехнулся Сергей, но неожиданно ощутил в душе прилив гордости за себя, за свой выбор, за свою жизнь.
- Ну, вот мы и дома! - провозгласил между тем Наставник, берясь за ручку двери ДК: - Вы, Сергей Степанович, походите, посмотрите, послушайте, а захотите продолжить этот разговор - подходите ко мне, не стесняйтесь! Рад нашей встрече и знакомству!
Наставник заспешил вверх по широкой лестнице, а Сергей с Катей остановились возде стойки гардероба - раздеться.
- Ну как тебе наш Наставник? - спросила Катя, заглядывая в глаза мужу.
- Ничего, интересный мужик! Я, наверное, ещё поговорю сегодня с ним, возникла у меня пара вопросов...
- Ага! - возликовала Катя: - Я же тебе говорила! А ты все твердил: "Сборище домохозяек, сборище домохозяек...". У нас, между прочим, мужчин больше, чем женщин! Ну, пошли в зал?
Воронцов кивнул - пошли!
Народу в небольшом зале с десятком столов и множеством стульев собралось не так чтобы уж и много - человек тридцать. Люди сидели за столиками, стояли группками, негромко о чем-то переговариваясь, кто-то доставал из сумок и пакетов принесенную с собой снедь, возле огромного, трехведерного электрического самовара суетились двое мужчин - один, высокий, в толстом свитере, заливал воду, второй, напротив, маленький и щуплый, разматывал удлиннитель, что бы включить самоварного монстра в розетку.
Катя потащила Сергея "к нашему" столику, за которым Воронцов уже увидел подругу жены Свету с мужем, кажется, врачем-психологом, и ещё несколько незнакомых ему людей.
Сергей шел через зал, сдержано кивая в ответ на улыбчивые приветствия незнакомых ему людей, а сам прислушивался к разговорам, обрывки которых долетали до его слуха.
"- И, старик, уровень энтропии неизбежно начинает повышаться... Руки! Как он писал руки! На каждой картине... Искусственный интеллект - уже реальность, он уже изобретен, описан, дело только за материальным воплощением... И тут встает старший Стругацкий, он в президиуме сидел, и говорит..."
Воронцов вдруг поймал себя на мысли, что ему... хорошо! Он словно бы попал наконец к СВОИМ! К тем, кто не говорит только на тему "ББФ", то бишь - о бабах, "бабках" и футболе, кому не надо доказывать, что третьесортный американский кинематограф - это не искусство, от кого не надо ожидать никаких подвохов, с кем просто хорошо, потому-что... Потому-что они такие же, как и ты сам!
Воронцовы подошли к занятым для них местам, Сергей обменялся с психологом, которого звали редким именем Эммануил, рукопожатием, присел на стул, кивнул остальным, наблюдая, как веселая Катя выкладывала на большой поднос своих "гадких утят".
Катины пирожные произвели фурор. Женщины буквально выстроились в очередь, чтобы записать рецепт, мужчины восторгались необычным внешним видом и редким, изысканным вкусом.
За чаем, разговорами, шутками прошло время. Особенно Сергею понравился немолодой уже программист, человек необычайно остроумный, едкий, и в то же время начисто лишенный обычного для такого типа людей цинизма. Они вышли покурить в холл и почти час проспорили, обсуждая проблему развития компьютера как помощника человека.
Ближе к концу вечера Сергей, как и обещал, подошел к столу, за которым сидел Наставник. Олег Александрович обрадовался Воронцову, предложил свободный стул, пододвинул чашку чая:
- Ну как вам у нас? Могу я считать, что нашего полку прибыло?
Сергей замялся:
- Вообще-то это все очень здорово, интересно и... уютно, что ли, но к сожалению, моя работа...
Наставник поднял руки в шутливом жесте:
- Дальше не продолжайте! Все понимаю, работа - это свято! Приходите, когда это будет возможно! А теперь, если желаете, продолжим наш разговор?
Воронцов кивнул, глотнул ароматного, крепкозаваренного чая, приготовился слушать. Олег Александрович поправил очки, уселся поудобнее и начал так:
- Временам свойственно меняться. Я имею в виду не столько перемены в нашей стране, сколько мировую, глобальную, так сказать, перемену. Подобные изменения в жизни человечества уже были - на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, в двадцатые-тридцатые годы нашего столетия...