Твой демон зла - Волков Сергей Юрьевич. Страница 44

Дорога постепенно забирала вверх, стеной подступил с двух сторон лес, в салоне "Чайки" стало темно от заслонивших солнце деревьев, потом подьем кончился, лес вдруг отступил, и машины вырвались на залитый солнцем, ослепительно блистающий заснеженный косогор.

- Стоп, машина! - скомандовал Борис, распахнул дверцу, помог Лене выйте, подвел её к краю дороги, махнул рукой:

- Ну как, нравиться?

Перед ними расстилалась огромная, уходящая на восток речная долина. Река, летом, видимо, не большая, зимой, покрытая снегом, скрывающим очертания берегов, казалось огромной, широкой и могучей в своей спящей красоте. Величественные сосновые боры возвышались на правом её берегу, левый уходил к горизонту плоской равниной, на которой то здесь, то там росли громадные, раскидистые дубы.

Кое-где у реки из снега торчали сухие метелки камыша, а на ровной, не тронутой белой скатерти снега виднелась аккуратная цепочка лисих следов.

Катя прижалась к Сергею, прошептала в ухо:

- Вот так живешь всю жизнь в столице России, а саму Россию увидишь вдруг только на тридцать четвертом году жизни! Господи, хорошо-то как!

Подъехали чуть отставшие две остальные машины. Гости выходили из салонов и все, как один, ахали! Мать честная, красотища! Радостный воплощению своей мечты Борис отобрал у кого-то из знакомых видеокамеру, снял Лену на фоне заснеженной реки, потом схватился за фотоаппарат, но тут вмешался Воронцов:

- Борька, ты же жених! Вернее, уже муж! Иди к молодой жене, я вас сниму!

- Э-э-э! Позвольте мне, вы же тоже не последнее лицо на свадьбе свидетель! - раздался вдруг над ухом Воронцова низкий бас. Сергей повернулся и увидел склонившегося над ним того самого бородача, с которым он хотел познакомиться.

"Удачно!", - подумал Воронцов, отдавая фотоаппарт: "Будет теперь повод заговорить!".

Нафотографировавшись, выпив, кто шампанского, кто водочки, порядком замерзшие гости вернулись на свои места в машинах, и кортеж лихо понесся назад, в местную церковь, венчаться...

В церкви, пока молодой батюшка, больше похожий на рок-музыканта в рясе, выполнял все необходимое, Воронцов заскучал. Ему почему-то с дества не нравилось в церкви, запах ладана, горящих восковых свечей и общая атмосфера таинственного, внеземного, божественного внушали Сергею какой-то страх, похожий на страх смерти.

- Венчается раба божия Елена и раб божий Борис... - хорошо поставленным голосом тянул батюшка, а Воронцов внутренне сжимался, держа над головой невесты тяжелую венчальную корону.

Из церкви поехали домой, пировать. У дома молодых уже ждали старушки-соседки, Светлана на правах старшей родственницы вынесла икону, Борис с Леной поцеловали скорбный лик богородицы, потом начались всякие народные обряды, типа ломания каравая хлеба - кто больше отломит, тот и будет хозяином в доме.

Наконец Борис подхватил жену на руки и под восторженные крики гостей внес её в дом. Все гурьбой повалили следом, рассаживаться за накрытыми столами в "горнице".

В общей кутерьме Катя случайно столкнулась с бородатым, узнала его, а он - её. Оказалось, что Володя - давний завсегдатай "КИ"-клуба, и одновременно друг Бориса по давней работе в НИИ Архивного Дела. О Сергее он много слышал от Епифанова, а когда узнал, что знаменитый Воронцов - муж его одноклубницы Катеньки, удивлению Владимира не было предела...

Свадебный стол поражал изобилием. Запеченные поросята, гульчахра из курицы, пельмени, несколько сортов грибов, салаты, заливное мясо, красная рыба, икра...

"Борька с Ленкой угрохали на свадьбу все свои сбережения, да ещё и занимали, наверное!", - подумал Воронцов, усаживаясь, как положено свидетелю, справа от невесты.

И пошла гулянка! Звучали тосты, бухали в потолок пробки шампанского, гости азартно кричали "Горько!", дарили подарки... На террасе было прохладно, и после горячего все полезли из-за стола плясать, и выплясывали при этом так, что половицы гнулись, а на столе подпрыгивали рюмки. Приглашенный из Дома Культуры баянист отмотал все пальцы, пытаясь угодить всем, кому - рок-н-ролл, кому - барыню, кому - частушки...

Потом пели хором, в основном Света с соседками, и все больше русское народное, да какое-то самобытное, неизвестное, Сергей только удивлялся. И опять - поздравляли молодых, опять плясали, выбегали на улицу играть в снежки, и снова садились за стол...

Часам к девяти вечера "сменили обстановку" - невеста собственноручно зажгла свечи, свет на террасе потушили, откуда-то появилась гитара, и пошли более знакомые песни: Высоцкий, Розенбаум, Никитины, Цой, Науменко, Гребенщиков...

Гитара гуляла от одного исполнителя к другому, даже сама невеста "тряхнуло стариной", исполнив свою любимую "Черную кошку". Сергей, к музыке относящийся, как говориться, "с любовью и уважением", с удовольствием слушал, подпевал, заказывал новые песни - его-то природа обделила и слухом и голосом.

Неподалеку от Сергея сидел смуглый, чернявый парень, гость со стороны Бориса, всю свадьбу хмуро крививший губы. На волне всеобщего застольного братства его не веселое лицо как-то больно резануло Сергея по глазам, и он крикнул чернявому:

- А ты что такой кислый? Петь-играть можешь?

Парень словно бы отвлекся от своих мыслей - улыбнулся застенчивой, хорошей улыбкой и кивнул - могу!

- Гитару сюда! - зычно крикнул уже изрядно принявший "на грудь" Воронцов. Дали гитару. Чернявый провел рукой по струнам, запрокинул голову, и вдруг выдал резкий, рубящий ритм, дергая струны всей пятерней, а потом высоким и одновременно хриплым голосом запел:

Поставте памятник Свободе.

Прекрасной деве, идеалу.

Мерилу чести, патриотке,

Так уважающей себя.

Из мрамора адреналина,

В зеленой тоге алкогольной,

С отечной близостью инфаркта

Взойдет на пьедестал она.

Ее прекрасные ланиты

Вцелованы в гнилые десны,

А девственность молочных желез

Удостоверит силикон.

Глаза Свободы - словно небо.

Зрачки - дымы канцерогенов.

А губы алые Свободы

Подобны дикторам ЦТ.

Она ногою горделиво

Стоит на цоколе гранитном,

Миниатюрными ступнями

Обута в тапочки "Симод".

В руках Свобода держит факел,