Великое Лихо - Волков Сергей Юрьевич. Страница 69

И в восходных землях, и в полуденных жарких странах, и на холодной полуночи, и в стороне загадочного заката - везде и всюду люди убивали людей, убивали себе подобных, тогда как никогда олень не убивает оленя, тигр не ест тигра, медведь не задирает медведя...

Вед устал ждать едва ли не больше, чем устал жить, но он не мог уйти, не получив послания, и он продолжал ждать - без надежды, без веры, но - с уверенностью, что ДОЛЖЕН ДОЖДАТЬСЯ!

Тяжелая, жуткая и кровавая осень опустилась в тот год на обитаемый мир, а за ней шла ещё более тяжкая зима, и едва ли люди помнили худшее время, но никто не задумался над этим - безумие Карающего Огня жило в каждом, одних толкая на кровь, других - на бесчестие, третьих - на смерть, а кое-кого и на предательство.

Пятеро усталых и оборванных путников пробирались той порой по закатной стороне некогда Спящих, затем Проснувшихся, а ныне, стараниями этих людей Вновь Уснувших, гор. Никому из смертных не было до них дела, ибо никто и не числил их среди живущих, но кое-кто из бессмертных, богов и духов, внимательно следил за маленьким отрядом ничего не подозревающих людей, следил, но до поры, до времени - в тайне...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Владыка.

Глава Первая

Море.

Маленький костерок, пляшущий меж сложенных в виде очага плоских камней еле-еле освещал лица сидевших в пещере людей. Фарн точил лезвия секиры, Зугур, тихо напевая себе под нос что-то на своем языке, чинил конскую сбрую, Шык раскладывал на куске черной кожи амулеты, брал их поочередно в руки, нашептывал деревянным, костяным и каменным фигуркам какие-то слова, гладил и складывал в котомку. Луня дремал, привалившись спиной к камням, а Гроум просто смотрел в огонь, и тонкогубый рот его кривила время от времени недобрая усмешка, но какие воспоминания посещали колдуна, что тревожило или веселило его - для всех оставалось загадкой. Гроум все больше и больше замыкался в себе, душа его, изможденная тяжелым походом и старостью, мучалась, кричала по ночам, и Луня слышал этот крик сквозь сон - словно бы где-то совсем рядом кричал попавшийся в силок заяц, а пара хорей уже кружила вокруг обреченного зверька...

Прошло восемь дней с того страшного утра, когда посланный неведомыми богами снегопад усыпил, обездвижел воинство зулов, а Гроум в порыве слепой ярости вбил кости и плоть четырех сотен ящеров в камни и скалы. Все это время путники пробирались через мертвые горы, уснувшие теперь уже надолго.

В диком бешенстве своем, когда трескалась земля, а из вершин черных, скалистых пиков текли реки расплавленного камня, распугали горы все живое на много дней пути вокруг, и ушли из зеленых, а ныне почерневших и обугленных долин и люди, и звери, улетели птицы, уползли гады. Нескоро ещё вернется сюда жизнь...

Путникам приходилось туго. Во время бешеной скачки через Зул-кадаш потеряли они всех своих коней, а с ними - и все припасы, теплую одежду, еду и множество мелких, зачастую и ненужных вещей, без которых, однако, когда придет час, не обойтись.

Но эти потери не жгли сердце, не ложились тенью печали на душу - горше мук телесных были муки скорби по погибшем на страшном пути - Чу, Сур, Тёрл, братья-пелаги Марвин и Барвин... Их уже не вернешь, не воскресишь никаким чародейством. Зулы сполна заплатили за жизни отрядников, но разве можно равнять в цене людскую жизнь и жизнь нелюдей? И оттого становилось ещё тоскливее - уже ничего не исправишь, не вернешь...

Как всегда бывает, когда, напрягая все силы, рвешься к какой-нибудь цели, и достигаешь её наконец, после наступает расплата. Опустошенная душа плачет, демоны царапают сердце своими острыми когтями, и мир видится серым и тусклым. Так, по крайней мере, думал Луня, сквозь опущенные ресницы глядя на костер, наблюдая расплывающиеся в сощуренных глазах лучи, разноцветные и яркие, такие веселые, словно и не было ничего, словно он дома, и смотрит в очаг, отдыхая после удачной охоты...

Словно подслушав Лунины мысли, Зугур отложил кожаную сбрую - вагас сберег её, не смотря на то, что все лошади пали, и таскал с собой, - и сказал:

- Третий день не едим ничего. Скоро ветер нас валить начнет. Шык, скоро мы выйдем в степь? Там я хоть суслика, да добуду...

Волхв устало поднял на Зугура взгляд своих выцветших от времени глаз:

- По Чертежу - через два дня, но рисунок гор там не точный, может, и позже, может и раньше... Ты же тропу обещал, где она?

- Тут так все искорежило. - Зугур пожал плечами.

- Камни кончаться раньше. - подал голос сидящий неподвижно грем: - Но в степи нас ждет встреча с людьми - хуры, что жили здесь прежде, а теперь ушли, убоявшись гнева гор, снова стекаются к их подножиям. Мы усыпили горы, и хуры думают, возвращаться им назад или нет. Нам лучше не встречаться с ними...

Луня вспомнил попавшееся несколько дней назад им на пути хурское поселение - два десятка каменных хижин, высокую башню между ними. Гнев гор пощадил постройки, лишь потрескались сложенные из плитняка стены да кое-где вывалились двери, и путники забрели внутрь, надеясь найти пищу. Луня теперь никогда не забудет деревянные столбы, стоявшие в каждой хижине. Вершины столбов увенчивали резные личины хурских богов, а к гладким бокам костяными иглами были приколоты уши, множество сморщенных, истлевших, и свежих, ещё не свернувшихся ракушками человеческих ушей... Да, с таким народом лучше не встречаться.

- Завтра мы пойдем на запад, выйдем к морю. Я слышал, хуры не любят моря, и не подходят к нему близко. - Шык развернул наколотый на тонко выделанной коже арскими умельцами Чертеж Земли, повел узловатым пальцем по линии берега Южного моря: - Если нам повезет, день-другой пути по побережью, и мы встретим ахеев. С ними проще договориться, и потом - от многих их поселений берут начала рукава Великого Хода, что ведут на полночь. Для нас с Луней это путь сперва домой, потом в Ар-Зум, к Веду, к его знаниям. Для Гроума - к Ледяному хребту, если он, конечно, захочет вернуться, а Зугур с Фарном вольны выбирать...

- Я пойду с вами, да и Фарн тоже! - спокойно сказал Зугур, блеснув глазами: - Видать, не судьба мне на родину вернуться. Все время вокруг ходим, а никак не завернем - так и быть по сему! С Фарном мы уж говорили про это - его дома никто не ждет, он хочет мир поглядеть, да опять же и злобится люто на зулского хозяина, а мы ведь за его головой собираемся?