Сюрприз для небогатых людей - Володихин Дмитрий Михайлович. Страница 3
– Тетка! Ты из стакана будешь?
Активистка глянула на него с ненавистью и принялась тщательно осматривать стены в поисках выхода. Под общий уже хохот. Решетников пожал плечами.
– Странный человек. Давно никто не умирал у нее, как видно. – И вправду, добавить нечего. Когда трупы дожидаются своей очереди на кремацию месяца по три, удобно устроившись в семейных фризерах, к ним привыкают, их воспринимают как заурядную деталь квартирного ландшафта… К чему напрасно волноваться?
Иван Балашов повернулся к брату и мотнул головой, мол, подержи место. Далеко не всем хватило мест на узких пластиковых лавках. Подошел к активистке, принялся ей втолковывать что-то.
Бритый:
– Тетка! Ухажера завела? – Хохот пошел с визгами и нервными подвываниями. Как в плохо подавленном картофельном пюре: ровно-ровно, а тут вдруг оковалочек.
Решетников обратился к матроне:
– Простите. Возможно я ошибаюсь, но… мы не могли быть с вами знакомы?
– Я с Одинцова с подмосковного. С Баковской резиновой фабрики.
– Еще раз простите, я, вероятно, обознался.
– Ничего. Бывает.
Вадима мучило то же сомнение. Какое приметное лицо! Он и спросил:
– А мы с тобой, Пышка Медовна, в знакомстве часом не были? – и улыбнулся так значаще, хотя, конечно, ждите пряников детишки, какая женщина станет думать про любовные дела посреди этакой казармы!
– Кому ты, а кому и Галина Петровна, – механически ответила матрона. – Тыкать полюбовнице своей будешь! – чтобы так складно и норовисто срезать мужчину, надо еще в глаза ему бесстыжие посмотреть. Он и потеряется. Но матрона в глаза Вадиму смотреть не стала. Отчего? – удивился Балашов. Что ж ты за личность такая, Галина Петровна?
Брат его вернулся. Слова его, как ни странно, успокоили темпераментную женщину. Общество отсмеялось, сколько положено, Бритый уже напоследок, арьергардно, объяснил, что, вот, мужик всегда имеет, чем бабу успокоить. Активистка поискала глазами свободное место. Нет такого. Она сделала риторическое движение бровями, но никто ей, конечно, не уступил. Унижаться и упрашивать она не умела, а при ее изможденной худобе простоять час или, скажем, четыре часа – кто знает, сколько там, – было просто невозможным делом. В конце концов пришлось ей садиться на пол…
– Ваня, колись, что ты ей пообещал, чтобы заткнулась?
– Опять ты со своим балабонством, Вадим! Ну несерьезное отношение… Я же проектировал эти стандарт-блоки. Нет здесь никаких люков наружу и никаких коридоров.
– В смысле? Без окон, без дверей?
– Вон та переборка – одна очень большая дверь. После посадки она отъедет в сторону, а за ней сразу шлюзовая камера и пандусы на выход. Принцип барабана, как в револьвере: пять стандартных круглых шлюз-камер, и к каждой подстыковано по десять таких блоков, как наш. Между блочно-шлюзовыми отсеками и сектором управления – непроницаемая бронированная переборка. Добраться оттуда сюда можно только в скафандре, через вакуум. Двести метров вакуума. Вот так-то.
– А почему, собственно? – заинтересовался Решетников.
– Во избежание, – кратко ответил ему Иван Балашов. И уточнил: – В сущности, они даже не выйдут на поверхность Терры-II после посадки. У них полностью автономное обеспечение. Вплоть до того, что забортный воздух исключен. Нет шансов увидеть их лица…
– Так вот что ты дергаешься! Аж трясесся весь. Что ж ты раньше сопли распускал, а про дело ни-ни? Ну, молчишь гад! Послал боженька братца…
– Вадя, не кричи на меня. Куда б мы делись? Притом, я полагаю, что с нами играют честно.
Решетников осведомился:
– Ну а если здесь пожар? Или авария? Или что-нибудь еще? Связь-то должна быть с ними. В смысле, с командой.
Их разговор собрал в одну маленькую воронку внимание десятка-другого соседей. Все насторожились, когда Иван Балашов сделал изрядную паузу в беседе. Явно, не очень-то ему хотелось продолжать. Но несколько последних реплик превратили частный обмен мнениями в общественное дело. Микрореспублика слушателей молча вслушивалась, «воронка» набухла невысказанным «не томи!».
– Связь есть, – неохотно сообщил инженер. Прошелестел вздох облегчения. Преждевременный, как оказалось. – Только пользоваться ею не советую. Помочь ничем не помогут, разве дадут пару советов. А если сочтут, что пахнет серьезной аварией, или, не дай бог, пожаром, просто отстыкуют блок, и поминай как звали.
Бритый неестественно высоким голосом переспросил:
– Отстыкуют бло-ок?
Активистка, а она, оказывается, тоже выставила ушки, зло бросила:
– Что ж они по дороге нас всех не отстыкуют, мы ведь никому не нужное барахло!
На нее закричали:
– Дура!
– Гнида!
– Что ты мелешь!
– Рот закрой!
– Дура!
Когда шквал малость поутих, Вадим тихо так говорит:
– Ну что вы, дамочка, вместе с нами они потеряют все это железо, а оно тоже не копеек стоит. Дешевле довезти.
Бритый, задумчиво:
– Значит на месте, с-суки, приморят.
На этот раз никто голоса не подал. Ну да, они стали мусором, который наметали со всей Земли в колоссальные совки и выносили за дверь, неведомо куда. Кто-то тихо заплакал. Решетников повернулся к Вадиму и заговорил с ним в странном тоне. Он как будто не задавал вопросов, но был не прочь услышать подтверждение своим мыслям:
– Знаете, я читал все репортажи группы Сергея Диденко – Ричарда Тэлбота. Если я не ошибаюсь, из журналистов на Терру-II и Терру-III допустили только их…
– Других и я не помню.
– Они писали в критическом тоне, но, как я понял, ситуация в обоих случаях не безнадежна. У Диденко лицо честного человека. Я тщательно вслушивался в интонации его голоса, когда он выступал по TV. Никаких ноток фальши, насколько я мог уловить. Правда, от хороших знакомых я слышал, что с самого верха просачиваются неприятные вещи…
– Что?
– Цифры «падежа» колонистов за первые полгода по земному календарю. Для Терры-II это 20—25 процентов. Источник слухов у меня как будто надежный…
– Вопрос цены.
– Что вы имеете в виду?
– Да не знаем мы, где были ваши Диденко с Тэлботом и какого дьявола они там видели. За хорошие деньги вам найдут лицо честнее честного, голос поставят, как надо, слухи просочат, какие надо.
– Ну, знаете. Возможно, вам это покажется смешным в нашем блоке-бараке, но я привык считать себя интеллигентом. После Канта и Вольтера человечество просто не способно дойти до такой лжи и низости, которые вы только что в нем предположили.
– Ну-ну. Что на кон поставите?
– Знаете, да все, что угодно…
– Тогда писем почему нет оттуда? Какого черта писем не шлют? Ведь обратно идет порожняк, почту загрузить – тьфу, пушинка.
За Решетникова ему ответил брат:
– Вадик, им просто писать нечем и не на чем. Там такой, знаешь, реестр предметов первой необходимости! До бумаги-канцелярии не скоро дойдет.
– Не убедил. Что, ни клочка бумаги у них там? Но у администрации-то есть! Так? Да я бы по любому сделал себе клочок! Да анус бы порвал, но достал бы…
Тут прямо у него над ухом расхохотался Бритый.
– Шаришь, кент. Эти волчары братишек поперетаскали немеряно… Авторитетные люди были. Так чо, хоть один бы накорябал весточку, типа как оно. У нашей лохани ходка не первая. Ты, прикинь, я тут все прошмонал, в очко чуть по титьки не влез…
– Ну?
– Нигде ни хрена. На пересылках, в вагонах, в камерах по любому братишки просигналят. Тут подстава, в натуре тут подстава. Эх, приморят нас там падали козырные, с-сучья масть.
– Не приморят! – со своего места поднялся невысокий крепыш лет сорока с красным, обветренным лицом, в зеленой офицерской рубашке старого образца. Здесь мало у кого была приличная одежда, чаще заплата на заплате, но эта рубашка выделялась даже на общем фоне: вся в пятнах, какая-то жеваная, без половины пуговиц. Видно, пришлось ее владельцу хлебнуть горюшка до дна. Белесые джинсы поддерживала на поджарой недокормленной заднице толстая веревка… – Не приморят, – добавил он тише, – я майор танковых войск Юрий Смагин. У меня есть сведения, что населенные пункты на Терре-II имеются. Идет реальная колонизация.