Зеленые холмы Винланда - Волошин Юрий. Страница 9

– А остались ли друзья? – спрашивал Сивел. – Небось всех побили, а которые остались, в бега подались или в порубах сидят.

– Это так, братка. Когда еще придется свидеться со своими.

– В такую даль занесли нас боги, что выбраться без их воли никак не можно. Жертвы нужны.

– Жертвы, конечно, хорошо, но нас еще понесет куда-то. Нашу посудину лесом загрузили. Скоро в путь, опять на веслах спину гнуть.

– Доля наша горькая, горемычная. Худо, Белян…

– Худо-то худо, но как там Ленок тебе говорил? Все в сравнении познается. Ему сейчас много хуже, чем нам.

– Выдюжит, баламут. Молодой и жилистый. Еще нас с тобой переживет. А по-ихнему как быстро раскумекал?!

– Чтоб он так же быстро выздоравливал.

– Тоже верно… А ты, Белян, чего не учишь речь ихнюю? Без этого нам пропадать.

– Не идет в голову. Злость берет.

– Если так, как давеча в море, то пусть чаще тебя она берет. Может, еще какой хабар случится.

– Лучший бы хабар – свобода. А теперь, когда Кальф здесь останется, а мы далее поплывем, думаешь, вспомнит кто о наших перед ним заслугах? Так что одно остается – ждать случая и молить богов.

– Богов-то много, у каждого их целая толпа. Вон и варяги тоже не знают, каким молиться.

И старых не хотят забывать, и новые еще не укоренились. Вроде нас.

– То ихнее дело, Сивка. А наших богов надо при себе оставить. Негоже веру менять. То князьям да боярам охота метаться, а нам ни к чему.

– Да мне все едино. Но раз богов много, как найти самого главного и могучего? Как найти покровителя судьбе?

– Держись за своих и не думай больше ни о чем.

– А вот Ленок все думает и примечает. И не вредит это ему. Как тут быть?

– То волхвы да кудесники разные кумекают, а нам не пристало.

* * *

Подул южный ветер. Туман угнало в полночные края, море по-летнему засинело. Под писк чаек судно с новгородцами и новыми гребцами отвалило от причала. Надулся упругий полосатый парус.

– Куда теперь нам бежать с ветром-батюшкой? – тихо спросил Сивел у пространства.

– То кормщик знает. И боги… – философски проронил Белян.

– В Исландию, – слабенько подал голос чуть оклемавшийся Ленок из темного угла под скамьей.

– О, братка! Вот тебе и кормщик, и боги! Ленок наш! Все знает! – хмыкнул Сивел.

– Речь чужую учи – тоже знать будешь, – ответно хмыкнул Ленок.

Остров медленно таял за кормой. А впереди – неизвестность. Имя ей – Исландия.

7

Осенние бури могли налететь со дня на день. Ветер был ровный, но часто менял направление. Так что гребцам не до отдыха. Новгородцам чуть полегче – и еда пообильней, и сидели без цепи, и могли походить по судну без помех. Спали опять же не на скамьях, прикованные цепью, а в затишке, под кожами.

Когда с севера тянуло промозглой сыростью, всех охватывала дрожь. Ленок просил укрыть его потеплее – озноб бил нестерпимо. Странно, как его оставили на судне, такого слабого и больного.

– Ой, братцы, – стонал Ленок, – а ведь много хуже будет! Остров-то ледяной! Как там жить-поживать?

– Да не горюй, Ленок! Ты с нами, мы с тобой, боги нас не оставят! – утешал Сивел. – Люди живут, и нам пожить можно.

– Все ж боязно! Вишь, лес везем? Знать, там и такого нет. Непривычно нам будет, братцы.

Ко всему привыкнуть можно…

На третье утро прибыли. Ветер был попутным, весла убрали внутрь. По правому борту проплывали низкие скалистые берега, изрезанные бухтами. Холмистая равнина, валуны и каменные осыпи. Далекие горы сверкали вечными ледниками. А людей и не видать. Совсем голая земля.

Порасспросить, что ли, бывалых на судне – из тех, кто ранее сюда уже плавал? Как тут вообще люди живут, и где они, кстати?

На удачу бывалым оказался лекарь, Веф. Ленок с ним так и так общался, мало сказать, часто – и по болезни, и вообще.

Рассказал Веф:

– Вон там впереди – это утесы Воргарфьорда. А за ними в заливе – городок Эйрарбакки. Мы туда заходить не станем. Нам еще далеко идти. Нам в Брейдифьорд. Там живет дядюшка нашего хозяина. Там и зазимуем, если ничего не подвернется. Еще мыс Рейкьянес обогнуть надо. За ним много поселков имеется. Но нам дальше…

Воргарфьорд, Эйрарбакки, Брейдифьорд… Чего только варяги не придумают, лишь бы общего языка с русским человеком не найти! Нет, общий смысл-то ясен. Плыть им еще долго, но уже вдоль берега. Селения будут попадаться все чаще. А их пристанище – на севере, где берег так изрезан фьордами, что только опытные моряки могут, по им одним известным приметам, отыскать нужный.

Ближе к вечеру обогнули длинный мыс и повернули к северу. Кормщик данной ему властью решил ночь переждать в селении Кеблавик, поглядывал на небо и предвещал шторм. А и впрямь погода внезапно изменилась. Ветер усилился – хоть и попутный, но сейчас лучше б его не было: при заходе в узкий фьорд лучше б не подгонять. Так что пришлось налечь на весла – в противоход, притормозить. Благо, кормщик оказался большим докой. Вошли удачно.

По берегам – поселок. Длинные низкие серые дома, разбросанные в беспорядке, с огороженными дворами – не более двух дюжин. Вдали бурые пятна – квадраты убранных полей. Крохотные клубочки овец переползали с места на место. Даже коровы! Значит, жизнь идет и тут. Живут, правда, разбросанно. А с другой стороны, чего людям тут тесниться? Места много, врагов нет, далеко они за морем.

Судно вышли встречать, казалось, все жители поселка. На причале столпились коренастые мужики, спокойные и деловитые. Под стать была и высыпавшая ребятня. Народец крепкий. Да, тут Север, тут слабому делать нечего.

Сходни грохнули о доски причала. Первым на палубу ступил осанистый пожилой человек в кожаной куртке и суконных штанах. Кормщик почтительно, но не подобострастно поклонился. Ага, это и есть дядюшка Кальфа Тормсона. Кормщик что-то говорил ему, указывая на новгородцев. Рубленое лицо дядюшки было непроницаемо.

– Про что говорят, Ленок? – легонько пихнул Сивел в бок. – Про нас, нет?

– Кажись, про нас. Вроде хвалит. Вроде что-то просит. Толком не разобрать… Ага, а дядюшку Кальфа, стало быть, кличут Торгейром Олавсоном. Кормщик назвал.

– Ты не про дядю, ты про нас, Ленок.

– Да не пихайся ты! Больно же! Говорю же, вроде хвалит, но вроде и просит…

Началась выгрузка. Прикатили телеги, влекомые коротенькими мохнатыми коньками. Грузчики сносили кули, мешки и бочки по шаткому настилу сходней. Бревна скатывали на веревках и тут же отправляли телегами вверх, к поселку. Белян и Сивел присоединились к грузчикам. Ленок же пока был слаб…

Уже в густых сумерках закончили выгрузку. Новгородцев отвели за милю от поселка. На пологом холме – усадьба. Тут и обитает сам Торгейр Олавсон. Запах навоза, прели и свежего сена. Топот, мычание и блеяние скота, загнанного на ночь под крышу. Вот и новгородцы, небось, нынче как тот скот…

Их ввели внутрь. Низкий потолок, двухскатная крыша, тяжелый дух. Грубый стол, скамьи. Скамьи уже заняты прочими гостями Торгейра Олавсона.

И кормчий тут, и лекарь Веф. И еще какие-то из местных. Надо понимать, уважаемые. Одна скамья еще свободна. Для новгородцев? А они здесь кто? Гости или прислуга? Нет, прислуга – женщины, расставляющие посуду и котлы с варевом.

Торгейр Олавсон во главе стола жестом предложил новгородцам сесть. Разлил по деревянным кружкам хмельного из кислого молока – мюсу, вроде браги. Заговорил торжественно, то и дело указывая кружкой в сторону новоприбывших.

– Вроде отпускает нас, – зашептал Ленок. – Хочет в нашем лице иметь не рабов, но хороших работников и верных друзей.

– Выпьем, коли так, – обрадовался Сивел. – Видать, Кальф не забыл-таки о наших заслугах, передал кормчему слово для дядюшки – за нас чтоб замолвить. Выпьем! Хотя лучше бы меду, а не этой кислятины.

Выпили. Застучали ложками, зачавкали.

Когда первый голод был утолен, Торгейр Олавсон снова разлил брагу и обратился уже напрямую к новгородцам.

Ленок напряженно вслушивался, силясь понять главное: