Не удержать в оковах сердце - Такер Шелли. Страница 4

— Судье магистрату незачем встречаться с тобой, — продолжал тюремщик. — И без него ясно, что ты подходишь под описание. Оно уже целый месяц печатается во всех газетах по всему графству. И за твою поимку обещана кругленькая сумма: пятьдесят фунтов!

— Неужели? — переспросил Николас, удивленно вздернув бровь, но иронии в его голосе надзиратель даже не заметил. — Целых пятьдесят фунтов?

— Вот именно. Больше, чем любой из нас зарабатывает за два года, даже если эту сумму разделить на четверых. — Он наклонился и вытащил несколько кусков из миски. Похоже, он не собирался отпирать камеру. — А теперь у нас есть свидетель, который готов подтвердить под присягой, что видел, как ты месяц назад удирал из дома лорда Олсона с мешком награбленного добра.

— Свидетели? — с недоверием переспросил Николас. — Что за свидетель?

— Сам Тиббс.

Броган выругался. Раненый полицейский поклянется о чем угодно, лиши бы увидеть своего обидчика на виселице.

Надзиратель просунул еду сквозь прутья — куски жареной баранины, большой ломоть хлеба и кувшин воды. Броган понял, что дверь так и не откроется, и его охватило отчаяние.

Эта проклятая банда мерзавцев не упустит шанса получить обещанные пятьдесят фунтов, а подкупить их он не мог: кошелек у него отобрали при аресте. Шансы попасть в Йорк до Михайлова дня таяли с каждой минутой.

— Вы арестовали не того человека, — настойчиво повторил Броган, — Выездной судья не даст вам за меня ни шиллинга, потому что у вас пет никаких доказательств.

— Не беспокойся, мы докажем твою вину, приятель. — По топу тюремного надзирателя было ясно: они докажут все, что пожелают, и, судя по всему, им уже не раз приходилось проделывать подобные штучки. — И выездной сессии мы не станем дожидаться. Броган вздрогнул:

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что все остальные, — надзиратель обвел жестом заключенных, запертых в камерах слева и справа от него, — могут подождать до января, когда сюда приедет судья магистрат. Но только не ты, приятель. За тебя обещана слишком большая сумма. Мы тебя передадим в руки правосудия немедленно, чтобы сразу получить денежки.

У Брогана гулко заколотилось сердце.

— В руки правосудия — где?

— В Лондоне. — Тюремщик удовлетворенно улыбнулся в предвкушении денег.

Броган молча смотрел на него, потрясенный этой новостью. Его отправят в Лондон. Не просто в Лондон, а в Олд Бейли, центральный уголовный суд, оплот правосудия и правопорядка, где полным полно людей, охотившихся за ним в течение многих лет…

Его, конечно, опознают и передадут в адмиралтейский трибунал. А там вздернут и оставят висеть на виселице, чтобы отбить охоту у других заниматься морским разбоем. Возможен и другой вариант: за него выплатят пятьдесят фунтов и казнят как обычного вора. В любом случае ему уже не придется больше беспокоиться о Михайловой дне.

— Если ты сможешь доказать свою невиновность, тогда тебе нечего беспокоиться, судья тебя сразу отпустит. — Тюремщик наклонился и строго посмотрел на него. — Но я, например, не думаю, что ты невиновен. И не думаю, что судья тебя отпустит.

«Да, это маловероятно, — подумал Броган. — Нечего на это надеяться, Пропади все пропадом».

Сквозь сжатые зубы он процедил всего лишь одно слово:

— Когда?

— Парни придут за тобой завтра на рассвете. — Надзиратель поднял с пола миску и фонарь. — Поешь, приятель. Кто знает, может, это в последний раз. — И, произнеся это приятное пророчество, он заковылял прочь. Дверь со зловещим скрипом закрылась за ним, снова загремели засовы.

Некоторое время Николас Броган сидел, не двигаясь. Уставясь в темноту, он обдумывал ситуацию… и тут ему вспомнилась картина из детского учебника, изображающая ад.

Он, Николас Броган, давно ни во что, не верил, за исключением одного — он верил в существование ада. Николас не сомневался, что непременно попадет в преисподнюю, и не хотел пи на день ускорять свое прибытие туда.

Где-то глубоко внутри шевельнулась и ожила старая, почти забытая звериная изворотливость, заставила его думать, просчитывать все возможные варианты спасения. Он не позволит себе попасть в руки королевских судей. Не позволит им сделать с собой то же, что они сделали с его отцом. Ну, уж нет! Он сбежит. Будь он проклят, если не сбежит где-нибудь по дороге в Лондон.

Полчаса спустя заключенные угомонились и мало помалу заснули. Факел почти догорел. Прислонившись спиной к прутьям, Броган занялся ужином. Он ел медленно, осторожно, стараясь не потревожить распухшую губу. Ему необходимо поддержать силы, а пища здесь оказалась вполне съедобной: баранина не пережарена, хлеб достаточно свежий, а в кувшине — холодная колодезная вода. Да, надо признать, у арестантов в сельской местности есть свои преимущества.

Откусив изрядный кусок баранины, Броган медленно прожевывал, прикидывая, как лучше поступить. Итак, в Лондон отправляют его одного; полицейские либо повезут его верхом, либо погонят пешком. Это давало маленькую искорку надежды: по дороге больше шансов сбежать. Броган приложил холодный кувшин к разбитому лицу. У него есть шанс выжить. Не ахти какой, но все же шанс. Может быть, Господь не совсем его оставил?

У входной двери послышался шум, Броган насторожился. Не может быть, чтобы уже наступило утро.

Дверь распахнулась, и он понял, что полицейские явились не за ним. По проходу между камерами двое дюжих полицейских тащили отчаянно сопротивлявшегося арестанта.

— Отпустите меня, мерзавцы! — раздался женский голос, и вновь прибывшая сопроводила требование набором таких замысловатых, отборных ругательств, которые и привычного к соленым выражениям матроса могли бы привести в некоторое замешательство.

Ругательства тем более впечатляли, что выкрикивались они женщиной.

Разбуженные обитатели тюрьмы немедленно отреагировали свистом и мяуканьем.

— Тащите ее сюда, приятели!

— Покажи им, почем фунт лиха, девушка! — Отдайте ее мне, я о ней позабочусь!

Полицейские с проклятиями волокли девицу по проходу, а надзиратель тюрьмы колыхался сзади, на ходу выбирая из связки нужный ключ.

— Ой! — взвыл вдруг один из охранников. — Она меня укусила! Бикфорд!

— Держи ее, Суинтон, держи, — бормотал Бикфорд. — Здесь темно, камеры не пронумерованы… А мне надо найти свободную…

— Уберите руки! — орала женщина, — Недоумки, подонки, отпустите меня!

Второй охранник громко охнул от боли, когда девушка с силой наступила ему на ногу.

— Выбирай поскорее, Бикфорд! Любую!

— Эй, в моей камере хватит места на двоих, — предложил один из заключенных.

Броган молчал. При свете фонаря он увидел лишь разметавшиеся белокурые волосы, светло желтую юбку да блеснувшие белые зубы.

Первый полицейский, Суинтон, громко вскрикнул, почувствовав, как жемчужные зубки снова вонзились в его тело.

— Черт тебя побери, Бикфорд! Шевелись! Наконец надзиратель с торжествующим видом поднял вверх найденный ключ.

— Вот он! — Он отпер дверь пустой камеры, находившейся по правую сторону от камеры Брогана.

— Эй, постойте, — запротестовал тот. — Нельзя ли ее поместить в другую?

— Извини, приятель, — прохрипел Бикфорд, распахивая дверь камеры. — Она до тебя не доберется, тут прочная металлическая решетка. Не бойся!

Суинтон снова застонал от боли: белокурая девица ударила его локтем в живот.

— Остерегайся зубов, — предупредил другой полицейский, опасливо пытаясь перехватить обтянутую шелком неугомонную руку, явно нацелившуюся выцарапать ему глаза.

Полицейские попытались втолкнуть девушку в камеру, но отчаяние придало ей силы. Она лягалась, кусалась, попутно осыпая своих стражей бранью.

Суинтон наконец потерял терпение.

— Послушай, девушка, я сыт по горло твоими штучками! — Он изо всех сил швырнул ее на решетку, и на какое-то время она перестала сопротивляться.

Не дав ей опомниться, Суинтон схватил ее за волосы и, накрутив на руку белокурые пряди, грубо рванул вверх. Его лицо налилось кровью от гнева, глаза, словно буравчики, впились в ее лицо. Другой рукой он сжал ее подбородок, и Броган увидел красные отпечатки пальцев на нежной коже. Кажется, девица испугалась.