Фарс, или Долой одиночество ! - Воннегут-мл Курт. Страница 19

Китаец ходил взад-вперед по бумагам прямо в своих крошечных черно-белых кедах. Кое-где он останавливался, чтобы запечатлеть на пленку какой-либо абзац. По-видимому, его особенно заинтересовало наше эссе по гравитации. А может, это мне только кажется, когда я воспроизвожу происшедшее в ретроспекции.

"Как же нам еще в детстве удалось узнать то, чего по сей день не знают китайцы?" - спросил я.

"Везение", - сказал он.

31

Недели через три, было это как раз в день моего пятидесятилетия, решил я прогуляться верхом на Бадвайзере в деревушку за почтой.

Меня как раз ожидала весточка от Элизы. В ней было всего пару слов: "Счастливого нам дня рождения! Еду в Китай!"

Согласно почтовому штемпелю, это сообщение было двухнедельной давности. С той же оказией прибыло и более свежее известие. "С глубоким прискорбием доводим до вашего сведения, что ваша сестра погибла при обвале на Марсе". И подпись: "Фу Манчу".

Трагическое сообщение я читал стоя. Стоял я на ветхих деревянных ступеньках деревенской почты в тени, которую отбрасывала маленькая церквушка, что возвышалась прямо за забором.

Непонятное чувство охватило меня. Вначале мне показалось, что это чувство психологического порядка, нечто похожее на первый приступ горя. Мои ноги одеревенели и приросли к ступенькам. Мне казалось, что лицо мое поплыло вниз, как подтаявший гуталин.

В действительности же дико подскочила сила притяжения.

Огромная трещина перечеркнула строение церкви снизу доверху. Колокол сорвался с насиженного места и рухнул с колокольни прямо вниз.

Я попытался войти в здание почты. Что-то тяжело придавило меня к земле.

В это же время по всей Земле лопались лифтовые тросы, разбивались самолеты, тонули корабли, рвались автомобильные оси, рушились мосты и т.п. и т.п.

Страшное дело.

32

Не дольше минуты длился первый страшный приступ сильного притяжения. Но мир так и не смог полностью от него оправиться. Он уже никогда не будет таким, как прежде.

Как сомнамбула выползал я из-под обломков почты, подбирая разлетевшуюся корреспонденцию. Бадвайзер была мертва. Глупая, она надеялась перенести удар стоя. Внутренности ее валялись на мостовой.

У меня, очевидно, было что-то вроде контузии. Я слышал, как где-то в деревне зовут на помощь. Я был единственным на всю округу врачом. Но я ушел прочь. Помню, я бродил среди фамильных яблонь. Остановился у ограды кладбища и со скорбным видом вскрыл пакет, который прислала мне фармакологическая компания Элли Вилли. В пакете я обнаружил дюжину экспериментальных таблеток, размером и цветом очень похожих на чечевицу.

Я прочитал инструкцию к таблеткам с большим вниманием. В ней сообщалось, что товарное название таблеток будет "три-бензо-манерамил". Часть названия - "манерамил" - указывала на то, что лекарство имеет какое-то отношение к хорошим манерам, к социально допустимому поведению. Таблетки предназначались для больных; страдающих социально опасными заболеваниями, которые в медицинском мире назывались болезнью Таретта. Люди, подверженные этой болезни, постоянно говорили непристойности и делали грубые жесты, невзирая на то, где они находились.

Я был в совершенно растрепанных чувствах. Поэтому я ухватился за таблетки, как утопающий за соломинку. Я быстро заглотал две штуки.

Прошло две минуты. Все мое существо переполнилось чувством глубокого удовлетворения и уверенности в себе. Я никогда не испытывал ничего похожего.

Так было положено начало пагубной привычке, которой я не изменял на протяжении тридцати лет.

Так-то вот.

По счастливой случайности в моем госпитале никто не умер. Потери были незначительны: проломились несколько кроватей да пару инвалидных кресел, в которых были пациенты потяжелей. Одна сестра ухнула сквозь потайную дверь, что была когда-то прямо под Элизиной кроватью, и сломала обе ноги.

Мама, благодарение господу, мирно проспала весь этот кошмар.

Когда она открыла глаза, я стоял у ее ног. Она тут же сообщила мне, в который раз, что терпеть не может всего ненатурального.

"Знаю, мама, - сказал я. - Трудно с тобой не согласиться. Нам надо назад к Матушке Природе".

Сегодня я не отважусь утверждать, что знаю истину. Но в то время, когда все это случилось, я был полностью уверен, что существует прямая связь между ударом и тем, что Фу Манчу сфотографировал наше с Элизой эссе по гравитации.

Да, вот и потом, изрядно нагрузившись три-бензо-манерамилом, я извлек из мавзолея старые записи.

Выкладки по гравитации были для меня, что филькина грамота. Когда мы с Элизой соприкасались головами, мы, очевидно, порождали разум в десять тысяч раз более гениальный, чем ум каждого из нас по отдельности.

Однако должен сказать, что утопическая схема переустройства Америки путем создания искусственных разветвленных семей показалась мне вполне доходчивой и удобоваримой. Между прочим, Фу Манчу отмахнулся от нее, как от нелепой и смешной.

Помню, он еще сказал: "Детская возня".

На мой взгляд, схема представляла определенный интерес. В ней подчеркивалось, что сама по себе идея создания искусственных разветвленных семей в Америке не нова. Испокон веков врачи считали себя тесно связанными с врачами, адвокаты с адвокатами, писатели с писателями, атлеты с атлетами, политики с политиками и т.д. и т.п.

Идем дальше. Мы с Элизой писали, что это был плохой тип разветвленных семейств, так как из них полностью исключались дети, старики, домашние хозяйки, а также все остальные неудачники.

Хуже того, интересы их были настолько узко специализированы, что все это непосвященным казалось полной белибердой. "В идеале, в разветвленном семействе, - пришли к выводу мы с Элизой много лет тому назад, - должны быть представлены все слои населения Америки в прямо пропорциональной зависимости к их численности".

Создание, допустим, десяти тысяч таких семейств, будет гарантировать существование в Америке десяти тысяч пресловутых парламентов. И все эти парламенты с полной искренностью и добросовестностью будут решать наболевшие проблемы, когда сегодня их разрешением занимаются с ложным рвением всего лишь пара дохлых лицемеров. И, наконец, будет решен главный вопрос: вопрос о благополучии всего Человечества.