Завтрак для чемпионов - Воннегут-мл Курт. Страница 17
Ему нужна была еще и женщина или, скорее, целый гарем - пусть бы они ублажали своего повелителя. Его так и распирали страсти и гормоны. И он тосковал по своим родичам-индаро. Там, на родине, он мог перечислить поименно шестьсот родичей.
Лицо Уквенде было совершенно бесстрастно, когда он заказывал Завтрак Номер Три с тостами из пшеничного хлеба. Но под этой маской таился молодой парень, которого поедом ела тоска по дому, и к тому же он почти дошел до ручки от распаленной похоти.
Двейн Гувер сидел на расстоянии всего шести футов от Уквенде, уставившись в окно на забитую машинами и залитую солнцем автостраду. Он сознавал, где находится. Вот знакомый кювет, отделяющий стоянку при гостинице от автострады, - бетонный желоб, по которому инженеры пустили Сахарную речку. За ним знакомый барьер из упругой стали, чтобы грузовые и легковые машины не сваливались в Сахарную речку. За ним проходили три знакомые полосы, по которым движение шло на запад, и дальше - знакомая разделительная полоса, поросшая травой. После нее шли три знакомые полосы на восток и потом - снова знакомый заградительный барьер из стали. Дальше был знакомый аэропорт имени покойного Вилла Фэйрчайлда, а еще дальше за ним - знакомые поля и луга.
Да, за окном все было плоским донельзя - плоский город, плоские пригороды, плоский округ. Когда Двейн был еще малышом, он думал, что почти все люди живут на плоской земле без единого деревца. Он воображал, что океаны, и горы, и леса сохранились только в заповедниках и национальных парках. В третьем классе маленький Двейн нацарапал сочинение, где доказывал, что необходимо создать национальный парк в излучине Сахарной речки - единственного сколько-нибудь заметного "водохранилища" в восьми милях от Мидлэнд-Сити.
И Двейн произнес название этой знакомой речки про себя, чтобы никто не слышал: "Сахарная речка".
Теперь Сахарная речка, у той излучины, где, по мнению маленького Двейна, следовало разбить национальный парк, была всего в два дюйма глубиной и пятьдесят ярдов шириной. А вместо национального парка там устроили Мемориальный центр искусств имени Милдред Бэрри. Он был очень красивый.
Двейн нащупал свой лацкан, а на нем - значок. Он отколол его, потому что совершенно не помнил, что там написано. Вот что было написано на этом значке:
ДРУГ ИСКУССТВА
Время от времени Сахарная речка разливалась. Двейн помнил, как это бывало. На такой плоской местности вода, разливаясь, представляла удивительно красивое зрелище. Сахарная речка бесшумно выходила из берегов и расстилалась широкой гладью, в которой без всякого риска могли плескаться дети.
По этой зеркальной глади местные жители сразу замечали, что живут в долине, они считали себя "горцами", так как жили на склонах холма, который повышался на целый дюйм с каждой милей, отделяющей город от Сахарной речки.
Двейн снова неслышно произнес это название: "Сахарная речка".
Двейн кончил завтракать и стал надеяться, что его душевная болезнь прошла, что перемена места и спокойный ночной сон вылечили его.
Дурные вещества, не вызывая у него никаких странных явлений, позволили ему пройти через гостиную и коктейль-бар, который еще не открывался. Но когда он вышел из боковой двери коктейль-бара и ступил на асфальтовую прерию, окружавшую и его гостиницу, и принадлежащую ему контору по продаже автомобилей "понтиак", он обнаружил, что кто-то превратил асфальт в некое подобие трамплина.
Асфальт пружинил под ногами Двейна. Он прогнулся под тяжестью Двейна гораздо ниже уровня земли, потом поднял его немного вверх. Двейн оказался в неглубокой как бы резиновой ямке. Он сделал второй шаг в сторону своей конторы. Он снова опустился, снова поднялся немного вверх и опять оказался в новой ямке.
Он стал озираться кругом - не видит ли кто-нибудь, что с ним творится? Обнаружился единственный свидетель. Сиприан Уквенде стоял на краю ямки и не проваливался. И Уквенде, невзирая на необычайное состояние Двейна, только сказал:
- Славный денек.
Двейн перескакивал из ямки в ямку.
Так он прочмокал до стоянки подержанных машин.
Он стоял в ямке, поднял глаза - и перед ним оказался второй чернокожий. Этот молодой человек протирал тряпкой темно-коричневый "бьюик" модель "Скай-ларк" 1970 года. Одет он был совсем не для такой работы. На нем был дешевый синий костюм с белой рубашкой и черным галстуком. И вот еще что: он не просто протирал машину - он ее надраивал до блеска.
Молодой человек продолжал драить машину. Потом он ослепительно улыбнулся Двейну и снова принялся наводить блеск на машину.
Все это объясняется довольно просто: молодого чернокожего только что выпустили из исправительной колонии для взрослых в Шепердстауне. Ему нужно было немедленно найти работу, чтобы не подохнуть с голоду. И теперь он показывал Двейну, какой он лихой работяга.
Он с девяти лет скитался по сиротским приютам, детским колониям и по тюрьмам всякого рода. Теперь ему было двадцать шесть лет.
Наконец-то он свободен!
Двейн принял молодого человека за плод галлюцинации.
Молодой человек старательно начищал автомобиль. Жизнь ему ничем не светила. У него почти не было воли к жизни. Он считал, что планета - жуткое место и что его не должны были посылать сюда. Где-то произошла ошибка. У него не было ни друзей, ни родных. Его все время перегоняли из клетки в клетку.
Он знал название лучшего мира, и этот мир ему часто снился. Название было тайной. Его бы засмеяли, вздумай он произнести его вслух, настолько это название было ребяческое.
Стоило молодому чернокожему скитальцу по тюрьмам захотеть - и он мог увидеть это название в любую минуту. Оно вспыхивало огоньками-буквами к его мозгу. Вот как оно выглядело:
ВОЛШЕБНАЯ СТРАНА
У него в бумажнике хранилась фотография Двейна. На стенах его камеры в Шепердстауне тоже висели фотографии Двейна. Достать их было нетрудно, потому что улыбающаяся физиономия Двейна с его девизом красовалась на всех объявлениях, которые он давал в местной газете. Фотография менялась каждые полгода. Девиз оставался неизменным в течение двадцати пяти лет.
Вот какой это был девиз: