Сила шести - Лор Питтакус. Страница 34

У меня в висках стучит кровь. Несмотря на то что написал Генри, в душе я знаю: если бы мы уехали из Парадайза, когда он хотел, то он остался бы жив. Мы по-прежнему были бы вместе. Он пришел тогда в школу спасать меня, потому что это был его долг и потому что он любил меня. А теперь его нет.

Я делаю глубокий вдох, ладонью вытираю лицо и выхожу из комнаты. Несмотря на больную ногу, Сэм настоял на том, чтобы поселиться на втором этаже, хотя и Шестая, и я предлагали ему поменяться. Я поднимаюсь по лестнице и стучусь в дверь. Я вхожу, включаю ночник и вижу на тумбочке у кровати старые отцовские очки Сэма. Он поворачивается в постели.

— Сэм? Привет, Сэм. Прости, что разбудил, но мне надо тебе сказать что-то очень важное.

Это привлекает его внимание, и он стаскивает с себя одеяло.

— Тогда рассказывай.

— Прежде всего, пообещай мне, что не будешь беситься. Поверь, я сам ничего этого не знал. И по каким бы причинам Генри не рассказывал это тебе, ты должен его простить.

Он пятится по матрацу, пока не упирается в спинку кровати.

— Черт возьми, Джон. Говори же скорее.

— Обещай.

— Ладно, я обещаю.

Я подаю ему письмо.

— Я должен был прочитать его раньше, Сэм. Прости, что я этого не сделал.

Я выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь. Он имеет право побыть один. Не знаю, какова будет его реакция. Нельзя угадать, как человек воспримет ответ на вопрос, который неотступно преследовал его чуть ли не всю сознательную жизнь.

Я спускаюсь по лестнице и выскальзываю через заднюю дверь вместе с Берни Косаром, который сразу убегает в лес. Я сажусь на столик во дворе. В прохладном февральском воздухе я вижу свое дыхание. Темнота сдвигается на запад, а с востока сочится утренний свет. Я смотрю на полумесяц и думаю, смотрят ли сейчас на него Сара или кто-нибудь из наших. Мне и пятерым другим, остающимся в живых, предназначена роль Старейшин. Я так до конца и не понимаю, что это означает. Я закрываю глаза и поворачиваюсь лицом к небу. И сижу так, пока позади меня не открывается дверь. Я оборачиваюсь, ожидая увидеть Сэма, но это Шестая. Она забирается на столик и садится рядом со мной. Я слабо ей улыбаюсь, но она не отвечает улыбкой.

— Я слышала, как ты выходил. Все в порядке? Вы с Сэмом случаем не подрались? — спрашивает она.

— А? Нет. А что?

— Он сидит внизу на диване и плачет. И не хочет со мной говорить.

Я делаю паузу, прежде чем ей ответить.

— Я наконец прочитал письмо, которое оставил Генри. Там есть кое-что о Сэме, о чем ни я, ни он тебе не говорили. Это о его отце.

— А что с его отцом?

Я поворачиваюсь так, что наши колени соприкасаются.

— Слушай. Когда я впервые встретился с Сэмом в школе, он постоянно думал об исчезновении своего отца, который однажды просто не вернулся из продуктового магазина. Обнаружили его пикап и лежащие рядом с ним на земле очки. Ты ведь видела очки, которые он все время носит с собой?

Шестая поворачивается, чтобы заглянуть в дверь.

— Постой. Это очки его отца?

— Да. Сэм уверен, что его похитили пришельцы. Я всегда считал это безумной идеей, но, не знаю, никогда не пытался его разуверить. Кто я такой, чтобы отнимать у парня надежду отыскать отца? Я ждал, что Сэм когда-нибудь сам тебе все расскажет, но я только что прочитал письмо Генри, и ты не поверишь, что в нем было.

— Что?

Я рассказываю ей все: о том, что отец Сэма был союзником лорианцев и встречал нас с Генри, когда приземлился корабль, и о том, зачем Генри перевез меня в Парадайз.

Шестая сползает со стола и неуклюже садится на скамейку.

— И ведь Сэм совершенно случайно оказался здесь. И там вы повстречались случайно.

— Вряд ли. Ну, сама подумай. Я выбираю лучшего друга из всех жителей Парадайза, и им оказывается Сэм. Думаю, нам было предназначено встретиться судьбой.

— Может, ты и прав.

— А это круто, что его отец помогал нам в ту ночь, когда мы прилетели, а?

— Круче не бывает. А помнишь, как Сэм говорил, что его наполняют новые чувства с тех пор, как он оказался с нами?

Я помню.

— Но вот в чем дело. Генри в своем письме пишет, что отец Сэма действительно был похищен, а может быть, и убит могадорцами.

Мы молча сидим, наблюдая, как из-за горизонта медленно поднимается солнце. Берни Косар выбегает из леса и перекатывается на спину, чтобы ему почесали брюхо.

— Эй, Хедли.

При этих словах он моментально вскакивает на лапы, склоняя набок свою собачью голову.

— Да, — говорю я, спрыгиваю со скамейки и обеими руками треплю его морду. — Я знаю.

Выходит Сэм. У него красные глаза. Он садится на скамейку рядом с Шестой.

— Привет, Хедли, — говорит Сэм Берни Косару. Тот в ответ лает и облизывает ему руки.

— Хедли? — спрашивает Шестая.

Пес утвердительно лает.

— Я всегда это знал, — говорит Сэм. — Всегда. С того самого дня, когда он исчез.

— Все это время ты был прав, — подтверждаю я.

— Можно, я прочитаю? — спрашивает Шестая. Сэм подает ей письмо. Я навожу правую ладонь на верхнюю страницу и включаю. Шестая читает письмо при этом освещении, потом складывает страницы и отдает назад.

— Мне так жаль, Сэм, — говорит она.

Я добавляю:

— Мы с Генри не выжили бы, не будь твоего отца.

Шестая оборачивается ко мне.

— Знаешь, это забавно, что твоими родителями были Лирен и Лара. То есть забавно, что я сама не догадалась. Ты меня не помнишь по Лориен, Джон? Твои родители были лучшими друзьями с моими — их звали Арун и Лин. Знаю, что мы проводили со своими родителями не так много времени, но я помню, что несколько раз бывала у вас дома. Думаю, ты тогда был еще совсем несмышленышем.

У меня уходит несколько секунд, чтобы вспомнить когда-то сказанные Генри слова. В тот день Сара вернулась из Колорадо, в тот день мы признались друг другу в любви. Когда она ушла, а мы сели ужинать, он сказал: «Хотя я не знаю ее номера и понятия не имею, где она находится, но один ребенок из отправленных вместе с нами на Землю был дочерью лучших друзей твоих родителей. Они еще шутили, что самой судьбой вам предназначено быть вместе».

Я уже готов рассказать Шестой об этих словах Генри, но вспоминаю, что сказано это было в связи с моими чувствами к Саре, и во мне вновь возникает чувство вины, которое меня не покидает с той самой прогулки с Шестой.

— Здорово. Правда, я такого не помню, — говорю я.

— Ну, и ладно. Тут сказаны очень серьезные вещи о Старейшинах и о том, что мы должны взять на себя их роль. Неудивительно, что могадорцы так настойчивы, — говорит она.

— Да, их можно понять.

— Нам нужно вернуться в Парадайз, — прерывает нас Сэм.

— Ну, конечно, — смеется Шестая. — Что нам нужно, так это как-то отыскать остальных. Вернуться к поискам в Интернете. Еще потренироваться.

Сэм встает.

— Нет, ребята, я говорю серьезно. Нам надо вернуться. Если мой отец что-то оставил, я имею в виду этот передатчик, то я знаю, как его найти. Когда мне было семь лет, отец сказал мне, что мое будущее записано на солнечных часах. Я спрашивал, о чем это он, а он лишь отвечал, что если когда-нибудь выпадут темные звезды, мне надо будет найти Эннеады и прочесть свое предначертание на солнечных часах, отталкиваясь от даты рождения.

— А что такое Эннеады? — спрашиваю я.

— Это группа из девяти богов в египетской мифологии.

— Девяти? — переспрашивает Шестая. — Девяти богов?

— И что за солнечные часы? — спрашиваю я.

— Теперь до меня начинает доходить смысл, — говорит Сэм. Приводя мысли в порядок, он вышагивает вокруг стола, а Берни Косар покусывает его за пятки. — Я был очень удручен, поскольку он говорил странные вещи, понятные только ему самому. За несколько месяцев до своего исчезновения он выкопал во дворе колодец, говоря, что в него будет стекать вода из дренажных канав и т. д. Но когда колодец забетонировали, он установил на бетонной крышке искусно сработанные солнечные часы. А потом, глядя на колодец, сказал мне: «Твое будущее записано на солнечных часах, Сэм».