Конь и его мальчик (с иллюстрациями) - Льюис Клайв Стейплз. Страница 12

– Сколь благословенны жители нашей страны, – вставил визирь, – ибо всемогущие боги одарили ее правителя великой мудростью! Премудрый Тисрок (да живет он вечно) изрек: как нельзя есть из грязного блюда, так нельзя трогать Нарнию. Недаром поэт сказал… – но царевич приподнял ногу, и он умолк.

– Все это весьма печально, – сказал Тисрок. – Солнце меня не радует, сон не освежает при одной только мысли, что Нарния свободна.

– Отец, – воскликнул Рабадаш, – сию же минуту я соберу двести воинов! Никто и не услышит, что ты об этом знал. Назавтра мы будем у королевского замка в Орландии. Они с нами в мире и опомниться не успеют, как я возьму замок. Оттуда мы поскачем в Кэр-Паравел. Верховный Король сейчас на севере. Когда я у них был, он собирался попугать великанов. Ворота его замка, наверное, открыты. Я дождусь их корабля, схвачу королеву Сьюзен, а люди мои расправятся со всеми остальными, стараясь пролить как можно меньше крови.

– Не боишься ли ты, мой сын, – спросил Тисрок, – что король Эдмунд убьет тебя или ты убьешь его?

– Их мало, его свяжут и обезоружат десять моих людей. Я удержусь, не убью его, и тебе не придется воевать с Верховным Королем.

– А что, – спросил Тисрок, – если корабль тебя опередит?

– Отец мой, – отвечал царевич, – навряд ли, при таком ветре…

– И, наконец, мой хитроумный сын, – сказал Тисрок, – объясни мне, чем поможет все это уничтожить Нарнию?

– Разве ты не понял, отец мой, – объяснил царевич, – что мои люди захватят по пути Орландию? Значит, мы останемся у самой нарнийской границы и будем понемногу пополнять гарнизон.

– Что ж, это разумно и мудро, – одобрил Тисрок. – Но если ты не преуспеешь, как я отвечу королю?

– Ты скажешь, – отвечал царевич, – что ничего не знал, и я действовал сам, гонимый любовью и молодостью.

– А если он потребует, чтобы я вернул эту дикарку?

– Поверь, этого не будет. Король человек разумный и на многое закроет глаза ради того, чтобы увидеть своих племянников и двоюродных внуков на тархистанском престоле.

– Как он их увидит, если я буду жить вечно? – суховато спросил Тисрок.

– А кроме того, отец мой и услада моих очей, – проговорил царевич после неловкого молчания, – мы напишем письмо от имени королевы о том, что она обожает меня и возвращаться не хочет. Всем известно, что женское сердце изменчиво.

– О, многомудрый визирь, – сказал Тисрок, – просвети нас. Что ты думаешь об этих удивительных замыслах?

– О, вечный Тисрок! – отвечал визирь. – Я слышал, что сын для отца дороже алмаза. Посмею ли я открыть мои мысли, когда речь идет о замысле, который опасен для царевича?

– Посмеешь, – сказал Тисрок. – Ибо тебе известно, что молчать – еще опасней для тебя.

– Слушаюсь и повинуюсь, – сказал злой Ахошта. – Знай же, о, кладезь мудрости, что опасность не так уж велика. Боги скрыли от варваров свет разумения, стихи их – о любви и о битвах, они ничему не учат. Поэтому им покажется, что этот поход прекрасен и благороден, а не безумен… ой! – при этом слове царевич опять пнул его.

– Смири себя, сын мой, – сказал Тисрок. – А ты, достойный визирь, говори, смирится король или нет. Людям достойным и разумным пристало терпеть малые невзгоды.

– Слушаюсь и повинуюсь, – согласился визирь, немного отодвигаясь. – Итак, им понравится этот… э-э… диковинный замысел, особенно потому, что причиною – любовь к женщине. Если царевича схватят, его не убьют… Более того: отвага и сила страсти могут тронуть сердце королевы.

– Неглупо, старый болтун, – сказал Рабадаш. – Даже умно, как ты только додумался…

– Похвала владык – свет моих очей, – сказал Ахошта, – а еще, о, Тисрок, живущий вечно, если силой богов мы возьмем Анвард, мы держим Нарнию за горло.

Надолго воцарилась тишина, и девочки затаили дыхание. Наконец Тисрок молвил:

– Иди, мой сын, делай, как задумал. Помощи от меня не жди. Я не отомщу за тебя, если ты погибнешь, и не выкуплю, если ты попадешь в плен. Если же ты втянешь меня в ссору с Нарнией, наследником будешь не ты, а твой младший брат. Итак, иди. Действуй быстро, тайно, успешно. Да хранит тебя великая Таш.

Рабадаш преклонил колена и поспешно вышел из комнаты. К неудовольствию Аравиты, Тисрок и визирь остались.

– Уверен ли ты, что ни одна душа не слышала нашей беседы?

– О, владыка! – сказал Ахошта. – Кто же мог услышать? Потому я и предложил, а ты согласился, чтобы мы беседовали здесь, в Старом Дворце, куда не заходят слуги.

– Прекрасно, – сказал Тисрок. – Если кто узнает, он умрет через час, не позже. И ты, благоразумный визирь, забудь все! Сотрем из наших сердец память о замыслах царевича. Он ничего не сказал мне – видимо, потому, что молодость пылка, опрометчива и строптива. Когда он возьмет Анвард, мы очень удивимся.

– Слушаюсь… – начал Ахошта.

– Вот почему, – продолжал Тисрок, – тебе и в голову не придет, что я, жестокий отец, посылаю сына на верную смерть, как ни приятна тебе была бы эта мысль, ибо ты не любишь царевича.

– О, просветленный Тисрок! – отвечал визирь. – Перед любовью к тебе ничтожны мои чувства к царевичу и к себе самому.

– Похвально, – сказал Тисрок. – Для меня тоже все ничтожно перед любовью к могуществу. Если царевич преуспеет, мы обретем Орландию, а там – и Нарнию. Если же он погибнет… Старшие сыновья опасны, а у меня еще восемнадцать детей. Пять моих предшественников погибли по той причине, что старшие их сыновья устали ждать. Пускай охладит свою кровь на Севере. Теперь же, о, многоумный визирь, меня клонит ко сну. Как-никак, я отец. Я беспокоюсь. Вели послать музыкантов в мою опочивальню. Да, и вели наказать третьего повара, что-то живот побаливает…

– Слушаюсь и повинуюсь, – отвечал визирь, дополз задом до двери, приподнялся, коснулся головой пола и исчез за дверью. Охая и вздыхая, Тисрок медленно встал, дал знак рабам, и все они вышли; а девочки перевели дух.

Глава 9.

ПУСТЫНЯ

– Какой ужас! Ах, какой ужас! – хныкала Лазорилина. – Я с ума сойду… я умру… Я вся дрожу, потрогай мою руку!

– Они ушли, – сказала Аравита, которая и сама дрожала.

– Когда мы выберемся из этой комнаты, нам ничего не будет грозить. Сколько мы времени потеряли! Веди меня поскорее к этой твоей калитке.

– Как ты можешь! – возопила Лазорилина. – Я без сил. Я разбита. Полежим и пойдем обратно.

– Почему это? – спросила Аравита.

– Какая ты злая! – воскликнула ее подруга и разрыдалась.

– Совсем меня не жалеешь!

Аравита в тот миг не была склонна к жалости.

– Вот что! – крикнула она, встряхивая подругу. – Если ты меня не поведешь, я закричу, и нас найдут.

– И у-у-убьют!.. – проговорила Лазорилина. – Ты слышала, что сказал Тисрок (да живет он вечно)?

– Лучше умереть, чем выйти замуж за Ахошту, – ответила Аравита. – Идем.

– Какая ты жестокая! – причитала Лазорилина. – Я в таком состоянии… – но все же пошла и вывела Аравиту по длинным коридорам в дворцовый сад, спускавшийся уступами к городской стене. Луна ярко светила. Как это ни прискорбно, мы часто попадаем в самые красивые места, когда нам не до них, и Аравита смутно вспоминала всю жизнь серую траву, какие-то фонтаны и черные тени кипарисов.

Открывать калитку пришлось ей самой – Лазорилина просто тряслась. Они увидели реку, отражавшую лунный свет, и маленькую пристань, и несколько лодок.

– Прощай, – сказала беглянка. – Спасибо. Прости, что я такая свинья.

– Может, ты передумаешь? – спросила подруга. – Ты же видела, какой он большой человек?

– Он гнусный холуй, – сказала Аравита. – Я скорее выйду за конюха, чем за него. Прощай. Да, наряды у тебя очень хорошие. И дворец лучше некуда. Ты будешь счастливо жить – но я так жить не хочу. Закрой калитку потише.

Уклонившись от пылких объятий, она прыгнула в лодку. Где-то ухала сова. «Как хорошо!» – подумала Аравита; она никогда не жила в городе, и он ей не понравился.