Тень дракона - Кащеев Кирилл. Страница 67

– Они долго еще будут это делать? – прервав Танькино победное повествование, почти простонал Айт.

– Думаю, хватит! – поднимаясь, решительно сказала Ирка. – Теперь все, что было ее, стало моим! – прокричала она.

И свора адских псов отпрянула от своей насквозь мокрой, отчаянно всхлипывающей жертвы. Мгновение ничего не происходило… а потом вокруг Ганны Николаевны закружился ореол пестрых огоньков.

Первый, сверкающий как маленький изумруд, метнулся прочь и опустился в подставленные Иркины ладони. За ним полетел еще один, еще и еще… Огоньки мерцали и переливались у Ирки между пальцами, казалось, она сжимает полные пригоршни драгоценных камней.

– Все это она отобрала у мертвых ведьм, – прошептала Танька.

Ирка подняла глаза и… беспомощно поглядела на Айта. Точно спрашивая…

– Ничто не пропадает ни в вашем мире, ни в нашем, – мягко сказал он. – Ничто не исчезает бесследно.

Ирка подумала и вскинула руки. Закрутилась на месте, вздымая ветер разлетающимися черными волосами. Огоньки весело затанцевали в воздушном водовороте и порскнули в разные стороны, точно каждый знал, куда лететь.

– Ну вот, – улыбаясь во весь рот, счастливо вздохнула Танька. – Под этот Новый год по всему миру народится много новых ведьм!

– Но это еще не все! – вдруг мрачно сказала Ирка и, властно протянув руку, шагнула к Ганне Николаевне. – Отдай! Ты проиграла! Отдай!

Мокрая женщина заворочалась в снегу, пытаясь отползти от грозно возвышающейся над ней девчонки:

– Не надо! Не забирай! – дрожащими губами прошептала она. – Я… Я расскажу тебе свое заклятье! Я… я отдам тебе Спиридона!

Ирка обернулась. Сковавший Спиридона снежный шар осыпался мелкой пылью – держа свой нож неловко, как кочергу, высокий светловолосый парень топтался рядом. Ирка вздохнула и покачала головой.

Ганну Николаевну выгнуло дугой – и крохотный, как маковое зернышко, тусклый и кажущийся неприятно грязным огонек сел Ирке на кончик пальца.

– А может, я это… крыльцо тебе починю? – тоскливо спросил Спиридон.

– Если ты за кулек с продуктами и дискотеку убить готов – представляю, что после крыльца начнется! Не складывается как-то у тебя с девчонками… – Ирка крепко сжала тусклый огонечек между пальцами.

В кулаке точно пожар вспыхнул. Нестерпимая боль заставила Ирку согнуться пополам. Ее окутал пылающий зеленый ореол, а в руке словно билось живое – извиваясь, как полураздавленные черви, длинные грязно-фиолетовые искры простреливали между пальцами, будто норовили убежать… и становились все слабее, бледнее, таяли, размываясь в нестерпимом изумрудном сиянии Иркиного дара. И наконец пропали совсем.

– Какая гадость! – с чувством сказала Ирка, морщась, как если бы проглотила полную ложку пересоленной холодной манной каши с комками.

Она медленно разжала кулак – на ладони, тускло отсвечивая сталью, лежал крохотный, точно игрушечный ножик. Точная копия жуткого тесака Спиридона. Ирка повертела его между пальцами – ножик хрустнул, как стеклянный, и переломился пополам.

Раскачивая деревья сквера, взметнулся горячий, как из пустыни, вихрь. Спиридон жалко усмехнулся и потек, как сметенная ураганом надпись на песке, рассыпаясь густой черной пылью.

– На самом деле он умер двести лет назад, – тихо сказал у Ирки за спиной Айт. – Мертвые не должны ничего решать в мире живых… какой бы из миров это ни был.

– Я знаю, – так же тихо ответила она. – Я знаю.

– Мерзавки! – хрипло выдохнул ненавидящий голос. – Гадины!

– Они не гадины! – физиономия Айта опять стала обиженной. – Гад здесь я!

– Ты – сволочь! – мокрая, грязная, встрепанная Ганна Николаевна, совершенно не похожая на недавнюю холеную, самоуверенную даму, ползла по снегу – ползла к пятну сухого, как старая пыль, черного пепла, оставшегося после исчезновения Спиридона. Кожа ее стремительно желтела, покрываясь пятнами, рот превратился в тонкую сухую щель, окруженную складками морщин. – Вы отняли у меня все, все! Как вы могли? Как вы посмели? Чем мы со Спиридончиком вам мешали?

И было в ее голосе столько искреннего, негодующего непонимания, столько праведного гнева, что Ирка даже на мгновение смутилась.

– Вообще-то они пытались вас убить, – напомнил Айт.

– И убью! – выкрикнула киевская ведьма. Бывшая ведьма. – Пусть даже у меня нет дара! Но у меня есть связи! Положение! Я работаю в Министерстве образования, я известна в политических кругах, и я добьюсь… Вас выгонят из школы! В спецзаведение для умственно отсталых! Нет, лучше для малолетних преступников! Вас никогда, никогда не примут ни в один вуз! Я поломаю вам жизнь! – заорала она так, что воронья стая взвилась с ветвей и каркающим колесом закружилась на фоне луны.

– А я еще думала – правильно ли я поступаю, – тихо сказала Танька, и тут Ирка заметила, что в руках подруга сжимает мобилку.

Воздух громко хлопнул, полыхнула вспышка, и над сквером на метле зависла немолодая, но подтянутая женщина в теплом комбинезоне, старинном летном шлеме и таких же очках. Воздух хлопнул снова – и рядом появилась знакомая римская ведьма Серафина. Видно, девушка выскочила прямо с какого-то рождественского маскарада – на ней был наряд диснеевской Белоснежки с высоким стоячим воротником и полощущей на ветру пышной юбкой. Не соответствовало нежному образу только хищное выражение лица.

– Questa К lei, seniora Befana![Это она, сеньора Бефана! ( итал.)] – прокричала Серафина, указывая своей немолодой спутнице на Ганну Николаевну.

Ганна вскрикнула и побежала! Римские ведьмы замешкались – всего на одну секунду. Чтобы почтительно, с глубочайшим уважением кивнуть двум местным ведьмам и змею и отдельно – лежащим у их ног собакам. Потом дружно гикнули и погнали метлы в погоню.

Воздух наполнился хлопками, точно разбушевавшиеся дети топтали бесчисленные воздушные шарики. Одна за другой над сквером возникали женщины на метлах – в теплых зимних куртках, элегантных шубках, настоящих эскимосских кухлянках, совсем легоньких блузках и юбках, одна даже в купальнике и широкополой шляпе! Старые и молодые, белые, чернокожие, желтые… Воздух наполнился многоголосой перекличкой:

– Czmycha! Hintreib sie! Fly left![Убегает! ( польск.) Гони ее! ( немецк.) Залетай слева! ( англ.)] – и клинья ведьм со свистом проносились следом за улепетывающей беглянкой.

– Что? – возмущенно окрысилась Танька на Иркин вопросительный взгляд. – Да, я давала слово, что никому не расскажу о ней до конца дуэли – ни так, ни по телефону, ни через Интернет! Но я не давала слова, что не подвешу заархивированный файл на свой телефон и не подключу рассылку сразу, как только дуэль закончится! А что они так быстро примчались… – она кивнула на проносящихся мимо ведьм, – …так, видно, здорово их наша Ганнуся достала! В конце концов – все ведьмы хитры и коварны, почему я должна быть лучше? – она подумала и добавила: – Или хуже?

– Они ее убьют? – в голосе Айта не было ничего, кроме равнодушного любопытства.

Конечно, все они, змеи, холоднокровные!

– Нет, – сказала Ирка, запрокидывая голову и чувствуя, как проносящиеся мимо волны ненависти и неистовой жажды мести касаются ее лица. – Они станут гнать, и гнать, и гнать ее, и даже потом, когда они устанут, она все равно будет бежать – и год, и два, и много-много лет, пока не успокоятся сердца тех, чьих близких она убила!

– И мне ее ничуточки не жалко! – воинственно объявила Танька. – У меня почему-то всегда остается неприязненное чувство к людям, которые упорно норовят прикончить меня и моих друзей, – и она с намеком покосилась на Оксану Тарасовну.

– Я, пожалуй, пойду, – торопливо сказала старшая ведьма. – Мне врач из больницы звонил – Маринка в себя пришла, надо ее проведать. Была рада познакомиться, – она кивнула змею. – Всем счастливого Нового года! – Оксана Тарасовна коротко свистнула – и усыпанная стразами декоративная кочерга спланировала к ней в руки. Она вскочила верхом и взвилась в ночные небеса.

– Я Богдану позвоню – он там наверняка волнуется! – выпалила Танька и торопливо направилась в сторону, оставляя Ирку и Айта одних.