Иллюзион - Гаглоев Евгений Фронтикович. Страница 13
Автобус остановился на площади напротив театра «Иллюзион». Катерина с неохотой закрыла тетрадь, приметив страницу, на которой закончила читать. Фантазии Казимира Поплавского полностью захватили ее, она едва не проехала свою остановку и опомнилась лишь тогда, когда двери автобуса открылись. Девочка была крайне заинтригована и хотела поскорее узнать, чем же закончится весь этот вымысел. Ладно, дочитает вечером. А сейчас она вышла из автобуса и зашагала к старому театру, на сцене которого когда-то выступал ее знаменитый отец.
Глава шестая
Театр магии
Конечно, Катерине приходилось время от времени слышать, что ее семье принадлежит такой-то театр, но она никогда не придавала этому особого значения. Девочка ведь и не помышляла, что когда-нибудь вернется в этот город и снова встретится с бабушкой Евдокией. Теперь же ей хотелось поскорее увидеть собственными глазами, что это за театр – «Иллюзион». Однако увиденное повергло ее в настоящий шок!
Здание много лет простояло пустым и заброшенным. За его состоянием никто не следил, вот почему гигантское строение, серое и мрачное, с толстыми каменными колоннами, уже одним своим видом наводило страшную тоску. Театр «Иллюзион» выглядел так, словно при его возведении сменилось несколько бригад слепых строителей, которым было неведомо, что до них сделали их предшественники. Глядя на здание, можно было подумать, что оно слеплено из нескольких построек, причем в самых разных архитектурных стилях. Похоже, его неоднократно надстраивали и перестраивали, и теперь уже было невозможно представить, как оно выглядело изначально. Наверняка от старой постройки остались лишь колонны, широкая лестница с каменными ступенями и лежащими на постаментах львами, облупившаяся лепнина под самой крышей. Часть окон была заколочена досками, центральный вход – три высокие двери – тоже забит крест-накрест. Лишь одна боковая дверь оставалась открытой: видимо, Аглая решила впустить в отсыревшее здание немного свежего воздуха.
Перед главной лестницей, когда-то монументальной и величественной, теперь красовалась большущая свалка, в которой копались местные ободранные коты. При появлении Катерины они не прервали своих занятий и продолжали безбоязненно раскидывать мусор во все стороны в поисках каких-то важных для кошек вещей.
Катерина вошла внутрь и вдруг поняла, что смутно помнит это место. Она оказалась в просторном вестибюле со сводчатым расписным потолком. Между колоннами на сквозняке трепетала густая паутина, позолоченные светильники на стенах давно потускнели от времени. Часть плафонов вовсе оказалась разбитой. Стены, некогда увешанные плакатами и афишами с изображением артистов, теперь покрывали граффити и непристойные надписи, сделанные черной краской из баллончиков.
В дальнем конце вестибюля Катерина увидела распахнутые двери. Оттуда доносились чьи-то приглушенные голоса. Девочка двинулась в том направлении, и в памяти сразу же всплыла картина, как когда-то ее, маленькую и неуклюжую, вела по этому вестибюлю какая-то женщина с длинными темными волосами. Может, это была ее мама? Катерине вдруг стало грустно. В их семейном архиве не сохранилось ни одной фотографии матери, а ей иногда так хотелось вспомнить, как она выглядела. По словам Евдокии, мать была очень красивой и благородной женщиной. Еще Катерина знала, что она умерла за пару лет до исчезновения отца.
Что и говорить, не повезло ей с родителями.
Девочка вошла в темный и сырой зрительный зал.
Аглая, худенькая и стройная, словно тростинка, беседовала с каким-то толстым, приземистым стариком, похожим на раздувшуюся жабу. Сходство усиливали его выпученные глазки и большая бородавка на носу, Катерина разглядела ее даже издалека. Старик, облаченный в коричневый вельветовый костюм, чуть не трещавший по швам на его объемной фигуре, держал в руках папку с бумагами и обмахивался ею, словно веером. От сквозняка на его почти лысой голове смешно развевались редкие седые волосенки.
Они стояли на высокой деревянной сцене, по обе стороны которой свисал тяжелый пыльный занавес неопределенного цвета. А позади них весь задник сцены от потолка до пола занимало сплошное гигантское зеркало. Его неровная поверхность помутнела от времени, видимо, поэтому в нем как-то причудливо отражались и Аглая, и толстый старик, и неровные ряды зрительских кресел – поломанные, без спинок и сидений. Стены зала были покрыты полуистлевшим от сырости полотном. Под самым потолком шел ряд больших окон. Вдоль одной из стен громоздился поржавевший остов строительных лесов. Конструкция поднималась до самого потолка, и ее покрывал толстый слой пыли и паутины. Похоже, она простояла здесь с закрытия «Иллюзиона».
– Этому зданию почти триста лет, – сказал старик, когда Катерина приблизилась к сцене. – Я буду счастлив стать его новым владельцем, ведь это настоящий памятник архитектуры!
– Рада, что мы пришли к соглашению, – улыбнулась Аглая.
– Только у меня есть одно условие! Все, что находится в помещениях наверху и в подвале, должно остаться здесь!
– Зачем вам эта рухлядь?
– Это история! – с пафосом произнес старик. – Вы же знаете, обожаемая Аглая, когда-то я и сам был фокусником и выступал на этой сцене вместе с вашим покойным мужем!
– Он не покойный, он исчез, – сухо поправила его Аглая.
– Неужели? А я слышал совсем другое!
– Никто точно не знает, жив Александр или нет, – сдержанно произнесла мачеха.
– Ну да ладно! – Толстяк достал из кармана пиджака диктофон и поднес его к губам. – Не забыть позвонить адвокату, чтобы он начал оформлять купчую, – пробормотал он. – И договориться о встрече с архитектором по поводу внутренней отделки театра! Приходится записывать напоминания самому себе, – пояснил он Аглае, отключая диктофон. – На собственную память уже совсем не надеюсь!
Тут Аглая заметила падчерицу.
– Катерина? – воскликнула она. – Ты уже здесь? А мы еще не закончили.
– Так я могу подождать. – Катерина подошла поближе к сцене. – Устроишь для меня экскурсию, когда вы обо всем договоритесь?
– Конечно, если хочешь! Кстати, познакомься. – Аглая представила ей старика. – Это Ипполит Германович Бестужев!
– Это ваша дочь? – улыбнулся Ипполит Германович.
– Да! – с гордостью кивнула Аглая.
Она никогда и никому не говорила, что Катерина ей неродная. И девочка считала ее своей настоящей мамой, что бы там ни значилось в разных официальных документах.
– Как она похожа на Александра! – восторженно воскликнул старик.
– Вы и правда знали моего отца? – поинтересовалась Катерина.
– Знал ли я Александра Державина?! – Ипполит закатил глаза. – Да он был моим лучшим учеником! А ведь многие из них выступали потом на этой самой сцене! Все свои фирменные фокусы он придумал лишь благодаря мне! Я привил ему любовь к иллюзиям! Любовь…
– К надуванию публики! – закончила за него Катерина.
В цирке она вдоволь насмотрелась на тамошних фокусников. Те еще мошенники!
Ипполит визгливо захохотал.
– Хорошо сказано, деточка! Такая же острая на язык, как и отец!
– Раз вы так хорошо его знали, можно мне кое о чем вас спросить? – сказала Катерина. В конце концов, что ей терять?
Старик продолжал хохотать и никак не мог остановиться, его необъятный живот колыхался, угрожая прорвать ткань дорогого костюма. Аглая удивленно взглянула на Катерину.
– Его правда обвиняли в убийстве? – спросила девочка.
Визгливый смех Бестужева тут же стих.
Аглая и Ипполит уставились на Катерину так, словно у нее вдруг выросла вторая голова. Мачеха удивленно вскинула брови. Старик с резко изменившимся лицом отвел взгляд в сторону и сделал вид, что разглядывает ржавые строительные леса.
– Да кто тебе сказал эту глупость? – воскликнула Аглая.
– Один мальчишка в школе.
– Он лгун и выдумщик! Нет, ну надо же! Сболтнуть такое!
Но Ипполит Германович молчал и старательно глядел куда-то мимо девочки, что, конечно, не скрылось от глаз Катерины.