Мила Рудик и руины Харакса - Вольских Алека. Страница 62

Гурий Безродный заметил ее взгляд и чуть заметно улыбнулся.

— Кто-то с кем-то всегда на ножах — так устроена эта жизнь, — вздохнул профессор. — Исходя из этого, в твоих отношениях с Нилом Лютовым и Алюминой Мендель действительно нет ничего необычного.

Мила нахмурила лоб: ей не слишком нравилось, что окружающие всегда читают ее мысли, словно раскрытую книгу.

— Почему? — спросила она. — Почему так получается, что люди часто враждуют?

Брови Гурия Безродного слегка приподнялись. Он бросил на Милу задумчивый взгляд и, печально улыбнувшись, ответил:

— Вечный конфликт интересов.

Мила озадаченно насупилась, не совсем понимая.

— Живущие на этой земле существа слишком разные, — продолжал профессор. — Слишком не похожи друг на друга. В результате наши желания и стремления довольно часто идут вразрез с тем, чего хотят и к чему стремятся другие.

Мила промолчала. Она считала, что все намного проще. Нил Лютов был слишком злобным, а Алюмина и дня не могла прожить, чтобы не сделать или не сказать кому-нибудь какую-нибудь гадость — и именно поэтому Мила их обоих терпеть не могла. Правда, нельзя было сказать, что к Алюмине и к Лютову она относилась совершенно одинаково.

— Мои слова тебя расстроили? — спросил профессор, повернув голову и глядя ей в лицо с неподдельным интересом.

Мила задумчиво смотрела прямо перед собой.

— Я просто подумала… — нерешительно начала она. — И Алюмина, и Лютов… Я с ними обоими всегда была… как вы сказали… на ножах. Но… — Мила на секунду запнулась, пытаясь разобраться в собственных мыслях. — К Алюмине у меня нет ненависти, я ее просто презираю, а Лютов… Он не лучше Алюмины. Наверное, даже хуже…

Мила заметила, что при этих словах профессор тяжело вздохнул.

— Лютов мне враг, — продолжала Мила. — Но почему-то… я не могу его презирать.

Гурий Безродный снова вздохнул и часто закивал.

— Так бывает нередко, — ответил он. — Если слабый и глупый человек злой — это неприятно, а если злым становится сильный и умный — это скорее страшно, хотя и грустно одновременно. К такому человеку можно испытывать ненависть, но не получается презирать.

— Страшно? — переспросила Мила и с жаром заявила: — Я не боюсь его!

Профессор примирительно улыбнулся.

— Конечно. Ты не боишься за себя. Иногда ты просто чувствуешь, что от человека исходит опасность, и угрожать она может кому угодно. Злой человек зол ко всем, a не к кому-то одному.

— А мне кажется, Лютов никого не ненавидит так, как меня, — угрюмо проговорила Мила.

Профессор Безродный снова кивнул.

— Ему, как и тебе, знакомо презрение, — ответил он. — И он презирает тех, кого считает глупыми и слабыми. Однако, насколько я могу судить, тебя он не считает ни глупой, ни слабой. Он видит в тебе равного соперника. А к равным можно испытывать лишь сильные чувства. Ненависть — одно из самых сильных чувств, Мила. И чем больше силы он в тебе замечает, тем сильнее становится его ненависть.

Мила вспомнила, как началась их с Лютовым вражда четыре года назад. Он оскорблял ребят, которые только что стали ее друзьями. Ей захотелось заступиться за них, и она ответила Лютову тем же — ударила его словом, уязвила его повышенное самолюбие, напомнив о том, что его родители не слишком балуют его своим вниманием. Позже ей стало стыдно за свой поступок, и она извинилась перед ним. Но Лютов не только не принял ее извинений, а, казалось, лишь сильнее после этого возненавидел ее. Как будто ее извинения были еще большим оскорблением, чем то, что она сказала ему в «Перевернутой ступе».

— Почему? — спросила она вслух, даже не подумав, что профессор не знает, о чем она сейчас думает. Тем сильнее озадачил Милу его ответ.

— Потому, — сказал профессор, глядя прищуренным взглядом в сторону реки, — что Нил просто не понимает, как можно быть одновременно сильным и добрым, смелым и великодушным.

Он посмотрел на свою ученицу и с теплотой в серо-зеленых глазах улыбнулся.

— А это и впрямь встречается очень редко.

Несколько минут они молчали.

— Мне хотелось бы, чтобы у меня не было врагов, — наконец сказала Мила.

— Разумеется, — с готовностью отозвался профессор. — Нам всем хотелось бы того же.

Он глянул на нее с веселым лукавством во взгляде.

— Но я успел заметить, что, кроме врагов, у тебя есть и друзья.

Мила подумала, что профессор говорит о Ромке с Белкой, но неожиданно для нее он произнес совсем другое имя.

— Гарик, например.

Мила вскинула взгляд на своего учителя и заметила на его лице улыбку. Ей хватило десяти секунд, чтобы догадаться, о чем он ведет речь. Она быстро опустила глаза, чувствуя, что заливается краской.

Мила вспомнила, как Гарик на улице Безликих прохожих, после их спасения от найд, хотел поцеловать ее. Он тогда вслух пожаловался, что из-за дурацких Чар Ховалы не может этого сделать… Конечно же, профессор увидел этот момент в их воспоминаниях! И не только он! Мила, не сдержавшись, охнула, когда поняла, что Акулина тоже это видела — ведь она была среди судей!

— Ну, это уже лишнее, — категорично произнес Гурий Безродный, возвращая Милу к реальности. И тут же продолжил: — У человека могут быть причины стыдиться вражды и ненависти, но, Мила, никогда не стоит стыдиться любви. Любовь — это лучшее, что может с нами случиться. Если в твоей жизни есть это чувство — можешь считать, что тебе повезло.

Мила была так поражена словами Гурия Безродного, что не смогла даже кивнуть. Несмотря на то что он сказал ей только что, она готова была провалиться сквозь землю от стыда. Ей было ужасно неловко, и она ничего не могла с собой поделать. И неловкость она испытывала вовсе не потому, что стыдилась своих чувств к Гарику или его чувств к ней. Просто у нее в голове не укладывалось, что она обсуждает эту тему с учителем! Пусть даже это был Гурий Безродный, к которому она относилась не так, как к другим профессорам Думгрота, может быть, потому, что он был ее соседом и часто заходил в гости, когда они с Акулиной были в Плутихе.

От смущения Мила принялась с преувеличенным интересом рассматривать свои руки в синих перчатках с вышитыми красными львами-меченосцами на запястьях — подарок Акулины к Новому году. Непроизвольно она бросила взгляд на руки профессора и немного удивилась, заметив, что ни перчаток, ни варежек на них не было — кожа на тыльной стороне ладоней была обветренная, покрытая красными пятнами от мороза. На средний палец правой руки был надет волшебный перстень. Камень в перстне — густого, бархатно-фиолетового цвета — показался ей очень красивым. Причудливым узором растекались в этом сочно-фиолетовом море сиреневые, черные и белые струи. Мила смотрела на камень и не могла оторваться, словно ею овладели какие-то чары.

— Он называется чароит, — с улыбкой произнес профессор, заметив взгляд Милы.

— Это потому, что он завораживает? — спросила Мила, с трудом отводя взгляд от камня.

Ее учитель тихо засмеялся.

— Не совсем. В Сибири есть река — Чара. Там обнаружили месторождение этого камня и назвали его в честь реки — чароитом.

— А разве камни для магов берут не в особых местах, вроде Огненной Тропы? — удивилась Мила.

— Обычно — да, — ответил профессор. — Но я взял себе в привычку нарушать обычаи — с тех пор, как отрекся от родительского наследства и изменил родовое имя на фамилию Безродный, с тех пор, как умерла сестра. Чароит — новый камень. Хотя я не исключаю, что в тех местах, о которых ты говоришь, он где-то есть: редко встречается и носит другое имя, но все же есть. Однако… я побывал на трех волшебных тропах, включая и Огненную Тропу, — ни на одной из этих троп я не видел камня, похожего на чароит. Может быть, именно потому я и выбрал его…

Гурий Безродный неожиданно замолчал, устремив задумчивый взгляд на реку.

— Почему, профессор? — решилась спросить Мила.

Он повернул лицо и посмотрел на нее, печально улыбнувшись.

— Потому что этот камень родился во Внешнем мире. Он чист. За ним не тянется шлейф имен тех знаменитых магов, которые творили с его помощью свое великое колдовство.