Мила Рудик и руины Харакса - Вольских Алека. Страница 67

— Ты угрожаешь моей сестре, Рудик?

Мила сцепила зубы, но, быстро взяв себя в руки, спокойно ответила:

— Если Алюмина тронет Бледо, она за это ответит.

— Да ну? — Лютов, изображая удивление, приподнял бровь. — И что ты сделаешь?

— Увидишь, — пообещала Мила.

Лютов зло ухмыльнулся.

— Хочу увидеть.

Потом глянул на сестру, кивнул в сторону Бледо и холодно скомандовал:

— Садани его чем-нибудь.

Алюмина заулыбалась во весь рот и торжествующе посмотрела на Милу — казалось, она сейчас покажет ей язык.

— Алюмина, пожалеешь, — сдержанно предупредила ее Мила.

— Отстань! — скривив толстую физиономию, отмахнулась та и, резко вскинув руку с перстнем в сторону Бледо, воскликнула: — Ирригацио лакрима!

Мила даже не успела удивиться — это было заклинание, с помощью которого Ромка на первом курсе заставил Алюмину рыдать на виду у всего Театра Привидений. Видимо, Алюмина до сих пор считала, что это сотворила с ней Мила, и решила таким образом отомстить. Но ее постигла неудача. Почти одновременно с ней Мила вскинула руку с карбункулом и воскликнула:

— Каприоле!

Алюмина дико выпучила глаза и громко пискнула, когда ее тучное тело подпрыгнуло как резиновый мячик. Одновременно струя света из ее перстня прошла гораздо выше головы Бледо.

— Детское заклинание, Рудик, — прошипел, снисходительно усмехаясь, Лютов. — И этим ты угрожала моей сестре? Даже смешно.

Мила успела лишь повернуть голову в его сторону, как он громко произнес:

— Декаденция!

Голос Лютова взорвался в голове Милы, когда невидимая волна ударила ее в живот и отбросила на несколько метров назад. Упав на спину, Мила почувствовала себя так, будто из нее разом вышибли весь дух. Несколько секунд она не могла вздохнуть, глядя в потолок, который почему-то плыл у нее перед глазами. И в эту минуту в коридоре раздался голос, в котором было столько ярости, что Мила могла поклясться — стены Думгрота задрожали.

— НИЛ!

В глазах Милы начало проясняться, и она поспешно подняла голову, одновременно делая попытку приподняться. Сначала она увидела Ромку, Белку и других меченосцев, бегущих по лестнице к ней на помощь, и только потом, повернув голову, — Гарика.

Мила даже испугалась — она еще никогда не видела у него такого лица. Гарик был в бешенстве, но его бешенство было холодным как лед. Только синие глаза метали молнии. Широкими шагами приближаясь к Лютову, он произносил каждое слово так, словно бил Лютова плеткой.

— Наскучили детские заклинания, Нил? Хочешь взрослой магии? Обещаю, сейчас ты не захочешь смеяться.

Гарик вскинул руку с золотистым топазом, и все, кто был в коридоре, хором ахнули, когда невидимая сила подбросила Лютова вверх и швырнула на стену. Мила в ужасе смотрела, как Лютов, словно приросший к стене, не может двинуть ни руками, ни ногами.

— Ты зря поднял руку на мою девушку, Нил, — яростно прошептал Гарик.

В глазах Лютова промелькнуло удивление и недоверие.

— И это ведь не в первый раз, верно? — спросил Гарик.

Лютов не отвечал.

— Я не могу тебе позволить снова напасть на Милу. Поэтому мы сделаем вот что.

Лютов, словно гвоздями прибитый к стене, тщетно вертел шеей во все стороны, пытаясь освободиться от чар, но тут Мила заметила, что из перстня Гарика стал просачиваться наружу густой золотистый туман. Несколько мгновений спустя между Гариком и Лютовым зависло целое облако сияющего золотого тумана. Посмотрев в это облако, Лютов яростно зарычал, словно понял что-то, чего пока еще не понимала Мила, и забился на стене, как муха, угодившая в клей.

— САКРАМЕНТУМ. ЛИТОС. МОРТИС.

Гарик не выкрикивал слова заклинания. Его голос звучал спокойно и твердо. В этих словах Миле послышалась какая-то зловещая неотвратимость. Она не знала, что они могут означать.

Одновременно из облака золотого тумана в Лютова ударила, окутав все его тело, вспышка света. Глаза Милы поползли на лоб, когда она заметила, что прижатые к стене невидимой силой ноги и руки Лютова каменеют. К его лицу прилила кровь. Кажется, ему было трудно дышать. Однако в черных глазах не было ни страха, ни уступки — только бешеная ярость.

— Теперь ты должен сказать, что ты больше никогда не тронешь ее, Нил, и все закончится, — убеждал его Гарик.

В его голосе звучала сталь. Мила даже не представляла, что Гарик может быть таким: жестким, холодным, безжалостным.

Его рука с перстнем все так же смотрела в лицо Лютову. Золотой туман пульсировал все ярче, казалось, он вбирает в себя воздух.

Лютов смотрел на Гарика с такой всепоглощающей ненавистью, что Мила невольно сглотнула подкативший к горлу комок. На висках и на лбу Лютова набухли вены, все лицо покрылось мелким бисером пота. Мила вдруг поняла, что он ничего не скажет, даже если Гарик в ярости окончательно превратит его в камень. Он будет упрямо молчать даже под угрозой смерти.

— Нил, черт возьми, ты должен сказать, что не тронешь ее, — процедил сквозь зубы Гарик.

Из облака золотого тумана хлынула новая струя света на фигуру Лютова, словно сросшуюся со стеной. Его тело тут же начало каменеть с удвоенной скоростью. Колени и локти Лютова уже были частью жуткой каменной скульптуры.

— Гарик, он не скажет! — срывающимся голосом воскликнула Мила.

Гарик на секунду обернулся и встретился с ней взглядом.

— Он задыхается, — пояснила она. — Он не может говорить, он не скажет!

Гарик, кажется, понял ее. Вновь повернув лицо к Лютову, он приказал:

— Тогда кивни. Кивни, и это будет расцениваться как обещание, что ты больше никогда не причинишь ей вреда.

Нил упрямо смотрел на Гарика. Пот уже бежал по его вискам тонкими струйками, лицо стало бордовым от напряжения. Миле казалось, что еще немного — и он задохнется. Краем глаза Мила видела, что все в коридоре, включая ее друзей, замерли, словно тоже окаменели. Она продолжала смотреть на Лютова, мысленно умоляя его кивнуть. Она боялась, что иначе Гарик не отступится — Мила никогда еще не видела его в такой ярости.

Гарик и Лютов, не мигая, смотрели друг на друга — ни один не отводил взгляда. Это была какая-то жуткая невидимая глазу дуэль. Мышцы на шее Лютова напряглись, словно он силой пытался протолкнуть в легкие воздух.

— Кивни, — тихо повторил Гарик.

Он смотрел на Лютова так, словно вдавливал его в стену не магией, а одной лишь силой взгляда. А от звука его голоса у Милы по спине побежали мурашки.

Лютов издал негромкий хрип. Его глаза в этот миг были чернее, чем обычно. Мила не сомневалась — от бессильной ярости. Его плечи уже срослись с каменной стеной. Камень теперь подступал к его шее. Мила уже думала, что он сейчас просто задохнется у нее на глазах, но Лютов вдруг сцепил зубы в гримасе отвращения и ненависти и едва заметно кивнул.

— Молодец, — тихо, почти не слышно, прошептал Гарик, так, что, кроме Милы и самого Лютова, скорее всего, этого никто больше не услышал.

Золотое сияние на миг вспыхнуло и потянулось обратно в перстень на руке Гарика. Камень волной начал сходить с тела Лютова. Через несколько мгновений тот с болезненным выдохом упал на пол. Мила не могла отвести от него взгляда. Самоуверенный, высокомерный, сильный Лютов… Таким, каким он был сейчас, она не видела его никогда: взмокший от пота, дрожащий всем телом, униженный… Он приподнял голову и заметил ее взгляд… В его глазах полыхнула безграничная ненависть. Так он тоже никогда на нее еще не смотрел.

— Я повторю, чтобы ты запомнил, Нил, — уже спокойным, но все еще холодным голосом сказал Гарик, глядя на Лютова сверху вниз: — Милу ты теперь не тронешь. На тебе заклятие. Не забывай. Каждый раз, когда ты будешь нарушать его, — оно будет тебя наказывать.

С этими словами он отвернулся от Лютова и подошел к Миле. Протянув руки, он помог ей встать с пола.

— Ты в порядке?

Мила кивнула, не переставая коситься на Лютова. Тот поднялся на ноги, придерживаясь за стену. В то же мгновение к нему подбежала Алюмина. Она попыталась подставить ему плечо, чтобы он мог опереться на нее, но Лютов грубо оттолкнул двоюродную сестру. Алюмина глупо моргнула и с униженным видом украдкой покосилась на стоящих в коридоре ребят. Рем не стал повторять ошибку Алюмины. Он просто подошел к приятелю поближе, загородив его от Милы и Гарика, а также от столпившихся в стороне меченосцев. И все же Мила заметила брошенный на нее через плечо Рема взгляд Лютова. Заметила — и невольно содрогнулась.