Мила Рудик и тайна шестого адепта - Вольских Алека. Страница 41

Вирт перевел на нее взгляд и на секунду сомкнул веки, признавая, что ее предположение верно.

— Ты ведь можешь чувствовать не только чужие способности, правда, Вирт? — прямо спросила у него Мила.

Он опустил глаза.

— Давно догадалась?

Мила кивнула.

— Массимо Буффонади назвал тебя магом-сенсором, — призналась она. — Я немного почитала об этом… Маги-сенсоры ощущают не только способности людей, но и почти любые эмоции. И еще… маг-сенсор чувствует даже следы эмоций, которые остались после людей в каких-то местах.

Вирт улыбнулся, а Ромка возмутился вслух:

— Почему мне не рассказала?!

Мила посмотрела на друга, потом перевела взгляд на Вирта.

— Я подумала, что если Вирт не говорит об этом, то не хочет, чтобы кто-то знал.

Ромка тоже посмотрел на Вирта.

— Серьезно?

Тот слегка передвинулся на стуле, словно ему было неудобно сидеть.

— А тебе приятно знать, что я вижу тебя насквозь, господин умник? — спросил он.

Ромка нахмурился и неловко кашлянул.

— Не очень.

— Вот поэтому я стараюсь не говорить о своих способностях, — сказал Вирт.

Мила несколько секунд смотрела на него не мигая. На языке у нее вертелся вопрос, который она очень давно хотела задать, но не имела такой возможности. В конце концов, набравшись смелости, она спросила:

— А ты… всех так… видишь насквозь?

Вирт покачал головой.

— Нет. Это зависит от человека. Чаще всего люди для меня, как раскрытые книги. Но изредка встречаются и другие. Они словно окруженная каменной стеной цитадель.

Мила сглотнула, чувствуя, как от волнения внезапно вспотели руки.

— А… что насчет… Мстислава? — спросила она. — Ты можешь…

— Нет, — не дав ей договорить, ответил Вирт. — Действительно, я часто сталкиваюсь с ним в Менгире. Однако я не могу ни ощутить его эмоции, ни распознать способности.

Заметив, что Мила всерьез задумалась над его словами, Вирт добавил:

— Но так происходит не только с ним. К примеру, рядом с Велемиром я тоже ничего не ощущаю. Старые, могущественные маги — это все-таки не восемнадцатилетние подростки.

Он насмешливо покосился в сторону Ромки. Лапшин в ответ досадливо цыкнул. Вирт проследил, как Ромка с хмурым видом вернулся в кресло.

— Зачем ты так упорно терпишь боль? — спросил он.

Мила вздрогнула, переводя взгляд на друга, — она и забыла о его ожогах. Ромка тем временем многозначительно фыркнул.

— Можно не спрашивать, откуда ты узнал, — даже не скрывая сарказма, произнес он. — Ты же видишь меня насквозь.

— Именно, — невозмутимо отозвался Вирт.

Он щелкнул пальцами, и на его столе возник небольшой стеклянный пузырек. Взяв в руку, Вирт бросил его Ромке. Лапшин, не ожидавший броска, чудом поймал маленькую бутылочку и расширившимися от удивления глазами уставился на Вирта.

— От ожогов, — пояснил тот. — Помажь — за сутки исчезнут.

Ромка с интересом воззрился на пузырек и открыл его.

— Ты уже не в первый раз так делаешь, — сказал он, наугад нанося на лицо содержимое бутылочки — густое вещество желтого цвета. — У тебя что, где-нибудь припрятан склад вещей на все случаи жизни? Откуда ты берешь все это: магические свитки, целительные мази?

— Кто его знает, — пожав плечами, ответил Вирт, — может быть, и есть какой-нибудь склад.

Когда Ромка закончил, его лицо выглядело так, будто его разукрасили желтой краской. Заметив, что Мила с Виртом улыбаются, глядя на него, Лапшин вздохнул.

— Смешно выгляжу? — спросил он и равнодушно добавил: — Зато больше не болит.

Он зевнул и, откинув голову на спинку кресла, закрыл глаза. Кажется, теперь, когда боль от ожогов его больше не мучила, Ромка почувствовал себя уставшим — сказывалась полная приключений бессонная ночь.

Мила, последовав примеру Лапшина, вернулась в кресло.

— Кажется, нам и правда без тебя не справиться, — сказала она Вирту и невесело вздохнула. — Придется ждать до конца декабря.

— Есть хочу, — пожаловался Ромка и, не размыкая век, усталым тоном спросил у Вирта: — У тебя тут нет чего-нибудь съедобного?

Вирт глубоко вздохнул, задумчиво поглядывая то на Ромку, то на Милу.

— Чувствую себя молодым отцом, у которого двое взрослых детей, — произнес он с иронией.

Ромка издал короткий смешок, оторвал голову от спинки кресла и, открыв глаза, приободрился:

— Ну, раз уж ты сам это сказал, тогда… папа, накорми детей — мы голодные, как волки.

Мила прикрыла глаза рукой, желая провалиться сквозь землю — их подтрунивания друг над другом становились уже просто неприличными. И тем не менее, она восприняла Ромкину находчивость как должное. Не воспользуйся он случаем, Мила бы удивилась гораздо больше. Если у Ромки и был жизненный девиз, то звучал он как-то вроде: «Наглость — второе счастье».

Но Вирт, как ни странно, не возмутился от такой бесцеремонности.

— Ну что с вами делать, — со вздохом смирения произнес он. — Закажу еду в контору.

— Я одного не могу понять, — хмуро сказала Мила, глядя в одну точку перед собой рассредоточенным взглядом. — Почему Терас так все усложнял? Зачем нужны были эти заковыристые подсказки, если он собирался оставить дневник своему сыну?

— Готово, — произнес Вирт, и Мила невольно перевела на него взгляд, не совсем понимая, к чему это было сказано.

Видя, что она смотрит на него с недоумением, Вирт как ни в чем не бывало пояснил:

— Мысленное послание. Заказал три порции плова гномьей кухни. Здесь неподалеку есть небольшой гномий ресторанчик. Они готовят превосходный плов.

— Здорово! — потерев себя ладонью по животу, отозвался Ромка. — Никогда не пробовал гномий плов.

— Тогда ты обязательно должен оценить это блюдо, господин умник, — войдя в роль заботливого отца семейства, заявил Вирт.

Мила нахмурилась, не понимая, как плов может быть важнее, чем дневник Тераса. Заметив это, Вирт с улыбкой ответил на ее вопрос:

— Скорее всего, Терас боялся, что дневник может попасть не в те руки. Нашедшему его будет непросто разгадать подсказки в дневнике, а значит, он не сможет и уничтожить те сведения о Лукое, которые Терас с таким трудом собирал.

Мила была вынуждена согласиться с ним. Она хорошо помнила одну строчку из дневника Тераса: «Теперь я задаюсь вопросом — насколько глубок колодец, в котором Лукой хранит свои тайны? Не оборвется ли моя жизнь раньше, чем я узнаю, что спрятано на самом дне?» Если Тераса посещали такие мысли, то он должен был задумываться над тем, чтобы передать свои знания о Лукое человеку, который сможет воплотить его цели вместо него. Наверное, Терас надеялся, что если он не успеет отомстить, то это сделает его сын. Однако Бледо решил вручить все стремления и поиски своего отца в руки Милы. Но месть Многолику не входила в ее планы. Мила всего лишь хотела защитить от него тех, кто ей дорог. Правда, в конечном итоге это означало — противостоять ему и одолеть его. Мила не сомневалась, этого оказалось бы достаточно, чтобы Терас был удовлетворен.

Не прошло и четверти часа, как в контору Вирта явился румяный и круглый, словно пивной бочонок, гном. Он выставил на стол три порции плова, после чего Вирт расплатился с ним, и гном поспешил исчезнуть. Когда Мила с Ромкой сняли со своих порций целлофан, контора наполнилась таким ароматом, от которого у них потекли слюнки. Гномий плов действительно оказался очень вкусным — вкуснее Мила никогда не пробовала. После еды ребят так разморило от усталости и сытости, что они оба начали засыпать прямо в креслах. В конце концов, Вирт растолкал их и, не без труда заставив подняться из кресел, выгнал за дверь, сказав напоследок, что поспать они прекрасно могут и в Львином зеве.

Глава 11

Экстремальная левитация

В последующие дни главной темой для обсуждения в Думгроте было таинственное происшествие в башне Бафомета. О том, что кто-то проник в башню и снял лежащие на ней чары, не говорил только ленивый. Эту новость обсуждали даже те, кто до сих пор и слыхом не слыхивал о том, что в башне Бафомета действовало какое-то колдовство. А многие только благодаря этим слухам узнали, что в Думгроте есть башня с таким названием.