Мила Рудик и тайна шестого адепта - Вольских Алека. Страница 68

— Вирт, — позвала Мила, оборачиваясь.

Ей хватило мгновения, чтобы заметить, как побледнел Вирт. Она уже видела его таким, когда они вошли в школу с неупокоенными духами.

— Что? — стремительно спросила Мила. — Что ты чувствуешь, Вирт? Снова страх?

— Страх, отчаяние, горе… ярость. — Вирт замолчал, словно ему было трудно говорить, но через паузу приглушенным голосом добавил: — Всепоглощающая ярость.

Он тряхнул головой, как будто пытался отогнать от себя чужие эмоции.

— Сильнее, чем в школе? — спросила Мила.

Вирт глубоко вздохнул — краски постепенно возвращались на его лицо.

— По-другому, — ответил он. — Там эмоции вспыхивали хаотично, и они исходили от неупокоенных духов, а здесь…

Повернув голову сначала в одну, потом в другую сторону, словно прислушиваясь то ли к звукам, доступным только его слуху, то ли к собственным ощущениям, Вирт озадаченно хмыкнул.

— Здесь нет никого, — сказал он. — Ни духов, ни привидений, ни людей. Этот замок пуст, здесь только мы с тобой, но…

Хмурясь, он снова огляделся.

— Все, что я здесь ощущаю, исходит от стен этой комнаты. — Его взгляд на миг стал рассредоточенным. — И кажется, что у всех этих эмоций… есть цель.

— Как это? — растерялась Мила.

Вирт помолчал, не зная, как облечь свои ощущения в слова, потом сказал:

— Сильнее всего я ощущаю ярость. — Он поднял глаза на Милу. — И это целенаправленная ярость.

Мила какое-то время смотрела на него, пытаясь представить то, о чем он говорил. Потом посмотрела вокруг. Эмоции исходят от стен? Она медленно направилась к ближайшей стене.

— У меня такое ощущение, что ярость, которой пропитана эта комната, родилась из страха, — на ходу слушала она Вирта, — из отчаяния, из боли, которую невозможно вынести… Мила, стой!

Она слышала оклик Вирта, но было поздно — ее пальцы уже коснулись каменной стены, и почти сразу же Мила словно упала в преисподнюю.

Ее закружило в потоках красной как кровь жижи. Вспышками перед глазами загоралось ослепляющее пламя. Чьи-то жуткие глаза глянули на нее безумным взглядом. Раздался звон бьющегося стекла. Снова вспыхнул огонь…

Тяжело дыша от охватившей ее паники, уже мгновение спустя Мила обнаружила, что ад, который, казалось, едва не поглотил ее только что, исчез. Теперь она стояла на берегу реки. Светило солнце, разбрасывая по траве свои блики, словно драгоценные камни. В зарослях деревьев на другом берегу пели птицы. Покачивались купающиеся в реке ветви растущей вблизи ивы.

Оглядевшись, шагах в двадцати от себя Мила увидела возле реки детей — двух совершенно одинаковых черноволосых мальчиков. Один сидел на берегу, у кромки воды, подтянув колени к груди и обняв их руками. Другой лежал рядом на спине, закинув руки за голову.

— Мамка будет браниться, если к ужину опоздаем, — сказал первый близнец.

— Ну и пусть, — угрюмо отозвался второй.

Его черные глаза смотрели в вечернее небо необузданным взглядом. Казалось, этот взгляд, словно острое лезвие, вспарывает густо-синее небесное полотно.

— А отец наверняка поколотит, — добавил первый.

— И пусть, — упрямо и жестко повторил второй, нахмурив черные брови.

Первый близнец тяжело вздохнул.

— Тебе легко говорить, — сказал он. — Мне от отца всегда больше достается. Тебя он боится.

Выражение лица второго изменилось: брови чуть заметно вытянулись, взгляд стал виноватым. Мальчик оторвал спину от земли и посмотрел на брата решительным взглядом.

— Я ему больше не позволю тебя бить, Тихой, — заявил он.

— Да как же ты ему не позволишь? — безропотно пожал плечами тот.

Черные глаза его брата гневно сузились.

— Если он тебя еще раз тронет… — дрожащим от ярости голосом произнес он и на миг запнулся, но, тотчас отбросив все сомнения, решительно добавил: — Я его убью.

Тихой испуганно посмотрел на него и тихо прошептал:

— Лукой…

Тот лишь сузил глаза еще сильнее и упрямо сжал рот.

— Так и сделаю, клянусь, — твердо пообещал он.

В этот момент перед глазами Милы резко потемнело, и ее снова подхватил кроваво-алый водоворот. Стремительным калейдоскопом сменяли друг друга смутные образы, которые Мила не успевала разобрать. Уши вспорол дикий вопль, и вот уже перед ней тонущая в сумраке комната, стол, две скамьи, на которых друг напротив друга сидят знакомые черноволосые близнецы. Возле стола стоит женщина в длинном платье и переднике. Она уже не молода, но даже морщины не портят ее красивого лица. Наложив из стоящего перед ней казана в миску жидкой каши, она поставила ее перед одним из братьев.

— Не перечь отцу, — строго произнесла женщина, с хмурым видом поставив еще одну миску перед вторым сыном. — Не гляди на него так своими глазищами дикими. Сладу с тобой нет. Как только на свет появился — мучения от тебя одни. За то и имя свое получил, что мать из-за тебя слезы проливала, как от лука репчатого. Вот брат твой не чета тебе — тихий был, хлопот никаких не доставлял. Но теперь и он от рук отбился — все за тобой повторяет.

Мила только повернула голову, чтобы осмотреться и понять, где находится, как ее вновь затянуло в алый водоворот. На миг в кровавом мареве возникли страшные глаза, потом вспыхнуло пламя, и… Ее снова выбросило из кошмарных сновидений в явь.

Кажется, это была та же комната, но другое время. В этот раз Миле удалось оглядеться получше: темная изба, маленькие квадратные окна, тихий плач младенца. Повернувшись, она увидела рослого мужчину в залатанной одежде. Густая темная борода и горящие гневом черные глаза придавали ему вид пугающий и даже зловещий. Он вдруг вскинул руку и со всего размаха ударил. Темноволосый мальчик, в котором Мила тотчас узнала одного из близнецов, глухо вскрикнув, упал на пол.

— Это всё вы! — гаркнул мужчина. — Вы двое! Колдовство ваше! Накликали беду? Или нарочно наворожили? Все пропало! Весь урожай град попортил!

Он схватил мальчика за грудки, одним резким движением поднял в воздух и снова со всей силы ударил, так что тот с грохотом полетел на пол. Лежа ничком, он едва слышно стонал.

— Град?!! Летом?!! — неукротимо взревел мужчина. — Наколдовали с братом, паршивцы! Нечистая сила вас в чреве матери вашей принесла в эту семью!

Черноглазый бородач с исказившимся от ярости лицом шагнул к мальчику. Тот, поджав под себя ноги, отчаянно закрыл голову руками, но следующего удара не последовало. Детская исцарапанная ладонь на полпути остановила жилистую волосатую руку, ухватив ее за кисть.

— Не тронь. Не смей.

Второй близнец появился внезапно, словно вырос из-под земли. Его глаза, такие же черные и неистовые, как у мужчины, сверкали тем же испепеляющим диким гневом. Он не кричал, как мужчина, но в его тихом голосе звучала неприкрытая угроза.

— Ах ты!.. — процедил сквозь зубы бородач; его лицо потемнело. — Руку на отца?..

— Не смей бить брата, — не дрогнул мальчик и, сузив черные глаза, с холодной яростью прошипел: — Убью.

Но предупреждение возымело обратное действие. С перекошенным от бешенства ртом мужчина схватил сына за грудки и, подняв над полом, швырнул в сторону.

— Щенок!!!

Он тотчас шагнул к первому близнецу и уже занес ногу для удара, когда раздался полный ярости крик его брата.

— НЕ ТРОГАЙ ЕГО! НЕ ТРОГАЙ!

По избе вдруг пронесся порыв ветра. Задрожали стол и скамьи у стены. Младенец в углу комнаты заплакал громче. С улицы в комнату со взволнованным лицом вбежала уже знакомая Миле женщина и в тот же миг была опрокинута на пол невидимой силой.

— НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ!!! — орал мальчик; стоя на четвереньках, он был похож на обезумевшее от ярости животное.

Со стола срывалась глиняная посуда и, падая на пол, разбивалась вдребезги. Дрожали стены. Кричала женщина, прикрывая голову руками. Орал младенец.

— Прекрати, гаденыш! — Бородач шагнул к мальчику, словно хотел ударить его, но сорвавшаяся с крюка связка чеснока хлестнула его по лицу, вынудив остановиться.

Мила заметила, как на пороге возникли двое молодых ребят. Судя по внешнему сходству, они были старшими сыновьями чернобородого мужчины. Один из них бросился на помощь отцу, но, не успел он сделать и двух шагов, как со стоном уже корчился на полу, словно кто-то невидимый ударил его в живот.