Воин сновидений - Кащеев Кирилл. Страница 42

– Видишь, говоришь? Слышь, крышую я трех ведьм – дуры страшные! Ничего не видят, ничего не замечают! Представляете, говорят мне, что оборотней на самом деле не существует!

Танька сдавленно хихикнула, но сказала строгим голосом:

– Наверно, им это только помогает людей обманывать!

– Если они сами не верят, как могут заставить других поверить? – рассудительно поинтересовался Вовкулака. – Эта Верка Сердючка недоеденная хотя бы сама все видела! – он повернулся к проводнице. – Слышь, ты! Хочешь работать у меня четвертой ведьмой? Будешь сидеть вся в клубах дыма, в тюрбане, в расшитом драконами халате, вертеть хрустальный шар и рассказывать лохам про зомби и живые головы! И за это бабло грести – лопатой!

Тетка растерянно захлопала глазами. Склонила голову, будто прислушиваясь к неслышимым другими голосам. На лице у нее вдруг появилось выражение острого интереса.

– А как же мой вагон? – еще спросила она. – Я ж проводница!

– О! – Вовкулака поднял палец. – Такой у тебя и будет псевдоним – Проводница! Между тем миром и этим! – он снял с запястий женщины наручники и, подхватив ее под руку, усадил на заднее сиденье «уазика». – Поехали в ресторан, подруга! Обсудим процент от гонораров! И вы залезайте! – скомандовал он ребятам.

– Езжайте в свой ресторан, – отмахнулась от него Танька. – Не хватало еще, чтобы нас домой милиция привезла. Мы до проспекта дойдем и там такси поймаем. Денег еще немножко осталось…

Вовкулака благодарно кивнул – и «уазик» умчался.

Девчонки нагнулись, подхватили Богдана. Закинули его руки себе на плечи и медленно, приноравливаясь к шагу ослабевшего мальчишки, заковыляли к проспекту.

– Выходит, мы все-таки стали Хранителями Мира, – задумчиво сказала Танька. – Как и предсказывал в Каменце старый еврейский праведник ламед-вувник. А у меня еще такие видения жуткие были – все насчет того, как этих тварей победить пытались, а ничего не вышло, – в ее голосе вдруг проскользнул безнадежный надлом. – Потому что они сильнее всех…

– Мне тоже все время какой-то депресняк мерещился, – кивнул в ответ Богдан. – И кажется, что неспроста! Похоже, это они нам внушить пытались – какие они крутые, а мы против них – не очень!

– Мне, – веско сказала Ирка, – никакая тварь ни видеться, ни мерещиться не посмела. – И голос у нее в этот момент был железным, нет, железобетонным, как каменная баба наших дней.

Ирка оглянулась через плечо. На бетонный курган с каменным постаментом и высокой стелой, увенчанной фигурой могучей бабищи с факелом. Что-то блеснуло в вышине… Ирка остановилась, напрягая свое зрения оборотня, вгляделась в бабу… и захихикала.

– Народ, не знаете, – давясь от смеха, сказала она, – на такие высокие памятники часто лазают?

– Не знаю, – растерянно ответила Танька. – Вроде моют их иногда. Или чинят… А что?

– Да я представляю, как обалдеет тот, кто туда заберется! Когда увидит, что у памятника в ушах серьги с изумрудами!

Танька и Богдан тоже обернулись.

– Как думаешь, не заберут? – неуверенно переспросила Танька.

– У нее-то? Никогда!

Книга Кошмаров

Первый сон Богдана Игоревича

– А завтра первый урок – история. И что тебе Ипусер скажет, если ты опять не учил?

– «Вот что бывает, когда в храмовую школу вместо детей жрецов принимают Сет [7]ведает кого!» – подражая голосу жреца-наставника, склочно проскрипел Амени. – Я учил.

– Тогда расскажи… – Шошонк на минуту задумался, потом оживился: – Вот это Ипусер точно завтра спрашивать будет… Давай «Сказание об истреблении согрешивших людей»! Все равно пока ничего не слышно…

Шкрябанье ручных жерновов прекратилось, и растиравшая зерно женщина тихо прошелестела:

– Господин жрец услышит. Это приходит каждую ночь, – она испуганно огляделась.

Амени неуверенно кивнул и вздохнул. Может, и правда лучше отвлечься, к тому же завтра первый урок – Ипусеров. Амени смирился и забубнил:

– «Пламенная владычица огня, повергающая врагов дыханием своих уст, с пылающим сердцем, опаляющая горы огнем своим…» – Наверное, и прав в чем-то жрец-наставник – только тот, кто с детства вырос в жреческом доме, может тратить бесценное время на зазубривание бесконечных гимнов. А для сына лучшего за последнюю династию строителя пирамид, милостью Великого Дома [8], да будет он жив, невредим, здоров, записанного в храмовую школу, найдется работа поинтереснее. – Короче… – мотнул головой Амени. – Верховный владыка Ра разгневался на род человеческий, что тот его недостаточно уважает, и наслал на него дочь свою, которая по настроению – то благая Тефнут, подательница влаги, то львиноголовая Сехмет, пылающее Око Ра в небесах, повелительница засухи. Та обратилась в львицу и остановила разлив Нила, начала морить народ сперва засухой, потом, понятно, голодом – раз Нил не разлился, не уродилось ничего. Потом напустила мор и всяких врагов, потому как она еще повелительница болезней и войны. Ну, народ, который уцелел, у Ра в ногах валялся, обещал быть тихим-тихим, но Сехмет уже так разошлась, что ее и Ра утихомирить не мог. Тогда он смешал пиво с гранатовым соком, Сехмет приняла сок за кровь, нахлюпалась и от пива захрапела! Вот! – и он торжествующе оглядел слушателей.

Морщинистое, как кора высохшего дерева, лицо лекаря Мериба расплылось в ехидной усмешке.

– Двадцать ударов палкой, – задумчиво оценил ответ приятеля Шошонк.

– За что-о-о? – возмутился Амени.

– Пять – за краткость, все остальное – за непочтительность к богам, – отрезал Шошонк. – Хорошо, если тебя вообще за такой ответ из школы не выкинут…

– Не выкинут, – самоуверенно фыркнул Амени. Палок дать могут, а исключить – ни за что. Такие механики, как Амени, нечасто рождаются в долине Нила, а без хороших механиков храмам никак! Кто сделает поворотную башню жрецам-звездочетам, кто заставит статую Анубиса открывать и закрывать рот, а священного золотого быка Аписа реветь и качать головой? Да за один только водомет, что Амени поставил в храме благой Тефнут, подательницы влаги, при котором располагалась их школа, ему прощалось полное равнодушие к изучению обрядов и гимнов.

– Слушайте! – вдруг напряженно сказал старый лекарь, вскидывая сухую, как старый папирус, ладонь.

Ночь была тихой – даже слишком. Не трещали цикады. Вдалеке хрипло затявкала голодная гиена – и тут же ее лай сорвался на мучительный предсмертный визг.

– Лев, – неуверенно пробормотал Шошонк.

Все трое снова переглянулись. Сейчас, когда разлив Нила не пришел, а с чистых, без единой тучки небес пялилось на выжженную землю безжалостное Око Ра, жажда гнала хищников все ближе к людским хижинам.

– У соседей вчера младенца шакал унес, – с мертвой безучастностью сказала женщина.

– Слышите, опять! – сказал Мериб.

– А-рр-рау-рау-а-рр! – звук, казалось, шел со всех сторон, он словно был далеко, в пустыне, и одновременно близко, за стеной хижины.

– Точно лев, – уверенно сказал Шошонк. – Злой, голодный…

– И летающий! – насмешливо добавил Амени.

– Арр-гх, арр-гх! – теперь рычание исходило откуда-то сверху, словно издававший его зверь парил прямо над крышей тростниковой хижины.

В скупых лунных отблесках, пробивающихся в щели между переплетением тростника, видны были напряженные, запрокинутые лица Шошонка и старого лекаря.

– Никто не знает – что это! – провозгласил Амени. – Местные, как это дело слышат, сразу в хижины забиваются и дрожат…

Просветы в плетеных стенах окрасились багровым… и на хижину обрушился поток пламени.

– Бежим! – заорал Шошонк, бросаясь к выходу, вокруг которого вились языки огня – точно лоскуты ткани на ветру.

Амени схватил женщину за руку и кинулся следом. Горячий воздух обжег кожу, густой черный дым залепил легкие. Мучительно кашляя, они вывалились из хижины – и хрупкий тростник тут же осыпался у них за спиной, превращаясь в сплошной костер. Женщина горестно заголосила.