Крабат: Легенды старой мельницы - Пройслер Отфрид. Страница 18
Все идет хорошо.
Вдруг Андруш, всплеснув руками, кричит на Сташко:
– Полюбуйтесь на вашу работку! Вот что вы натворили! – Он тычет пальцем в отверстие колеса. – Да сюда же палка от метлы не пройдет, не то что вал!
Сташко в ужасе. Он так тщательно все измерял, а отверстие оказалось слишком маленьким, таким маленьким, что даже Юро и то бы заметил.
– Не знаю, как получилось... – бормочет Сташко.
– Не знаешь? – переспрашивает Андруш.
– Нет, не знаю.
– А я знаю! – ухмыляется Андруш.
Все давно уже догадались, что он просто разыгрывает Сташко. Тут Андруш щелкнул пальцами, и все стало на свое место: отверстие снова нужной величины, колесо надели на вал – как влитое.
Сташко не рассердился. Главное, все в порядке! Самое трудное позади, остались пустяки: поставить вал с колесом в прежнее положение, закрепить, убрать ворот. Раз-два – и готово!
Мастер работал с подмастерьями на равных. Как только установили колесо, он влез на помост, а Юро принес вина. Мельник поднял кувшин, выпил в честь мастеров, остаток вылил на украшенное ветками колесо.
– Сперва вино, потом вода! Открывайте!
Ханцо открыл шлюз. Под радостные крики подмастерьев новое колесо завертелось.
Вытащили во двор из людской длинный стол и скамейки. Лышко с помощью Витко приволок кресло Мастера, поставил на почетное место во главе стола.
Вымылись в мельничном ручье. Пока подмастерья переодевались в чистые рубашки и куртки,
Юро заканчивал последние приготовления. Торжественно вынес жаркое и вино.
Пировали под открытым небом до позднего вечера. Мастер был в хорошем настроении, разговорчив. Похвалил Сташко и его помощников за хорошую работу, даже для глупого Юро нашлось доброе слово – оценил жаркое и вино. Шутил, пел песни вместе с подмастерьями, подливал им вина, сам пил больше всех.
– Веселей, ребята! Веселей! Вам можно позавидовать!
– Нам? – удивился Андруш. – Слышите, братцы, Мастер нам позавидовал!
– Потому что вы молоды!
Мастер вдруг помрачнел, но ненадолго. Тут же принялся рассказывать про то время, когда и сам ходил в подмастерьях. А был... ну чуть постарше Крабата!
– У меня тогда был закадычный друг, звали его Ирко. Вместе учились на мельнице в Камерау, вместе отправились странствовать по Верхним и Нижним Лужицам, прошли всю Силезию, всю Богемию. Как придем на мельницу, всегда спрашиваем, есть ли работа для двоих. Оставаться поодиночке не хотели, только вдвоем, вместе веселей. Уж Ирко-то умел посмеяться! Да и работал он за троих. А девушки в нас души не чаяли!
Мастер пустился в воспоминания. Умолкал, чтобы отхлебнуть вина, и опять продолжал. Рассказал, как они с Ирко попали однажды в школу чернокнижия, где проучились семь лет и овладели колдовским искусством. А окончив, вновь пошли бродить по белу свету.
– Как-то работали мы на мельнице близ Косвига. Мимо проезжал курфюрст со своей свитой, возвращаясь с охоты, и решил отдохнуть у ручья, в тени деревьев.
Мы, подмастерья, глядели из-за кустов, как они пировали. Слуги постелили скатерть прямо на траву, расставили серебряные блюда с разной снедью – паштет из трюфелей, всяческая дичь, вина разных сортов, а на десерт гора сластей. Все это угощение они возили за собой в корзинах на лошадях. Охотники расположились на траве, ели, пили.
Курфюрст, тогда еще молодой человек, наевшись, заявил, что после такого обеда на свежем воздухе он чувствует себя сильным, как дюжина буйволов. Завидев нас, потихоньку наблюдавших за пиром, он крикнул, чтоб мы принесли ему подкову, да побыстрее, а то его разорвет скопившаяся сила! Мы догадались, что курфюрст задумал гнуть подковы. Ирко тут же сгонял на конюшню.
«Вот, ваша светлость!»
Курфюрст с двух концов ухватился за подкову. Его егери, стоявшие поодаль с лошадьми и собаками, подошли ближе. Затрубили рога, и курфюрст поднял вверх половинки подковы. Потом, обратившись к господам, он предложил им попробовать свои силы.
Все наотрез отказались. Ирко же не вытерпел, подошел к курфюрсту.
«С вашего позволения, сделаю другое – соединю половинки».
«Это может каждый кузнец!» – ухмыльнулся курфюрст.
«Да! В кузне. С мехами, молотом и наковальней. Но не голыми руками».
Не дожидаясь ответа, взял половинки, приложил одну к другой, пробормотал заклинание.
«Вот – во славу вашей милости!»
Курфюрст выхватил у него из рук подкову, осмотрел со всех сторон. Целехонька, будто только что отлита!
«Как так? Только не втирай очки, что она будет держаться!»
И хочет во второй раз сломать подкову. Думал, это будет не трудно. Да не тут-то было! Ломал, ломал, от натуги покраснел, как индюк, потом побагровел, а под конец посинел. С яростью отбросил подкову – теперь он побледнел от гнева, – кричит:
«Лошадей! Поехали!»
Еле влез на коня, так у него ноги ослабли. С тех пор мельницу у Косвига он объезжал стороной.
Мастер все пил и рассказывал про свою юность, больше всего про Ирко, пока Михал не спросил, что же потом с ним сталось, с Ирко.
Стемнело, звезды вышли на небо, над крышей конюшни повисла луна.
– С Ирко? – Мастер обеими руками обхватил жбан с вином. – Я его погубил!
Подмастерья застыли от изумления.
– Да! – повторил Мастер. – Я его погубил. Как-нибудь расскажу про это. А теперь – пить! Вина!
Больше он не проронил ни слова. Пил, пока мертвецки пьяный не упал в кресло.
Подмастерья не могли преодолеть отвращения и ужаса. Так и не перенесли его в дом, оставили сидеть во дворе. Утром, проснувшись, он сам убрался восвояси.
ПЕТУШИНЫЙ БОЙ
До сих пор, если на мельнице в Козельбрухе объявлялись странствующие подмастерья и, согласно уставу гильдии Мельников, просили о ночлеге, они не находили тут приюта. По обычаям того времени, Мастер обязан был предоставить странникам еду и кров хотя бы на одну ночь, но он пренебрегал этим правилом, высокомерно отвергая их просьбу. Он, видите ли, не хочет иметь дела с бродягами и воришками, для них у него не найдется ни куска хлеба, ни ложки каши. Пусть отправляются ко всем чертям, а иначе он спустит собак, и те будут гнать их до самого Шварцкольма.
И странники уходили несолоно хлебавши. Если же кто-нибудь из них пытался возражать, Мастер устраивал так, что бедняге казалось, будто его травят псами. Приходилось отбиваться палкой и удирать со всех ног.
«Здесь не нужны соглядатаи, – объяснял Мастер, – и нахлебников нам тоже не надо!»
Разгар лета, удушливое марево над Козельбрухом. Трудно дышать. От водоема поднимается запах водорослей и ила. Видно, быть грозе.
Крабат после обеда улегся на берегу ручья в тени ракитника. Руки за голову, в зубах травинка. Его сморило, клонит ко сну.
Сквозь дрему услышал – кто-то, насвистывая, идет по дороге. Открыв глаза, он видит стоящего над ним незнакомца. Длинный, тощий, смуглый, с виду уже немолодой. Высокая, широкополая шляпа, в левом ухе – золотая серьга. А так путник как путник: холщовые штаны, тесак за поясом, через плечо – дорожный узелок. Странствующий подмастерье.
– Привет, брат!
– Привет! – зевнул Крабат. – Откуда? Куда?
– Вон оттуда, вон туда. Отведи меня к вашему мельнику!
– Он в своей комнате, – вяло пробормотал Крабат. – Из сеней прямо, а дверь будет налево. Не ошибешься!
Незнакомец с усмешкой оглядел Крабата.
– Делай как говорю, брат! Отведи меня!
Крабат почувствовал силу, исходящую от незнакомца. Она-то и заставила его подняться.
Мельник сидел в своей комнате за столом. Он недовольно взглянул на незнакомца, вошедшего с Крабатом. Но тому хоть бы что!
– Мир дому сему! – сказал он, приподняв шляпу. – Приветствую тебя, Мастер, и прошу оказать гостеприимство, согласно уставу гильдии. Мне нужен ночлег на одну ночь.
Но Мастер ответил в своей обычной манере и указал на дверь. Однако такое обхождение не смутило незнакомца.
– Насчет собак оставь при себе, я знаю, что у тебя их нет. Разрешаешь?