Закрытая школа. Начало - Неволина Екатерина Александровна. Страница 17
— Ну, Танечка, что у тебя? — заглянула она в листок одной из девочек. — Цветочек и солнышко? Молодец. Вот сойдет снег, распустятся цветочки…
Таня засияла, польщенная вниманием.
Анна прошла дальше. Взгляд ее упал на склоненную над бумагой макушку Нади Авдеевой, и у учительницы сжалось сердце: бедная девочка! Вот Надины родители уже никогда ее не обнимут.
— А ты, Надюша, что рисуешь? — она нагнулась над девочкой и едва не отпрянула — с листка смотрело настоящее чудовище. То ли человек, то ли лесной монстр — со скошенным носом и огромными зубами, уродливый до ужаса. Вот, значит, как у девочки изливаются ее страхи! И неудивительно — после такой тяжелой потери.
— Это мой Гномик, — доверчиво взглянула на учительницу Надя.
Алиса, Надина подружка и соседка, тоже заглянула в рисунок и поморщилась:
— Фу! Какой он страшный!
— И вовсе не страшный, а хороший! — запальчиво возразила Надя.
— Конечно, хороший, — Анна Михайловна погладила девочку по голове. — Сдавайте рисунки. Они будут храниться у меня в специальной папке. Все просто молодцы! А после обеда мы пойдем гулять в лес. Посмотрим, как зимуют кусты и деревья, поищем заячьи следы, слепим снеговика. Согласны?
— Да! — вразнобой откликнулся класс.
— Ну хорошо, — учительница закрыла папку с собранными работами. — А пока можете прочитать письма, которые вам написали ваши родители. Танечка, это тебе… И Васе пришло… И Марине…
Письмо не принесли, наверное, одной Наде.
— Не плачь, давай мое письмо вместе почитаем, — щедро предложила Алиса. — Вот моя мама пишет: «Поцелуй от меня свою подружку Надю…»
— А моя мама меня уже никогда не поцелует! — Надя отвернулась. Ей не нужно было чужого счастья, ей хотелось хотя бы немножечко, но своего. — Наверное, они с папой умерли, раз мне ничего не написали.
— Надюша, — Анна Михайловна присела на корточки рядом с девочкой. — Не плачь. Давай я тебя поцелую! — и она осторожно коснулась губами нежной щечки. — Мы скоро пойдем в лес, и я помогу тебе слепить самого красивого снеговика. Хорошо?
Надя сквозь слезы кивнула. Не скажешь же учительнице, что ей не нужен снеговик, пусть даже самый красивый. Ей нужны мама и папа.
* * *
Даша сидела за столом, подперев рукой щеку, и свет из окна зажигал в ее волосах золотые искорки.
Даша Старкова — самая красивая девочка школы.
На протяжении нескольких лет он считал ее своей девушкой. И это было правильно. Он, Макс Морозов, — самый крутой парень в школе. Поэтому ему не подойдет простая девчонка. Ему нужна только та, которая «супер». Ему нужна Даша.
Если бы только можно было прокрутить время назад и стереть из памяти времени этого новенького, Андрея Авдеева. Нет, на поверку он оказался вовсе не плохим парнем, и в целом Максим был бы готов подружиться с ним, если бы… Вот это «бы» жирным крестом перечеркивало все возможности нормальной дружбы.
Он тихо приблизился к Даше. Она заметила его, только когда Макс был уже совсем рядом, присел перед ней на корточки.
— Ну как, ничего не хочешь мне объяснить? Насчет вчерашних «чмоки-чмоки»? — произнес Морозов как можно небрежнее.
— Макс, это не важно, — она отмахнулась от него, не желая выяснять отношения, но отпустить ее он не мог. Не мог — и все! Это было выше его сил.
— С каких это пор не важно? Разве ты не моя девушка?
Она едва заметно поморщилась. И тут, конечно, в класс повалили ученики.
Пришлось встать, хлопнуть по ладони Темку и Ромыча, выдержать длительный испытующий взгляд Авдеева, опустившегося на стул рядом со Старковой. Можно подумать, что все эти годы, которые Макс провел рядом с Дашей, — побоку, и именно выскочка Авдеев имеет теперь на нее права.
В класс вошла Елена Сергеевна, как всегда, похожая на механическую куклу. Красивая и безупречная. Макс ненавидел такую безупречность. В Даше его привлекало как раз то, что, несмотря на свой знак «супер», она настоящая, живая.
На него просительно и словно немного виновато посмотрела Вика. Макс отвернулся, сделал вид, будто не замечает ее взглядов, и сел за парту через проход от Авдеева и Старковой. Должно быть, в их жизни действует какой-то из разряда этих дурацких законов типа закона падающего бутерброда или грозящей неприятности, которая обязательно случится. Он сам смотрит на Дашу, на него смотрит Вика, на Вику давным-давно пялится Темыч… И получается такая нелепая цепочка не сложившихся судеб и неоправданных ожиданий. Как в песне Чижа — «Вот такая вот музыка, такая, блин, вечная молодость».
Елена плела что-то про Французскую революцию, но это было так далеко и не важно, что Макс и не пытался слушать. Вместо этого он слушал то, о чем говорится за партой через проход.
— Нужно снова спуститься в колодец, — это Даша.
— Ты же видела, проход замурован… Нужны инструменты… И потом, это все-таки опасно. Помнишь, что случилось вчера? — Андрей.
— Мы же не можем сдаться так просто!.. Сейчас, когда нашли Птицына. Он оставил мне номер своего телефона! Мы добудем для него доказательства, и он напишет свою статью…
— Даш, он же нас предупреждал, как это опасно!..
— Ты что, боишься?
— У меня есть Надюша. Понимаешь, я должен думать прежде всего о ней!
Вот тебе и Казанова! Макс ехидно хмыкнул.
— Старкова, Авдеев, Морозов! Мне кажется, новый материал вас не интересует? — Елена стояла между ними, и от нее словно шли во все стороны волны холода. — Ну хорошо! Раз так, закрыли все учебники и пишем самостоятельную работу!
— Елена Сергеевна, за что? — взмолился Темка.
— Скажите спасибо вашим товарищам, — отрезала она.
— У нас только вчера зачет был! И вообще мы не готовились! — внес свой вклад Ромка.
— И вообще нельзя наказывать учебой! — выпалила Вика.
— Это не наказание. Вы сюда приехали учиться, а не разговаривать. А ты, Виктория Кузнецова, запомни: я тебе не Иван Савельевич, никто тебе пятерку натягивать не будет.
Вика отчаянно покраснела и вскочила из-за парты.
— Все пишут проверочную, — подытожила Елена. — А Старкова, Авдеев, Морозов, Павленко, Калинин и Кузнецова — к директору, за самостоятельную получаете «два», — добавила она.
Вот ведь стерва!
— Что случилось? — спрашивал их Байрон. — Вы постоянно нарушаете школьную дисциплину. Ты, Даша, съехала на тройки. Артем с Максимом с каждым днем учатся все хуже, а про Рому я вообще молчу. Елена Сергеевна сказала мне, что ты, Павленко, в прошлой проверочной работе умудрился написать, что Робеспьер — один из мушкетеров короля.
Виновные против воли захихикали.
Виктор Николаевич покачал головой и серьезно посмотрел на ребят:
— Что все-таки случилось?
— Понимаете… — тихо проговорила Вика, — Ивана Савельевича убили…
— Вика, молчи! — попыталась остановить подругу Даша, но, разумеется, поздно.
— Что за чушь? Откуда такие странные фантазии? — удивился директор. — Вот послушайте…
Он открыл один из ящиков своего стола, поискал среди бумаг и достал оттуда открытку:
— « Виктор Николаевич, приветствую! — принялся зачитывать он текст. — Ты оказался совершенно прав — отпуск мне был абсолютно необходим. Я примкнул к знакомым археологам из Крыма, зарылся с головой в античность. Всем горячий привет. Ваш Иван Савельевич».
Разумеется, открытка была неубедительна. Более того, она наводила на размышления. Возможно, директор «Логоса» тоже причастен ко всему, что происходит. Недаром и Савельич, и Птицын говорили, что никому нельзя доверять.
— Я все-таки хочу осмотреть колодец. Ты пойдешь со мной? — спросила Даша Максима, когда они вышли из кабинета Полякова.
Его больно кольнуло то, что обратилась она к нему как к запасному игроку, получив отказ от основного — от Андрея.
— Нет, — ответил он решительно.
— А вы? — она обвела взглядом остальных.
Рома и Темка переглянулись. На их лицах не отразилось ни следа энтузиазма.