Закрытая школа. Начало - Неволина Екатерина Александровна. Страница 36

— Елена Сергеевна, — завхоз была сама предупредительность, — насчет молока звонили. Я подтверждаю заказ на двести литров?

— Закажите сто. Мы должны снижать расходы.

Крылова чувствовала себя не слишком уверенно, но знала, как важно сейчас, особенно — сейчас, сохранить лицо. Поймав удивленный взгляд Виктора, она улыбнулась: вот, видишь, экономлю бюджет.

— Сто? Очень хорошо! — Галина Васильевна сделала шаг от стола, но тут же вернулась: — Забыла уточнить. Мы будем давать молоко только по четным числам или каждый день, но пополам с водой? — с нарочито простодушным видом спросила она.

Кто-то засмеялся. Кажется, даже Павел. Лена кинула на него быстрый взгляд и снова посмотрела на завхоза.

— Ни то, ни другое. Закажите молока сколько нужно. Но не выходите за рамки бюджета, — напомнила она, понимая, что попала в дурацкое положение.

— Слава труду! — по-пионерски отрапортовала невыносимая Галина Васильевна.

Интересно, кстати, с чего она такая ершистая… Надо бы порасспросить отца. Отец Елены Сергеевны был директором детского дома, располагавшегося как раз тут, на месте, где Поляков основал «Логос». Галина Васильевна работала еще в детском доме, и наверняка папа знает ее лучше. Возможно, он подскажет, как повлиять на эту старую деву… Не в этом ли, кстати, кроется причина ее резкости?.. Лена мимоходом, под столом, дотронулась до собственного живота, еще совсем плоского, но в котором уже жил ребенок — гарантия ее будущего счастья, того, что она-то никогда не будет такой, как завхоз!

* * *

Она была красива, он — занимал ответственный пост.

Обычная история, не правда ли?..

Как и водится в таких историях, они полюбили друг друга.

Сергей Крылов — за ее молодость и явную влюбленность. Галина — безоглядно, со всей пылкостью женской души, едва проснувшейся после зимней спячки и желающей одного: любить!

Они целовались во всех темных уголках детского дома, пользуясь каждой выпавшей им минутой. И это время было для Галины Васильевны самым счастливым в ее жизни. Тогда она не предполагала, сколь недолгим окажется это неверное счастье… Она, как молодое деревце, обманувшееся кратковременным потеплением, сочла, что наступила долгожданная весна, но, увы, зима только начиналась, а значит, хрупкие цветы должны были опасть.

* * *

— Максим Морозов, тебя к телефону, — позвали его. — Отец.

Макс неохотно встал из-за стола, чмокнул в макушку Дашу и пошел в холл.

Парню было ощутимо не по себе. Тогда, после дачи показаний, ему как-то удалось избежать разговора с отцом. Но, разумеется, нельзя было и рассчитывать, что Морозов-старший пустит ситуацию на самотек.

— Папа? — спросил, поднимая трубку.

— Знаешь, что это за звонок? — послышался холодный голос. Макс уже хорошо знал: если отец говорит таким тоном — он охвачен яростью, и пощады не жди. — Это единственный звонок, разрешенный после ареста. Твоими стараниями я отправляюсь в тюрьму. Можешь собой гордиться!

Щелчок и короткие гудки. Каждый из них бьет без промаха — прямо в сердце.

После ужина девчонки вернулись к себе в комнату.

Хмурая Вика молча бросилась к себе на кровать. Чувствовалось, что на душе у девушки накипело.

— Ты чего? — окликнула ее Даша, рассеянно проводя рукой по плакату с изображением самого красивого вампира всех времен и народов. — Хочешь что-то сказать — говори.

Вика прищурилась.

— Как можно вести себя так?! Ты просто-таки несчастная невинная овечка. Два злых волка рвут тебя на части, а ты их в очередь строишь — сегодня, мол, твой черед кусать, а завтра твой. И не ссорьтесь, мальчики! Меня много, всем хватит!

— Что за чушь ты городишь?! — рассердилась Даша, скидывая форменную кофту. — Я с Максимом. И не брошу его — особенно сейчас, когда он остался один.

— Она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним! — глумливо переиначила «Отелло» Шекспира Вика.

Даша подошла к кровати подруги, остановилась перед ней.

— Я не виновата, что ты тоже на него запала. Но он мой парень, мой! Так что тебе ничего не светит! — сказала она почти зло.

Бледные щеки Вики покраснели. Девушка хотела что-то сказать, но в этот миг дверь вдруг отворилась, и на пороге появилась Елена Сергеевна. Она окинула обеих подруг быстрым, но внимательным взглядом и обратилась к кому-то у себя за спиной:

— Проходи, Юля, располагайся. Это твои соседки, Даша и Вика.

Новенькая — та самая, которую они видели в обед в холле, спокойно вошла в комнату, катя за собой чемоданчик на колесиках, села на свободную кровать и, расстегнув молнию, принялась что-то искать в багаже.

— Надеюсь, вы подружитесь, — сказала директриса, похоже, сама ни капли не веря собственным словам, и поспешила скрыться за дверью.

А Даша и Вика с удивлением наблюдали за новенькой, которая отыскала в чемодане походные ботинки и теперь переобувалась в них.

— Ты с нами будешь учиться? — спросила Даша совершенно формально, чтобы что-то спросить.

— Нет, не с вами, — опровергла новенька, не удостоив соседок ни единым взглядом. — Считайте, что меня тут не было.

С этими словами Юля шагнула к окну, открыла одну из створок и вылезла на улицу.

— Ни фига себе! — хором произнесли обе девушки и переглянулись, забыв о былой ссоре.

Ее вернули в тот же вечер. Кажется, охранник поймал новенькую в момент, когда та пыталась сбежать из школы. Но Юля то ли не слишком огорчилась, то ли умела искусно скрывать собственные чувства. По крайней мере, ее хорошенькое кукольное лицо оставалось по-прежнему спокойно-презрительным. Она казалась королевой, по странному недоразумению очутившейся в недостойном обществе. На своих соседок и не смотрела и сразу после повторного водворения в комнату повернулась лицом к стене и, наверное, заснула. А если и не заснула, то лежала тихо-тихо, как мышка.

Настал следующий день. Новенькая не пошла ни в столовую, ни на первый урок. Но Вика с Дашей уже почти не удивлялись, они начали привыкать к ее чудачествам.

Вторым уроком была математика. Математик по фамилии Каверин — тот самый, что вселился в комнату Савельича, — буквально с налета стал грузить их такими задачками, что все окончательно забыли о новенькой.

— Фигня какая-то, — прокомментировал Макс, вызванный к доске, чтобы соединить девять точек четырьмя линиями. — Какое отношение эта задача имеет к математике? Нам ЕГЭ сдавать, а вы точечки рисуете!

— Эта задача имеет к математике самое прямое отношение, — сурово ответил Каверин. Теперь он, кстати, уже не казался девушкам таким симпатичным, как с первого взгляда. Типичный зануда. — Я пытаюсь научить вас шевелить мозгами, менять способ мышления… Садись уж, — милостиво позволил он мнущемуся у доски Морозову. — Вот вам внеклассное задание. Сейчас я дам каждому из вас кубик Рубика. Тот, кто соберет, — получит пятерку. Понятно?

— Понятно, — вяло отозвался класс, уже понимая, что пятерки им не видать как своих ушей.

Каверин дал задание, но вовсе не надеялся на то, что оно будет выполнено. Эти дети привыкли мыслить штампами, глаза у них зашорены и не видят очевидных вещей.

Тем больше оказалось его удивление, когда мелкая девчонка из младших классов вдруг протянула ему собранный кубик.

— Возьмите и поставьте Андрюше пятерку, — сказала она.

Каверин внимательно посмотрел на ученика. Похоже, он его недооценил. Это надо будет учесть…

— Молодец, Андрей, очень приличная скорость, — похвалил он Авдеева.

Но тот и сам смотрел растерянно.

— Это не я… Это моя сестра, — наконец признался он.

— Надя, тебя ведь зовут Надей? — позвал девочку Каверин. — Расскажи, как ты собрала кубик?

— Ну, — девочка моргнула большими внимательными глазами — чуть красноватыми, наверное, от бессонницы или от слишком усердных занятий. — Красненькие к красненьким, зеленые — к зеленым, желтенькие…