Дом с характером - Джонс Диана Уинн. Страница 12

Ей подумалось, что дедушка Вильям, должно быть, частенько сиживал за завтраком в этом приятном местечке. Гортензии вокруг нее цвели красивее всех в саду, как будто ради того, чтобы доставить дедушке Вильяму особое удовольствие. На каждом кусте росли цветы разных оттенков. На кусте прямо перед Чармейн были белые, бледно-розовые и розовато-сиреневые цветы. Следующий начинался слева с синих и голубых цветов, а к правой стороне переходил в насыщенные аквамариновые. Чармейн как раз хвалила себя за то, что не разрешила кобольду состричь всю эту красоту, как из окна кабинета высунулась голова Питера. Это чуть не испортило Чармейн все удовольствие.

— Эй, где ты взяла завтрак? — строго спросил Питер.

Чармейн ему объяснила, он убрал голову обратно и ушел. Чармейн осталась сидеть — она была уверена, что Питер вот-вот появится, и надеялась, что все-таки нет. Но ничего не произошло. Чармейн еще немного погрелась на солнышке, а затем решила, что неплохо бы найти книгу и почитать. Но сначала она отнесла поднос в дом, в кухню, по пути нахваливая себя за хозяйственность и трудолюбие. Было видно, что Питер тут побывал: он закрыл заднюю дверь и оставил открытым только окно, поэтому кухня снова была забита пузырями, которые сначала медленно подплывали к окну, а потом стремительно выскакивали в него. Среди пузырей маячила огромная белая фигура Потеряшки. Когда Чармейн вошла, Потеряшка вытянула исполинский облезлый хвост и вильнула им, причем сильно задела очаг. Очень маленькая мисочка с очень маленькой порцией корма, предназначенной для очень маленькой собачки, пролетела сквозь пузыри и приземлилась у ее огромных передних лап. Потеряшка печально оглядела ее, опустила громадную голову и одним махом заглотила весь корм.

— Ой, бедная Потеряшка! — воскликнула Чармейн.

Потеряшка подняла голову и увидела ее. Исполинский хвост завилял, стуча по очагу. С каждым ударом появлялась новая мисочка с кормом. За несколько секунд Потеряшка оказалась окружена крошечными мисочками, уставившими весь пол.

— Не перестарайся, Потеряшка, — посоветовала Чармейн, лавируя между мисочками.

Она поставила поднос на один из двух новых мешков с грязным бельем, сказала Потеряшке: «Если понадоблюсь, я в кабинете, ищу книжку» — и вылавировала обратно к двери. Потеряшка была занята едой и не обратила на нее внимания.

В кабинете был Питер. Поднос из-под завтрака стоял на полу у письменного стола, а сам Питер сидел в кресле и деловито перелистывал одну из шеренги огромных книг в кожаных переплетах, стоявших на дальнем краю стола. Сегодня Питер выглядел гораздо приличнее вчерашнего. Волосы у него высохли и лежали аккуратными темно-русыми завитками, и он надел запасной костюм, из добротного зеленого твида. Костюм был в складках от лежания в рюкзаке, и на нем красовалась пара круглых влажных пятен там, где лопнули пузыри, однако Чармейн вынуждена была признать, что он очень даже ничего. Когда Чармейн вошла, Питер со вздохом захлопнул книгу и сунул ее на место. Чармейн отметила, что вокруг большого пальца на левой руке у него повязана зеленая бечевка. Значит, вот как он сюда попал, подумала Чармейн.

— Темный лес, — сказал ей Питер. — Должно быть где-то здесь, а найти не могу.

— Что ты ищешь? — спросила Чармейн.

— Ты вчера что-то говорила про лаббока, — ответил Питер, — и я понял, что плохо представляю себе, кто они такие. Вот хотел посмотреть в книге. Или ты сама все о них знаешь?

— Вообще-то нет, кроме того, что они очень страшные, — призналась Чармейн. — Мне бы тоже хотелось узнать о них побольше. Только как?

Питер показал пальцем, обмотанным зеленой бечевкой, на череду книг.

— Вон она. Это чародейская энциклопедия, но надо заранее знать, что ищешь, иначе даже нужного тома не найдешь.

Чармейн нацепила очки и нагнулась посмотреть на книги. На каждой было вытеснено золотом: «Рес Магика», а ниже стояли цифры и название. «Том 3, — прочитала она. — „Гиролоптика“. Том 5, „Панактикон“». Тогда Чармейн зашла с другого конца: «Том 19, „Высшая репродукция“. Том 27, „Земная онейромантия“. Том 28, „Космическая онейромантия“».

— Да, я тебя понимаю, — протянула Чармейн.

— Поэтому я решил пролистать все по порядку, — сказал Питер. — Уже просмотрел пятый том. Сплошные заклинания, темный лес. — Он вытащил шестой том, именовавшийся попросту «Порча», и раскрыл его. — А ты бери следующий, — приказал он.

Чармейн передернула плечами и взялась за том седьмой. Назывался он тоже невнятно — «Сильнодействующие сущности». Чармейн унесла его на подоконник, где было светло и просторно, и открыла почти у самого начала. И тут же поняла, что попала по адресу. «Демон. Могущественная и иногда опасная сущность, иногда ошибочно принимаемая за Стихию (см.)», — прочитала она, а пролистав еще несколько страниц, обнаружила: «Дьявол. Адская тварь…» После этого она сунулась в самый конец и наткнулась на: «Эльфийский Дар. Содержит чары, дарованные эльфами (см.) ради безопасности их владений…», после чего вернулась назад: «Инкуб. Особая разновидность Дьявола (см.), опасная в основном для женщин…» Тут она принялась листать очень медленно и осторожно и спустя двадцать страниц нашла искомое.

— Лаббок! Вот он!

— Отлично! — Питер захлопнул «Порчу». — У меня тут одни графики. Что пишут?

Он подошел, облокотился о подоконник рядом с Чармейн, и они вместе прочитали статью.

«Лаббок. К счастью, встречается крайне редко. Лаббок — насекомоподобное существо лилового окраса, размер колеблется от кузнечика до человека и крупнее. Крайне опасен, хотя в наши дни встречается лишь в диких необитаемых областях. Лаббок нападает на всякого замеченного человека и вцепляется в него либо пинцетообразными ложноножками, либо мощным хоботком. В течение десяти месяцев в году он всего лишь разрывает человека на куски и пожирает, однако в июле и августе у лаббоков брачный сезон, когда они особенно опасны, так как в эти месяцы они подстерегают одиноких путников в засаде и, поймав, откладывают яйца в их тела. Спустя двенадцать месяцев из яиц вылупляются личинки, причем та, которая вылупилась первой, пожирает всех остальных, после чего этот единственный оставшийся в живых лаббок прокладывает себе путь наружу из хозяина-человека. Мужчина при этом умирает. Женщина рождает паразита естественным путем, в результате чего на свет появляется лаббокин (см. ниже). Как правило, после этого женщина также умирает».

Ой, я же едва спаслась, в ужасе подумала Чармейн, и они с Питером разом бросились читать следующую статью.

«Лаббокин. Потомство лаббока (см.) и женщины. Как правило, на вид не отличается от обычного ребенка за тем исключением, что у лаббокинов всегда лиловые глаза. У некоторых кожа также имеет лиловый цвет, а отдельные лаббокины рождаются с рудиментарными крылышками. Если ребенок по всем признакам является лаббокином, акушерка немедленно убивает его, однако часто случается, что лаббокина по ошибке растят как нормального ребенка. Лаббокины практически всегда обладают злобным нравом, а поскольку они могут скрещиваться с людьми, их темная натура изживается лишь через несколько поколений. По непроверенным данным, к лаббокинам возводят свой род многие обитатели отдаленных регионов наподобие Верхней Норландии и Монтальбино».

Эта статья произвела и на Питера, и на Чармейн сокрушительное впечатление. Они оба пожалели, что стали ее читать. Солнечный кабинет дедушки Вильяма внезапно стал крайне опасным местом, в углах закопошились неприятные тени. Да и не только в кабинете, но и во всем доме, подумала Чармейн. Они с Питером поневоле принялись нервно озираться, а потом выглянули в сад посмотреть, не таится ли там опасность. Когда Потеряшка в коридоре разразилась титаническим зевком, оба подпрыгнули. Чармейн хотелось выскочить за дверь и удостовериться, что окно в конце коридора закрыто надежно-пренадежно. Но прежде она очень-очень тщательно оглядела Питера в поисках чего-нибудь лилового. Он же говорит, что он из Монтальбино!

Питер был никакой не лиловый, а совсем белый. От этого на носу у него проступило множество веснушек, но не лиловых, а тускло-оранжевых, а редкие волоски, пробившиеся у него на подбородке, тоже отливали оранжеватым. Глаза у него были ржаво-карие, совсем не похожие на зеленовато-желтые глаза Чармейн, но тоже никакие не лиловые. Все это Чармейн успела прекрасно разглядеть, потому что Питер изучал ее так же пристально. Щеки у нее похолодели. Она поняла, что побледнела не меньше Питера. В конце концов они разом заговорили.