Семнадцатилетние - Матвеев Герман Иванович. Страница 81
— Ну конечно!
— Заблуждаетесь! — уверенно сказал Константин Семенович. — Она вас не может ни любить, ни уважать. Потом, когда она станет взрослей, когда самостоятельная жизнь выправит ее психику, возможно, это и придет, а сейчас — нет. Вы ошибаетесь.
— Как вы можете так говорить? Откуда вы это знаете?
— Это закон. Эгоисты вообще не могут любить, особенно тех, кто сделал их эгоистами. За что она вас должна уважать? За ваше сердце? За то, что вы по своей слабости потакаете ее прихотям? За то, что позволяете ей командовать над собой?
Зинаида Григорьевна сидела молча, опустив голову. В памяти вдруг возникла бесконечная цепь примеров, подтверждающих слова Константина Семеновича. И она почувствовала себя несчастной, обездоленной, одинокой. Дочь, ради которой она жила и работала, действительно не любила ее. Больше того, — она презирала ее за слабость, за опеку, за малоубедительные поучения… Учитель не говорил таких жестоких, беспощадных слов, но она и сама понимала, что это именно так.
— Что же делать, Константин Семенович? — спросила она, с надеждой взглянув в его светлые глаза.
— Что делать? Сдерживайте свое сердце и не считайте свою дочь выдающимся ребенком. Уверяю вас, что таких детей, как Валя, много.
— А как же с исключением?
— Это дело коллектива, и вы в него не должны вмешиваться. Только сама Валя может изменить отношение к себе, если захочет, если поймет, что от нее требуют. Из школы ее никто не исключал. Она продолжает учиться, а если коллектив нашел нужным отстраниться от нее, то я хочу верить, что это ненадолго. Не такой уж она испорченный человек. Если вы хотите помочь нам, то, во-первых, постарайтесь, чтобы чувства матери не заглушали в вас педагога. Затем не пытайтесь внушать ей, что она ни в чем не виновата. Чем раньше человек научится отвечать за свои поступки, тем это будет для него лучше…
За дверью послышался звонок, и Константин Семенович встал.
— Прошу меня извинить, — мягко сказал он. — Но мне нужно на урок. Если хотите, мы поговорим в другой раз… лучше вечером, после уроков. Вы в какой смене работаете?
— В первой.
— Тем лучше. Заходите, — сказал он и направился к двери.
Выйдя из школы, Зинаида Григорьевна оглянулась по сторонам.
Что делать? Идти, как она думала раньше, жаловаться в роно или отложить? Разговор с Константином Семеновичем спутал все ее планы, но на душе было спокойно. И слова горькой правды, сказанные им, не только не убили в ней всякую надежду, но, наоборот, вселили уверенность, что с Валей ничего страшного не случится.
ДОКЛАД
Марина Леопольдовна вошла в класс и сразу обратила внимание на то, что все девушки находятся в состоянии какой-то необычной приподнятости. И одеты они были нарядней, чем всегда. Светлые ленты, выходные платья.
— Садитесь! Собираетесь после уроков в театр? — спросила она Тамару, сидевшую на первой парте.
— Мы и сами еще не знаем, Марина Леопольдовна, театр нам будет или баня!
— То есть как баня? — удивилась преподавательница. — Выражайтесь, пожалуйста, точней. Я ваших сравнений не понимаю.
— Сегодня мы идем на заседание бюро райкома комсомола.
— Значит, заседание комсомола, по-вашему, баня или театр? Похвально!
— Вы не так меня поняли, Марина Леопольдовна. Ним будет баня… Дело в том, что стоит наш отчетный доклад.
— Ах, так! Ну, я буду очень рада, если вас там как следует… — Она хотела сказать «попарят», но остановилась и нашла другое, более подходящее слово: — проберут!
— За что?
— Да вот хотя бы за эту непочтительность. За баню! Садитесь, Кравченко… Впрочем, нет. Идите к доске.
Урок начался.
Валя Белова сидела неподвижно и не мигая смотрела на край доски. На душе у нее было отвратительно. Общая приподнятость и праздничное настроение одноклассниц подействовали на нее сильнее, чем она ожидала. Впервые после исключения она почувствовала себя отверженной. Все идут на заседание, кроме нее… Правда, она не комсомолка, но это ничего не значит. Логинова и Крылова тоже получили приглашение. На заседании будут говорить об их классе, может быть, упомянут ее фамилию. Она же отличница… «А может быть, пойти одной и где-нибудь сесть с другими школьницами?» — подумала она. Ей было известно, что на это заседание приглашен актив из других школ. Мысль показалась заманчивой, но она тотчас же отбросила ее: «Нет. А вдруг получится скандал! Грубая и бесцеремонная Тамара может выкинуть какой-нибудь, номер. От нее можно ждать что угодно. Возьмет слово и при всех предложит покинуть собрание».
Катя слушала бойко отвечающую Тамару, но от волнения не понимала, о чем она говорит. Урок немецкого языка был последним. Прямо из школы они должны отправиться на заседание. Подготовилась Катя хорошо. Неделю тому назад доклад был уже написан, прочитан девочкам и одобрен. Затем она дала его Константину Семеновичу.
— В общем неплохо! — сказал он, возвращая на другой день исписанную тетрадь, — Но мне кажется, что надо еще поработать. Совсем нет цифр. Цифры — очень убедительная вещь. Возьмите журнал, выпишите отметки, сложите их, сравните… Кроме того, у вас много хороших, правильных мыслей, но их нужно подкрепить… Я пометил на полях, что и где искать. Примеры и сравнения немного суховаты и, я бы сказал, скучноваты. А главное — язык. Слишком серьезно, канцелярски. «Принимая во внимание»… «Будучи»… «Истекший период»… «По линии учебы», — заметил он с улыбкой. — Попроще надо, Катюша. Своими словами. Пускай будет не так гладко, но зато по-своему. Помните, я приводил вам мнение Калинина на этот счет?
После такого отзыва пришлось снова засесть за работу и заново переделать весь доклад. Второй вариант понравился всем: отцу, девочкам, Наталье Николаевне и даже Константину Семеновичу. Чего же ей волноваться? Доклад тщательно переписан, и его нужно только прочитать…
— Иванова Екатерина! — неожиданно вызвала Марина Леопольдовна, и сердце у Кати оборвалось. Ей казалось, что кроме доклада она сейчас ни о чем думать не может, а значит, двойка обеспечена. «Лучше отказаться», — подумала она поднимаясь.
— Ты будешь сегодня выступать? — спросила учительница.
— Да, — еле слышно ответила Катя.
— О чем же?
— Я должна отчитаться в комсомольской работе за истекший период…
Эта фраза из первого варианта въелась в память; повторила она ее механически и лишний раз убедилась, как плохо звучит эта заштампованная фраза.
— Не забудь отметить успехи по немецкому языку, — напомнила Марина Леопольдовна. — Садись. Спрашивать тебя сегодня не буду. Шарина! Пожалуйте к доске.
Катя не сразу поверила, что беду пронесло. Только когда Надя дернула ее за платье и прошептала «садись», она облегченно вздохнула и села.
Некоторое время Катя внимательно слушала Нину и не думала о заседании, но скоро она снова начала думать о докладе. Вчера вечером она придумала убедительный и остроумный пример для сравнения, и этот пример раскрыл ей то главное, чего не хватает в докладе. Вот уже две недели, как в классе нет ни одной тройки. Все девочки учатся с охотой и интересом. Никто их не принуждает, не тянет. В чем дело? Неужели только «Обещание» действует на их сознание? Нет! Этот вопрос нужно рассматривать гораздо глубже… Долг перед Родиной, ответственность перед коллективом, чувство уверенности — все это проснулось не случайно. Сегодня Клара принесла ей очень нужное для доклада указание Владимира Ильича Ленина. Катя записала его на бумажку, но вставить в доклад не могла. Для этого нужно перестраивать все начало…
«Лучше не думать. Только расстраиваешься, — с сожалением размышляла она. — Всегда почему-то бывает так, что самые лучшие мысли приходят после того, как все сделано или сказано».
И она старалась не думать, хотя доклад ей уже казался слабым, неполноценным.
Наконец, урок кончился. Заседание бюро назначено в одной из ближайших мужских школ района. До начала оставалось более часа, и было решено навестить Таню Аксенову…