Эксперимент «Ангел» - Паттерсон Джеймс. Страница 18
— Как же так случилось? — мягко допытывается Эллина мама.
Глаза у меня сами собой закрываются. Была бы я одна, закрыла бы уши руками и свернулась бы на полу в клубок. Обрывки воспоминаний, страх, боль — все вдруг всплыло разом в моем мозгу и затопило его кромешным кошмаром.
Ты, дорогой читатель, поди, жалеешь себя, поди, думаешь, как тебе трудно быть подростком, поди, проблемы своего переходного возраста обмусоливаешь. А попробуй-ка пожить с чужим генотипом. С птичьим!
— Не помню, — отвечаю я ей. И это вранье.
Доктор Мартинез не на шутку огорчена:
— Макс, ты уверена, что я ничем не могу тебе помочь?
Отчаянно мотаю головой. Злюсь не то на себя, не то на нее. Она меня таки спровоцировала.
— Не-е. Все равно с этим покончено. Навсегда. Но мне от вас выбираться пора. Меня друзья ждут. Это очень важно.
— А как ты до них доберешься? Тебя отвезти?
— Нет, — я озабоченно растираю ноющее плечо. — Я туда полечу. Туда только по воздуху… Только вот не знаю, смогу я лететь или нет.
Доктор Мартинез в раздумье наморщила лоб:
— Раны твои еще не зажили. От любого напряжения могут открыться. И глубину повреждения костей и тканей мне на глаз оценить вчера было трудно. Но если сделать рентген, перспективы твои прояснятся.
— У вас что, глаза с рентгеновским излучением?
Она удивленно рассмеялась. Глядя на нее, усмехнулась и я. Настоящая мамаша. Никакого понимания. Как только Элла с этим каждый день может жить!
— Нет, суперменов здесь маловато. Зато у некоторых из нас есть доступ к рентгеновским аппаратам, — ласково дразнит она меня.
У доктора Мартинез ветеринарная лечебница, на пару с еще одним врачом. Сегодня у нее выходной, но она уверена, что ее появление в клинике никого не удивит. Она протягивает мне ветровку:
— Держи, надевай!
Я по-прежнему опасаюсь оказаться среди людей, но она уверенно берет меня за руку.
Лечебница недалеко — всего пару улиц пройти. Мы входим в приемную, и она приветливо кивает сослуживцам:
— Здравствуйте, это Эллина подружка. Я покажу ей, как мы тут работаем — ей надо писать сочинение про ветеринарию.
Регистраторши за стойкой гостеприимно улыбаются:
— Конечно, конечно, проходите, пожалуйста.
Слова доктора Мартинез явно имеют для них абсолютный смысл. Почему? Откуда мне знать? Что за «сочинения»? Я всю жизнь только правду говорю — никогда ничего не сочиняю.
Мы входим, но минуту спустя я замираю на месте. Меня прошибает холодный пот и сердце бьется так, точно готово выпрыгнуть из груди.
Передо мной сидит человек.
Дядька в белом халате!
Доктор Мартинез оглядывается на меня:
— Макс?
Я оцепенело смотрю на нее. Она мягко кладет руку мне на здоровое плечо и тихонько подталкивает в смотровой кабинет.
— Вот здесь мы принимаем пациентов, — объясняет она с притворным энтузиазмом и плотно закрывает за нами дверь. Потом притягивает меня к себе и, обняв, спрашивает, понизив голос:
— Макс, что с тобой? Что случилось?
Усилием воли заставляю себя разжать кулаки и сделать несколько глубоких вздохов — иногда это помогает успокоиться.
— Это запах здешний, — шепчу я смущенно. — Запах лабораторных химикатов и лекарств. И дядька в белом халате… Мне плохо… Мне срочно надо выйти. Прямо сейчас.
Лихорадочно перевожу глаза с двери на окно и обратно, с окна на дверь. Куда быстрее?
— Не бойся, я тебе обещаю, ты здесь в полной безопасности. Постарайся остаться еще чуть-чуть. Только сделаем рентген и сразу уйдем. Попробуешь?
Во рту пересохло, в висках стучит, как молотком!
— Макс, пожалуйста, возьми себя в руки.
Заставляю себя кивнуть. Доктор Мартинез проверяет, что на мне нет никаких побрякушек — откуда бы им у меня взяться — и осторожно укладывает меня на стол. Надо мной зависает какой-то аппарат. Нервы мои натянуты — вот-вот лопнут.
Доктор Мартинез выходит из комнаты. Что-то жужжит. И все. Можно вставать.
Две минуты спустя она уже показывает мне черный большой пластиковый лист, на котором проступают очертания моих костей, плеча, руки и крыла. Прикладывает лист к стеклянной коробке на стене, щелкает выключателем, и картинка становится яркой и отчетливой.
— Смотри, — она ведет пальцем вдоль изображения моей лопатки. — Здесь с костью все в порядке. Только мышца задета. Видишь, вот тут поврежденные ткани?
Я киваю.
— А это кости крыла, — голос у нее бессознательно понижается, — они тоже целы. Прекрасно! К несчастью, ткани заживают медленнее костей. Хотя, должна тебе сказать, восстановительный процесс протекает у тебя на удивление быстро. У тебя и вправду очень красивые косточки, тонкие, стройные, легкие… А вот это, что такое? — она вдруг нахмурилась и постучала пальцем по картинке.
Доктор Мартинез указывает на яркий белый квадратик, примерно сантиметра два — два с половиной в ширину, где-то в середине моего предплечья.
— Ты случайно никаких украшений не носишь? — вопросительно смотрит она на меня. — Или это молния на ветровке?
— Нет, я ветровку сняла.
Доктор Мартинез наклоняется поближе к снимку и прищуривается:
— Эта штука похожа на… — ее голос начинает дрожать.
— Что, что там такое, — выражение ее лица меня сильно беспокоит.
— Это микрочип, — она явно в нерешительности. — Мы их вживляем домашним животным на случай, если они потеряются. В микрочипе записаны контактные данные хозяина, и по ним животное всегда можно опознать. Только… Только тот, который у тебя стоит, он очень дорогой. Такие только элитным собакам и кошкам ставят. Высокопородным, выставочным и прочее. У этих чипов еще и отслеживатель есть. Если украдет кто собаку, например, или если она сама убежит, такой микрочип посылает сигналы, по которым ее можно выследить, где бы она ни находилась.
Теперь мне все понятно. Мое лицо каменеет от ужаса, и доктор Мартинез встревоженно пытается меня успокоить:
— Только пойми меня правильно. Я не говорю, что это именно чип и есть. Я только говорю, что эта штуковина на него похожа.
— Вытащите ее скорее, — прошу я севшим от страха голосом. — Вытащите ее, пожалуйста, прямо сейчас.
Она снова повернулась к снимку и несколько минут внимательно его рассматривала. А я как могла пыталась держать себя в руках.
— Макс, должна тебе сказать правду. Не думаю, что его возможно вынуть хирургическим путем. Похоже, что чип имплантировали очень давно, когда ты была еще маленькой. С тех пор вокруг чипа наросли и плотно оплели его мышцы, нервы и кровеносные сосуды. Если попытаться его вырезать, очень велика вероятность того, что твоя рука полностью перестанет действовать.
Если хорошенько вдуматься, я в общем-то уже свыклась с тем кошмаром, которым была моя жизнь. Потому-то так и ошарашил меня этот новый «сюрприз» моих мучителей. Оказывается, они по-прежнему и на расстоянии продолжают играть со мной в свои дьявольские игры.
«И чему я, идиотка, удивляюсь, — горько спрашиваю я себя. — Разве не украли они Ангела два дня назад?» Словно наяву Ангел возникла передо мной, широко мне улыбаясь и глядя на меня полными любви глазами. Я постаралась успокоиться и собраться.
И ровно в этот момент до нас из приемной донеслись мужские голоса, вежливые, обаятельные … задающие вопросы. Много лишних вопросов.
Я снова окаменела. Доктору Мартинез не надо было ничего объяснять. Она посмотрела на меня, прислушалась к происходящему в регистратуре и все поняла без слов.
— Не бойся, — сказала она спокойно. — Сейчас я с ними разберусь. А ты посиди-ка пока здесь немножко. Она подтолкнула меня к двери в маленькую кладовку. Я спряталась за висящие на вешалках длинные белые халаты. Доктор Мартинез заперла дверь и выключила свет.
Не думай, дорогой читатель, что я не замечаю абсурдности моего положения: спасаться от белохалатников, прячась за белыми халатами. Нарочно не придумаешь!
Чуть не в ту же секунду я услышала разговор, доносящийся из смотрового кабинета.