Эксперимент «Ангел» - Паттерсон Джеймс. Страница 61

— Игги, Игги! Здесь твоя мама! Ооо… Тут написано, что твой папа умер. — Газман печально смотрит на Игги. — Мне очень, очень жалко, что с твоим папой такое несчастье случилось. Но мама у тебя красивая. И он вслух описывает Игги женщину на фотографии, глаза, волосы, фигуру, платье…

Вот и получается, что из нас шестерых только одна я ни пришей, ни пристегни. Только про меня одну в этих институтских файлах нет никакой информации. Ни про меня, ни про моих родителей. Только я одна оказалась без роду, без племени.

Хотелось бы сказать, я, мол, такая альтруистка, что важнее стаи для меня ничего нет. Хотелось бы сказать, что находка моих ребят — самое для меня главное. Хотелось бы сказать, что меня не сломил и не разбил полный провал моих поисков. Но вранью тоже надо знать меру. И сломил, и разбил. И я вдруг почувствовала себя всем чужой, посторонней, лишней и ненужной.

Но я надеваю маску, я улыбаюсь, охаю и ахаю и вместе со всеми перечитываю страницы, радуясь вместе с моей стаей-семьей, у которой — уж давай, дорогой читатель, смотреть правде в глаза — было доселе мало радости в трудной, короткой и странной жизни.

К тому же, как ни перегружен мой мозг, а его по-прежнему не оставляют заданные Клыком вопросы. Они по-прежнему требуют ответов. И потом, замечал ли ты когда-нибудь, дорогой читатель, что эмоции, особенно негативные, зачастую отступают перед логическими размышлениями? Вот и мне раздумья над новыми загадками помогают сейчас отвлечься от собственной боли.

Почему зашифрована половина страниц?

— Может быть, белохалатники зашифровали то, что хотели хорошенько ото всех скрыть, — голос Клыка звучит по-особому приглушенно. Этим его «ночным» голосом всегда обозначены самые странные и тревожные переплеты, в которые мы попадаем.

— Например, откуда идет финансирование, какие больницы поставляют младенцев, имена сотрудничающих с Институтом фанатиков-ученых. Все ключи к их империи зла, скорее всего, зашифрованы.

— Мать честная! Если все это расшифровать, мы же их с потрохами изничтожим! — Игги уже строит планы. — Это все можно в газеты послать. В Голливуд, пусть кино сделают!

— А меня это не волнует. Мне бы только разыскать мать и отца. Раз и навсегда. Подождите, подождите, вот здесь, наконец, обо мне. — Затаив дыхание, она несколько раз перечитывает страницу, начинающуюся с Н88034гнч (Моника). — Знаете что? Все адреса, которые здесь указаны, все в Вирджинии, Мэриленде и в Вашингтоне. Это все, по-моему, рядом. Правильно? И Вашингтон — это столица, где правительство? Так?

— У меня план. Слушайте, какой я план придумал. — С лица у Игги не сходит мечтательное выражение. Он и впрямь не на шутку разошелся со своими планами. — Сперва встречаемся со всеми родителями. Счастливое воссоединение, объятия, поцелуи и все такое. Потом уничтожаем Школу и Институт и всех этих с… я имею в виду шизиков, которые нам нагадили. Дальше ликвидируем всех ирейзеров. Всех подчистую!

— А что мы теперь будем делать? — неожиданно серьезно спрашивает Газман.

— Я буду делать, что Макс скажет, — заявляет Ангел, — вместе с Селестой и с Тоталом тоже.

Услышав свое имя, Тотал виляет хвостом и лижет Ангелу руку. Что бы там над ним в Институте ни учинили, это, похоже, не испортило его характера. После Ангела он заодно лизнул и Селесту.

Бедному медведю срочно нужна хорошая стирка. И всем нам тоже. Смотрю на свою команду, и меня захлестывает волна благодарности. Мы все вместе. Нам пока ничто не угрожает. Что еще надо от жизни!

— Отправляемся в Вашингтон, — объявляю я свое командирское решение. — Но сперва надо где-то помыться. Разыщем ваших родителей, у нас ведь теперь есть все адреса.

— Эгей! — лихо горланит Газ и хлопает Игги по плечу. Тот подпрыгивает от неожиданности, и я от души хохочу вместе со всеми.

Я так их всех люблю. И так хочу, чтобы они были счастливы. Наверное, это и есть моя путеводная звезда. Но в то же время меня гложет черная тоска. Я сегодня лишила жизни живое существо. Может быть, это был мой брат. Перед нами теперь открыт путь к нашему прошлому, возможно нам предстоит узнать смысл наших жизней. Но я совсем не уверена, что я хочу до всего этого докопаться. Копайся не копайся, а ведь я так и не знаю, кто мой отец и кто моя мать.

Но это все второстепенно. Главное — моя стая. Они моя семья, и я должна сделать все, чтобы их мечты стали явью.

Даже ценой моей жизни.

Поздно ночью, а может быть, уже ранним утром, пробую поговорить с Голосом. Вдруг он все-таки соизволит мне ответить?

У меня к тебе два вопроса. Всего два. Нет, скорее всего, три. О'кей, три. Где мои мать и отец? Почему только на меня одну не было в Институте никакой информации? Почему меня мучают эти ужасные мигрени? И кто ты? Ты мне враг или друг?

Чудеса да и только. Голос отзывается безо всякого промедления:

Это больше чем три вопроса, Макс. К тому же, видишь ли, кто твой друг и кто враг — зачастую вопрос точки зрения. Лично я считаю, что я твой друг, очень хороший друг, который крепко тебя любит. Никто на любит тебя, Максимум, больше, чем я. А теперь послушай. Послушай и запомни, что я тебе говорю. Тебе на роду написано приключение. — Голос закашлялся, точно смутившись. — Необыкновенное, неописуемое приключение. Приключение по-максимуму.

Эпилог

Шесть утра. Внизу разноцветные автомобили уже ползут в Манхэттен и из него по скоростной дороге Нью-Джерси Тернпайк.

Что может быть лучше полета под облаками ранним утром! Какое счастье во весь размах расправить в воздухе крылья, взмахнуть ими во всю силу, подняться в небо на пятнадцать тысяч футов и парить.

Летим нестройной группой, подныриваем друг под друга и беспричинно улыбаемся. Земной мир наших секретов и болей остался далеко внизу. Мы в родной стихии, и нам хорошо всем вместе. Тотал, похоже, тоже рад бьющему ему в мордочку ветру, и перепад высоты его пока не смущает.

Всем нашим не терпится повстречаться с родителями. Что бы я на эту тему ни думала, я знаю, что до победного конца пойду с ними по этой дороге.

Клык смотрит на меня. И хотя я вижу его по обыкновению сдержанное и невозмутимое лицо, его нервное предвкушение встречи, его напряженное ожидание передаются и мне. Улыбаюсь ему, и глаза его освещает какой-то новый внутренний свет.

Клык. О нем надо на досуге подумать.

Я. О самой себе тоже стоит потом поразмыслить.

Там, в Вашингтоне, нас ждет или величайший триумф, или непоправимая беда. Игги считает, что встреча с родителями — залог свободы, защищенности и счастья. Я далеко не так наивна. Я точно знаю, что это ошибка.

Знание, Макс, — тяжелый груз, — говорит Голос. Он все еще меня не оставил. — Оно — двоякоострый меч. Может спасти, а может подвергнуть такой опасности, какая тебе еще и не снилась.

«Хватит, знаю, к чему ты клонишь. Я все равно должна быть с ними».

Макс, тебе уготована миссия куда важнее поиска родителей стаи. Твоя помощь нужна не только твоим друзьям — ее ждет весь мир.

Раскидываю крылья, отдавшись потоку теплого воздуха. Неподвижно парю, точно плыву на облаке — чувство, лучше которого нет на свете. В следующий раз, дорогой читатель, обещаю взять тебя в полет.

Знаешь, уважаемый Голос, что я тебе скажу:

— Мои друзья — это мой мир.