Бал моей мечты - Лубенец Светлана. Страница 24

– Иногда брожу… Ну и что! Зато именно я нашла эти две комнаты. Жаль, не знала, что в одной какая-то колонна выдвигается… Только я не понимаю, зачем вам эта выдвигающаяся колонна, если вы можете любым другим способом выйти из пансиона.

– В самом деле, Александра Модестовна, зачем вам этот тайный ход? – спросил Талиев. – Для экзотики? Экскурсии водить?

– Я думаю, что экзотика нашему пансиону тоже не повредит, – улыбнулась директриса, – но дело не в этом. В той комнате должна выдвигаться и вторая колонна, а за ней может находиться…

– Неужели клад? – теперь уже не выдержал Костромин и так сжал Дашины пальцы, что она чуть не вскрикнула.

– Очень может быть, – кивнула Александра Модестовна. – Я специально вам, Давид Алиевич, об этом не говорила, потому что ни в чем не была уверена. Столько лет прошло… Когда в этом здании хранились советские архивы, кто-то вполне мог найти ход. И клад, если он, конечно, был… Мы с мужем, – она кивнула на Михаила Петровича, – и с дочерью хотели сами найти тайную комнату, но вы очень ограничили поле нашей деятельности, когда вместо настоящего Царского Ключа вручили дубликат. Он, увы, открывает далеко не все двери.

– А можно поподробнее про Царский Ключ? – попросила Даша. – Неужели он сохранился с дореволюционных времен? Что-то не верится…

– Представь себе, – рассмеялась директриса. – Когда нам передавали права на здание, то показали дощечку с сохранившимися ключами от залов и комнат, где среди прочих болтался на грязной ленточке и позеленевший от времени Царский. Никто и не догадывался о его предназначении, а я его сразу узнала по описаниям в письмах и дневниках бабушки.

– Неужели с тех пор не меняли в здании замки? – удивился Алексей.

– Архивом использовались только два этажа Южного Корпуса. Там кое-где, конечно, замки поменяли, но в большей части здания сохранились старые.

– Неужели Ада Глебовна ваша дочь? – невпопад еле прошелестела Лера.

– Почему ты так решила? – рассмеялась Александра Модестовна.

– Вы сказали, что искали тайную комнату с мужем и дочерью, а в одном из залов Северного Корпуса висит портрет, очень похожий на учительницу русского языка. Вот я и подумала…

– Нет, – перебила ее директриса, – мою дочь зовут Анной Михайловной.

– Милашка? – ахнула Даша.

– Да, я рада, что вы ее так называете. Она и в самом деле у меня очень хорошая девочка, – улыбнулась Александра Модестовна.

– Да-а-а… – протянула Даша. – Можно было бы по отчеству и догадаться… И по фигуре… Я же чувствовала в ней что-то знакомое…

– Теперь уже я ничего не понимаю, – Александра Модестовна с удивлением посмотрела на Дашу. – О чем ты?

– Да так… – смутилась Казанцева. – Просто… в одну из ночных вылазок… – она бросила быстрый взгляд на Айгуль, – я видела вас в Северном Корпусе с женщиной, которую в темноте не узнала…

Даше очень не хотелось, чтобы директриса ее расспрашивала дальше, и ее спасла Лера, которая опять спросила:

– Но почему все-таки на портрете Ада Глебовна?

– На портрете не Ада, – ответила директриса. – На портрете наша бабушка, Ольга Александровна Бонч-Осмоловская.

– Но она действительно очень похожа на учительницу русского, – покачала головой Лера. – Странно даже…

– Ничего странного. Ада Глебовна моя сестра, и она действительно – копия бабушки. Иногда такое бывает. Фамильное сходство может проявиться очень неожиданно, даже через несколько поколений.

– Как же она ваша сестра, если она Глебовна, а вы – Модестовна? – теперь уже удивилась и Айгуль. – Двоюродная, что ли…

– Родная, но у нас отцы разные, – ответила директриса. – Мой отец, Модест Георгиевич Бонч-Осмоловский, рано умер, мама вышла замуж второй раз за Глеба Николаевича Волкова. И родилась Адочка. Я похожа на отца, а сестра, как мы уже говорили, – вылитая бабушка, Ольга Александровна.

– Все-таки я не понимаю, каким образом в здании сохранились портреты, мебель, люстры? – спросил Алексей. – Почему в музей не передали или… не разграбили?

– Ну, во-первых, многое и разграбили, и в музеи передали. Осталась жалкая часть. И то только потому, что один из важных чиновников претендовал оттяпать это здание себе. Вот и охранял, как мог, и, надо сказать, чуть не дождался своего часа. Если бы Давид Алиевич не согласился заняться этим зданием, в нем, я думаю, уже проживало бы семейство того чиновника со всеми детьми, внуками, мамками, няньками и собачками с кошечками.

– Ну что ж, – подытожил Талиев, – если ни у кого больше нет вопросов, то, по-моему, самое время пойти проверить вашу тайную комнату. Вдруг там и правда клад?

– Вообще-то у меня есть вопрос, – в тишине голос Даши прозвучал с очень тревожной интонацией. – Понимаете, по Северному Корпусу бродит какая-то женщина… Со свечой и с распущенными волосами… Я даже сначала подумала, что это привидение…

– Это не привидение, это Ада дурит, – сморщился Михаил Петрович. – Прочитала в бабкиных старых письмах, что в том месте, где свеча неожиданно зачадит и потухнет, спрятан клад. Я ей сто раз говорил, что по старому зданию гуляют такие сквозняки, что свеча в любом месте потухнуть может, но ей разве что докажешь… Вот и бродит по старым комнатам, как привидение, глупая женщина… Еще и волосы распускает для антуража…

– Вообще-то, она не так уж и глупа, – возразил Талиев. – Если клад действительно спрятан у тайного хода, то и сквозняк там обязательно есть, и свеча запросто потухнуть может от тока воздуха, несмотря даже на отсутствие рядом окон и дверей.

– Но у нее до сих пор ни одна свеча так и не потухла, – улыбнулся Михаил Петрович.

– Так что, идем за кладом? – спросил отец Айгуль, обведя всех присутствующих веселым взглядом.

– Я прямо не знаю, – Александра Модестовна взглянула на часы. – Уже четвертый час ночи. Может быть, стоит отправить детей спать?

– Нет!

– Ни за что не уйдем!

– Как это без нас? – в три голоса запротестовали девочки.

Молодые люди, которые чувствовали себя гостями, помалкивали, но видно было, что и им хочется пойти вместе со всеми.

– И меня возьмите, – дверь кабинета директрисы неожиданно скрипнула, приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась взлохмаченная голова Чаки.

– Убирайся отсюда, предательница! – злобно выкрикнула Айгуль, метнулась от отца к дверям и вытолкала Чаку в коридор.

– Гулька! Что за безобразие! – пристыдил дочь Талиев. – Глядя на тебя, я склонен верить, что Александра Модестовна говорит правду. Ты абсолютно неуравновешенна и вздорна!

Он слегка оттолкнул Айгуль от двери и за руку втащил в кабинет рыдающую Таньку.

– Да это же племянница моего помощника! Таня, не так ли?

Чака закивала, продолжая всхлипывать.

– Кончай это мокрое дело! – Талиев вытер ей щеки собственным носовым платком. – И конечно, пойдем с нами вместе!

В коридоре Даша не утерпела и как можно ядовитее спросила Чаку, в ушах которой уже висели сережки с хризопразами:

– А мои серьги, Танька, тебе часом ушки не оттягивают?

Чака, будто испугавшись, резко отшатнулась.

– Зачем дверь закрыла, отвечай? – прошипела ей в ухо Казанцева.

– Я не виновата, честное слово! – захлебываясь, с жаром принялась объяснять Чака. – Я думала, Гулька спит, а она, оказывается, не спала, а за нами следила. Представляешь, специально позволила снять со своей шеи ключ, чтобы за нами подсмотреть. Понимала, что ей никто ничего не расскажет и не покажет…

– Ну следила! И что? Ключ-то у тебя был. Не отдавала бы его ей, вот и все!

– Да-а-а, – плаксиво протянула Евчак. – Я бы посмотрела, как бы ты не отдала… – и она начала нервно расстегивать замочек серьги.

– Ладно, – сжалилась над ней Даша. – Не снимай, оставь их себе. Я знаю, как хочется хотя бы иногда поносить украшения, раз на занятия не разрешают надевать. Считай, что я тебе их подарила, потому что если бы ты нам дверь не открыла, то не произошло бы то, что произошло…

– Ты имеешь в виду клад?

– Нет, Танька… Дело тут не в кладе, тем более что его там, может быть, и вообще нет… Тут дело совсем в другом… – и Даша искоса посмотрела на профиль идущего рядом Костромина, за руку которого так по-прежнему и держалась.