Жрица голубого огня - Кащеев Кирилл. Страница 36

Девочка испуганно пискнула, едва успев ухватить его за шею. На мгновение их лица оказались напротив, совсем близко… Аякчан вдруг почувствовала, как терзающий ее ужас отступает! Ей стало хорошо, легко… и она радостно улыбнулась Хакмару. Ярость в глазах кузнеца сменилась растерянностью. Он некоторое время стоял, не шевелясь, с Аякчан на руках и разглядывал девчонку – будто пытаясь понять, что у нее на уме! Потом словно спохватился – и торопливо, как если бы Аякчан была по самые уши полна Огнем и жгла ему руки, посадил ее на сложенные на корме тюки.

Ка-акие у него руки сильные! Не может быть, чтоб такой воин, как Хакмар, дал их в обиду какой-то мелкой нечисти, будь у той хоть тысячу раз громкий голос! Аякчан поерзала, поудобнее устраиваясь среди тюков, и бесстрашно уставилась прямо на запрыгнувшего в лодку Почака.

Свиток 17

В котором Аякчан приходится «слегка» искупаться

Долбленка наискось пересекала реку. То взбиралась заостренным носом на буруны, то скатывалась с них, пробиваясь на другой берег поперек течения. Не сводя настороженных глаз с Почака, Аякчан все-таки изредка косилась на противоположный берег – темная стена деревьев медленно, но неуклонно приближалась. Привязанные к корме олени меланхолично плыли сзади, держа над водой увенчанные рогами головы. Крохотный перевозчик, казалось, даже не чувствовал сопротивления стремнины. Повиснув на самых кончиках двух здоровенных, намного больше его самого весел, Почак подпрыгивал на дне лодки:

– И-и-йэх! И-и-йэх! – И весла проворачивались в воде, выкидывая тяжело груженную долбленку на гребень волны. Физиономия уродца корчилась в совершенно жутких гримасах – то перекашивалась на сторону, то собиралась складками у подбородка, как сползший чулок-ноговица, то, наоборот, перемещалась на затылок, оставляя вместо лица лишь туго натянутую гладкую кожу. Морда Почака вывернулась наизнанку, и вместо щек повисли лоскуты алого мяса, перевитого подергивающимися черными жилами. Аякчан отчаянно захотелось зажмуриться, она судорожно сглотнула – кислая гадость подкатила к горлу, прорываясь наружу. Сидящий рядом с ней на корме Хакмар обеспокоенно шевельнулся, и едва не теряющая сознание от омерзения девочка вдруг почувствовала, как он крепко стиснул ей руку – то ли успокаивая ее, то ли сам ища помощи. Но ей это точно помогло! Вцепившись в пальцы мальчишки, будто она тонула, Аякчан заставила себя не отрываясь смотреть Почаку в то сжимающееся складками, то расползающееся в блин лицо.

– Чего уставилась? – рявкнул Почак, выпучившись на Аякчан в ответ – глаза его выскочили из орбит, волоча за собой студенистые веревочки-стебельки, и закачались перед Аякчан, пялясь на оцепеневшую девочку неподвижным, ледяным зрачком. – Как гребут, не видела?

– Очень надо достопочтенной жрице на ваши ничтожные дела смотреть! – немедленно откликнулся устроившийся на носу лодки Донгар. – А ты язык-то попридержи, Почак, не то гореть тебе и лодке твоей Синим пламенем!

– Язык, говоришь? – Глумливая улыбка растянулась на всю физиономию уродца и сомкнулась на затылке. Между оскаленных мелких зубешек выскользнул похожий на плеть длинный черный язык и ринулся прямо к Аякчан.

Испуганно завизжав, девочка невольно привычным движением стиснула руку в ожидании вскипающего на ладони Огня – и лишь потом вспомнила, что его не будет. Метнувшись к ней, язык Почака мгновенно обвился у Аякчан вокруг талии…

Она почувствовала, что взмывает в воздух… и полетела в пенящуюся воду за кормой. Вода залила глаза, хлынула в ноздри… Руку страшно дернуло в суставе… и Аякчан поняла, что висит через борт Почаковой лодки, а бледный Хакмар изо всех сил сжимает ее ладонь, не давая соскользнуть в реку окончательно.

– Ха-ха-ха! – за спиной у Хакмара с веслом в руке приплясывал счастливый уродец, – Жрица! Как же, жрица! Обмануть меня хотели, думали, поверит Почак, если вы волосы своей девке синей краской вымажете!

– У меня… не крашеные волосы… – захлебываясь хлещущей в лицо пеной, прокричала Аякчан. – То есть крашеные, но… не в тот цвет…

– Ха-ха-ха! Врешь! Не поможет! Огня-то нету! Нету! – зашелся весельем Почак и с жутким хохотом обрушил весло на удерживающего девочку Хакмара.

Не выпуская Аякчан, тот отклонился в сторону – девочку проволокло вдоль борта. Левой рукой Хакмар рвал рукоять меча, пытаясь вытащить его из ножен… Пальцы Аякчан, мокрые, холодные, начали выскальзывать из его хватки. Почак с хохотом вскинул весло, готовясь обрушить его мальчишке на голову… Развернувшись боком, Хакмар изо всей силы пнул по веслу ногой.

– А-а! Проклятый мальчишка! – От удара весло завалилось назад, – подкинув держащегося за его конец крохотного гребца высоко в воздух.

Хакмар тут же перевесился через борт и, ухватив Аякчан обеими руками под мышки, рванул ее обратно в лодку.

– Сзади! – завопила девочка.

За спиной у Хакмара словно само собой вознеслось весло – и с размаху шарахнуло парня.

– А-а! – с коротким воплем кузнец улетел в воду следом за Аякчан.

Девочка почувствовала, что ее больше никто не держит – и тут же стремительное течение поволокло ее прочь от лодки.

– Я не уме… Я не умею плавать! – захлебываясь, прокричала Аякчан. Она успела увидеть, как Хакмар длинными гребками плывет к ней, а вскипающие на воде буруны кидаются ему навстречу, отгоняя прочь, как натравленные псы. И тут же словно чьи-то безжалостные сильные руки потащили ее вниз. Темная вода сомкнулась над головой. Сквозь плывущие перед лицом волосы она увидела мерцающие в плотной толще воды лунные пятна. Аякчан ощутила холод – совсем не тот бодрящий веселый холодок, к которому она привыкла. Это был жуткий, цепенящий холод, не позволяющий двинуть ни рукой, ни ногой. Последней, ускользающей мыслью было, что напрасно она отказалась высасывать Огонь из малых Храмиков для костра – эта капля Пламени, показавшаяся ей такой ничтожной, сейчас могла бы спасти ей жизнь! Она бы поднялась над водой…

Аякчан почувствовала, что всплывает. Захлебываясь, она жадно хватала ртом воздух, будто запихивая его в себя целыми кусками. Сквозь грохот реки она услышала задыхающийся крик:

– Кара сугда карбангылап, кадыргызын мунганнарым… Мои духи плавают по черной воде, они скачут на хариусах… – На носу Почаковой лодки, размахивая колотушкой, неистово прыгал Донгар.

Аякчан почувствовала, как под ней что-то шевелится. Девочка посмотрела вниз… Она лежала на… сперва ей показалось, что это серебряный поднос. Но с каких пор подносы стали плавать по воде, да еще держать на себе девчонок? И тут она поняла! Это были плотно, одна серебристая спинка к другой, прижавшиеся друг к другу рыбины – и именно они-то и подняли Аякчан из глубины. Девчонка взвизгнула – от неожиданности едва не соскользнув с живого плота в воду.

– Не кричите, девушка, вы нам рыбок распугаете! – послышался тоненький, как Дневной комариный звон, голосочек, и мимо Аякчан, то выпрыгивая, то заныривая обратно в воду, пронеслась блестящая рыбка. На ее спине, крепко ухватившись за плавник, сидел полупрозрачный, будто отлитый из воды человечек. Следуя за скачущим на хариусе водяным духом, рыбный косяк помчал к берегу, унося на себе Аякчан.

– Куда? – ринувшийся им вслед вопль Почака был страшен. – В моей речке духов заклинать? Ах ты подлый шаман!

Гигантская волна подняла живой плот Аякчан на пенящемся гребне – и понесла его обратно на стремнину. С высоты Аякчан успела увидеть, как крохотный уродец раскручивает весло над головой.

Песнь шамана смолкла – несущая Аякчан волна рухнула вниз.

– А-а! – клубящаяся бурунами темная река ринулась ей навстречу.

– А-а! – сильный удар о воду – и Аякчан скорее почувствовала, чем увидела, как распадается под ней живой плот – сотни рыбок порскнули во все стороны, исчезая в волнах. Перед носом у Аякчан всплеснул раздвоенный хвостик – и девочка снова с головой окунулась в воду. Забила руками и ногами, судорожно прорываясь к поверхности. Отчаянно отплевываясь, она смогла вынырнуть…