Проект Омега - Паттерсон Джеймс. Страница 2

Другой успех их экспериментов — под успехом я подразумеваю способность вполне пристойно функционировать дольше, чем пару дней, — это хомо-лупины, или гибрид человека с волком. Их называют ирейзеры и их средняя продолжительность жизни шесть лет. Это тип сильный, кровожадный, но плохо контролирующий свои импульсы. Ученые белохалатники выводят ирейзеров как специальную силу, натренированную на убийства, погони и уничтожение.

Наша шестерка сбежала от белохалатников, и теперь мы пытаемся сорвать их планы уничтожить и нас, и большую часть человечества. Что приводит их в полное бешенство. Чего только они ни предпринимают, чтобы нас изловить.

Вот такая, в общих чертах, чертовщина. Оцени каламбур, дорогой читатель.

Если твое воображение не заработало до сих пор на полную катушку, добавлю тебе еще одну маленькую подробность. Клык начал блог (http: maximumride.blogspot.com). Не думай, там никакого нарциссизма: он не хвастает своими геройствами и не обмусоливает свои драмы. Клык на такое не способен.

Драпая из ИТАКСа, мы «позаимствовали» лэптоп. И, представь себе, у него еще и постоянный выход в Интернет через Wi-Fi. Так что мы все время на связи. Но ты не беспокойся. У ИТАКСа куча секретов, секреты свои он охраняет, как Цербер, и техники у них всякой наворочено — до дуры. Так что в лэптопе у нас все коды и пароли постоянно меняются. И нас поэтому ни за что не отследить. Зато у нас любая информация — на блюдечке с голубой каемочкой. Не говоря о том, где, когда и какие фильмы показывают, и где и в какие рестораны ходить стоит. Как ни открою эти страницы — покатываюсь от хохота. Они для нас, конечно, самые нужные.

Но, так или иначе, все, что нам удалось раскопать о нашем прошлом, о Школе, об Институте, об ИТАКСе и т. д., Клык выкладывает в Интернет. Кто знает, может, кто-нибудь с нами свяжется и поможет нам разрешить загадку нашего существования.

А пока мы за секунду находим ближайший Данкин Донатс.

3

Наконец мне совершенно осточертела возня с чтением карты и трясучка по ухабам и колдобинам, и я уговорила стаю забыть про колеса и вернуться к нормальному способу передвижения — по воздуху.

Назад к природе!

К полуночи мы покинули воздушное пространство Луизианы, перелетели в Техас и приближаемся к громадному мутному пятну света. Это Даллас. Нацелившись на самое темное пространство, сбрасываем высоту и медленными, плавными кругами опускаемся ниже и ниже.

Приземляемся в парке. Отыскать здесь подходящее гостеприимное дерево совсем не трудно. Не проходит и минуты, как мы уже устроились на ночлег в его раскидистых ветвях. Ты не ослышался, дорогой читатель. Я, действительно, сказала «в ветвях», а не «под ветвями». Во-первых, «под ветвями» не звучит, лучше бы сказать «под деревом». А во-вторых, какая-нибудь ветка, повыше и потолще, — лучшее для нас пристанище. Поэтому прошу тебя присоединиться к моему воззванию к государственным органам финансирования: Увеличьте бюджет на национальные парки! Они — важный природный ресурс, по крайней мере, для предоставления крова летающим детям-мутантам.

Ладно, хватит митинговать. Настало время строить пирамиду из кулаков: все шесть, один на другой — наш прощальный ритуал перед сном. Младшие тут же вырубились от усталости, а я распласталась на толстенной ветке, болтая ногами и мечтая о горячем душе.

Клык подсаживается ко мне поближе и интересуется:

— Появился у тебя теперь какой-нибудь план?

— Понимаешь, в сотый раз складываю два и два и получаю тридцать семь. Смотри. Наши слагаемые — это Школа, плюс Институт, плюс ИТАКС. Прибавь еще нас и ирейзеров. Потом Джеба и Анну. И в конце еще эксперименты, которые мы в Нью-Йорке видели. Но все это только составляющие. А где общая картина — не пойму. И что я должна делать, чтобы мир спасти? Понятия не имею…

В собственном бессилии могу признаться только Клыку. Младшим я бы ни за что ничего подобного не сказала. Потому что детям нужен уверенный лидер. Им нужно знать, что кто-то за все в ответе. Жаль, что я уже из детского возраста вышла…

— Седьмое чувство подсказывает мне, что начинать распутывать этот клубок надо в Школе. — Голос у меня уверенный, но при одной мысли о Школе сердце сжимается, а в глазах темнеет. Но это просто нервишки пошаливают и инстинкты давние играют. А я sapience, и инстинкты отодвигаю в сторону.

— Помнишь, Ангел рассказывала, что подслушала, как белохалатники думают про надвигающуюся ужасную катастрофу. И что тогда почти все люди или погибнут, или вымрут.

И опять ты, дорогой читатель, не ослышался: Ангел слышит, что люди думают. И не только слышит. Как тебе понравится, если я скажу, что она еще и внушать свои мысли может? Согласись, нет среди нас заурядных, обычных, нормальных.

Клык между тем кивает:

— Мы вроде выживем, потому что у нас крылья есть. Улетим от всех катаклизмов подальше.

Я замолчала и думаю так напряженно, что даже голова разболелась.

— У меня к тебе два вопроса, — продолжает Клык. — Во-первых, куда подевался твой Голос? А во-вторых, куда запропастились ирейзеры?

— В самую точку ты, Клык, попал. Я и сама об этом все время думаю.

Нетрудно предугадать, что, если кто предыдущих двух книжек не читал, тут-то он как раз и спросит, что же это за голос такой? Объясняю: у меня в голове сидит Голос. Отдельный от меня. Независимый. Но поскольку он внутри, я и зову его «внутренним». Если у тебя, читатель, такого нет, я тебе очень завидую. Мой Голос здорово мне надоедает. Точнее, надоедал. Что-то он давно не прорезывается. Надеяться, что он совсем сгинет, было бы слишком большой роскошью. Но, с другой стороны, что-то я без него затосковала. Одиноко без него как-то. Не думаю, что он совсем исчез. Скорее всего, с ним какая-то временная техническая неполадка.

— Голос, наверно, мне на какой-то определенной частоте транслирует, а мы из зоны досягаемости вышли.

Клык молча пожимает плечами.

— Может… Кто знает? А насчет ирейзеров тоже точно сказать трудно. Я и не припомню, чтоб они так надолго пропадали.

Едва подумав об ирейзерах, немедленно сканирую небо. Микрочип, имплантированный в мое предплечье, никуда не делся. Как сидел во мне, так и сидит. Я уверена, это он подает сигналы и наводит на нас погоню. Иначе откуда бы ирейзерам взяться — в любое время дня и ночи, где бы мы ни были и что бы ни делали? Обычно они как снег на голову валятся. Но почему-то вот уже четыре дня ни одного ирейзера мы не видели. Их как корова языком слизнула. Такое затишье только перед бурей бывает. Только я про бурю подумала, как Клык меня как будто озвучивает:

— Знаешь, что мне это напоминает, — задумчиво говорит он, — все звери как-то всегда чувствуют, когда ураган приближается, знают, когда им прятаться. И вокруг вдруг ни птицы, ни звука, ни шороха. А черная воронка по небу прямо на тебя несется.

Я нахмурилась:

— Думаешь, катастрофа вот-вот разразится и ирейзеры от нее попрятались?

— Думаю…

Облокотившись спиной на ствол, снова смотрю в небо. До города больше десяти миль, но даже отсюда огни Далласа затмевают небо. Нет у меня ответов ни на какие мои вопросы. И мне вдруг кажется, что я вообще ничего не знаю, ничего на свете не понимаю и что все в моей жизни зыбко и нереально. Единственная хорошо мне знакомая реальность, единственная почва под ногами — это моя стая, пятеро моих крылатых собратьев. Только в них я уверена. Только на них могу положиться и только им могу верить.

— Иди спать, — говорит Клык. — Я пока посторожу. Я все равно хочу блог проверить.

Глаза у меня сами закрываются, и последнее, что я вижу, это как он достает из рюкзака лэптоп.

4

— Что, поклонники каждое твое слово обмусоливают? — сонно спрашивает Макс спустя какое-то время.

Клык отрывается от блога. Он понятия не имеет, сколько прошло времени. Горизонт уже слегка розовеет, но от этого намека на рассвет мир вокруг кажется только чернее. Однако Клык и в темноте отчетливо видит каждую веснушку на усталом лице Макс.