Жемчужины бесед - ан-Наари Имад ибн Мухаммад. Страница 43

Лев, видя, что кот вышел на ристалище красноречия с чоуганом словес в сильной руке, не медля вскочил на коня благоволения и снисходительности, пустил скакать по полю лошадь ясного изложения, одобрил слова кота, которые были полны назиданий и мудрых изречений, руководствуясь выражением «Обращай внимание на то, что сказано, а не на то, кто говорит». Лев одобрил это в душе и сказал:

– Отправляйся к себе домой, подсчитай, сколько нужно мяса, и доложи об этом моему везиру. Будет издан приказ, чтобы тебе каждый день без промедления доставляли необходимое количество мяса.

Кот, вдохновленный приятной вестью, окрыленный радужными мечтами, поспешил в свое жилище, чтобы рассказать супруге и всем домочадцам о совершенном милосердии и снисхождении господина. А затем вернулся во дворец и сообщил царю о том, что у него в день расходуется пять ратлей [235] мяса. Царь зверей приказал каждое утро выдавать из собственной бойни для кота установленное количество мяса.

Тот возликовал благодаря такому милосердию льва, перестал тревожиться о доме и снова приступил к службе. С мышами же он стал обращаться снисходительней и милостивее. Он и не пресекал полностью их покушения на царя и вместе с тем не давал им воли, оставляя им лишь путь для побега.

И вот мыши жили между страхом и надеждой, кот же по двум причинам покровительствовал им, не закрывая врат ни к миру, ни к войне. Во-первых, если бы царь зверей совсем перестал беспокоиться из-за мышей, если бы кот изгнал их совсем из той степи, то лев бы невольно потерял к нему интерес, и кот лишился бы должности, остался без куска хлеба. Ведь великие мужи сказали: «Верши дела и требуй за то хлеба». Такое положение можно было бы уподобить городу, в котором имелся лишь один музыкант и один глава музыкантов. Коль скоро у этого начальника не было других подчиненных, ему пришлось бы управлять единственным исполнителем и приказывать ему. Но если бы этот единственный вдруг покинул город, ухватился бы рукой за полу путешествия и бросил свое ремесло, то и начальнику пришлось бы отказаться от должности.

Во-вторых, кот вкусил с пиршественного стола льва, он познал радость и покой, поскольку без всяких усилий и стараний стал получать мяса вдоволь. И поэтому он перестал истреблять мышей, стал пренебрегать убиением врагов и унижением недругов своего господина. А ведь мудрецы сказали: «Муж должен обнажать ратный меч и боевой кинжал в трех случаях: во-первых, повинуясь государю и ради довольства Аллаха согласно выражению «Борясь на пути моем»; [236] во-вторых, чтобы сокрушить врагов своего властелина; в-третьих, чтобы захватить добычу на пользу себе».

Но когда человек познает сытость и обретает покой, когда у него накапливаются богатства, он начинает пренебрегать обязанностями и по отношению к богу, и по отношению к своему благодетелю, проявляет леность в захвате добычи, как об этом ясно сказано в Коране: «Воистину, человек проявляет непокорность от того, что видит себя ненуждающимся». [237]

Прошло некоторое время, и однажды котов сынок, который был еще несмышленышем, не испытал тягот этого мира, а жизненным опытом не мог равняться с отцом, пришел навестить родителя. Тот же повел своего любимца к царю, чтобы он удостоился поцеловать прах у престола в его дворце, чтобы тем самым он набрался храбрости в обществе льва.

Однако поскольку нельзя полагаться на судьбу и поскольку жизнь под луной скоротечна, как соизволил сказать пророк – да благословит его Аллах, да приветствует: «Жизнь людей моей общины между шестьюдесятью и семьюдесятью», [238] то может случиться так, что кузнец рока неверно подобьет подковы серому коню неба, так что срок жизни его завершится, то кот подумал, что хорошо бы сыну стать стражем у льва вместо него и служить, дабы обеспечивать семью, как и он сам. Ведь сказано:

И вот когда желтый лев солнца скрылся в чаще запада, а небо, похожее на спину леопарда от появления планет и светил, уподобилось хамелеону, луна же, словно око льва, заблистала в глазницах востока, кот оставил на страже вместо себя сынка, научил его заманивать и отпускать мышей, а сам отправился домой отдохнуть.

Котенок тем временем стоял на карауле, озираясь по сторонам, как подобает заправскому стражнику. Но стоило ему увидеть мышь, как он переставал владеть собой, тут же убивал ее, минуя, таким образом, конечную цель, о которой толковал отец. Вскоре он не оставил в той округе ни одной мыши, навалил их горой, так что задал целый пир коршунам и воронам, устроил настоящее угощение совам и ласточкам, обеспечив им прокорм и пропитание.

А когда настала пора повеять благоуханному утреннему ветерку, волчьему хвосту утра – «ложному» рассвету – взметнуться с востока, газели солнца – выйти пастись на вращающейся лужайке неба, кот вернулся из дома и увидел то, что натворил котенок. Он опасался потерять надежду – его постигло то, чего он боялся. Сначала кот бил себя по голове от отчаяния, потом стал упрекать сына. Но какая польза от укоров в такой момент?

И кот не стал никому поверять свои тайны.

Когда по прошествии некоторого времени от мышей не было ни слуху ни духу, то однажды та самая рать размышлений, которая ранее налетела на душу кота, подступила к сердцу льва, и он подумал: «Мыши ушли из наших краев в другие места, а кот был поставлен здесь потому, что они обнаглели. Мне через пять-шесть дней понадобится добыча. Однако знатоки шариата дозволяют есть мертвечину в затруднительном положении, я же как раз в таком положении и нахожусь.

Шариат допускает некоторые исключения. Но я, достигнув преклонного возраста, ежедневно беру на душу грех за пролитие крови только из-за кота! А ведь учением о благородстве и тарикатом это осуждается. Да что мне – больше делать нечего?! К тому же я страдаю от лихорадки и головной боли. А уж о зловонии из пасти и говорить нечего – даже див избегает общения со мной! Разве можно, будучи в таком состоянии, обижать живых тварей и проливать их кровь? У кота есть свои лапы и когти, и он вовсе не нуждается в моем подаянии. Напротив, кое в чем он даже превосходит меня. Он может влезть на дерево, может избрать для себя жизнь с человеком, обитать в его жилище и кормиться тем, что тот ест. Если бы я был способен питаться растениями, то ни одной живой души не обидел бы».

Рассудив так, лев отпустил кота на все четыре стороны. Несчастный и обездоленный кот вернулся к себе в жилище и рассказал обо всем котенку. Тот устыдился, что по невежеству поступил так, стал раскаиваться, что истребил мышей.

Завершив свой рассказ, попугай добавил:

– Я рассказал эту историю для того, чтобы тебе не пришлось раскаиваться, как котенку, за то, что ты так медлишь свидеться с возлюбленным.

С этими словами попугай посмотрел на небо, а потом сказал Мах-Шакар: