Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа) - Осеева Валентина Александровна. Страница 101
"Эх, Валя… Валя Степанова!" — вспоминает Васек. Откуда-то, из самого краешка глаза, выбегает слеза и мокрым пятнышком расползается по подушке. Острая тоска схватывает за сердце, тревога отгоняет сон. Васек видит перед собой весь утомительный путь, который они прошли. Лес, лес, лес… Где же Митя? Идет ли он по их следам, знает ли он, что случилось с ними в селе? Зачем пойдет он на пустую мельницу? А следы их и дорожные знаки начинаются только оттуда!
Ваську кажется вдруг, что все его надежды напрасны. Митя не придет! Мирониха тоже, наверно, не знает, где искать партизан. И у себя она не может их оставить — у нее и так полна хата. Сон окончательно покидает Васька. Он облокачивается на подушку и не мигая смотрит на коптилку.
— Ну, чего зажурился, хлопчик? Тяжело тебе за главного быть? — Мирониха присаживается с ним рядом, гладит его по голове и растроганно говорит: — Спи, голубчик! Ты свое дело сделал — довел ребят. Теперь я об вас подумаю. Люди-то свои везде есть! Кругом они… Фашисты думают, как бы им партизан в кольцо взять, а партизаны давно уже фашистов в петлю загнали.
Мирониха тихо смеется. Глаза ее лучисто светятся в темноте, на щеках появляются ямочки. Васек улыбается…
Тихий стук в окно пугает обоих. Мирониха бледнеет.
— Чужой стук… незнакомый, — шепчет она, приложив к губам ладонь.
Стук повторяется, у двери скрипит крыльцо. Мирониха окидывает взглядом спящих ребят.
— Если что, скажи — из Жуковки… за грибами ходили… ночевать попросились, — шепчет она Ваську и бежит к двери.
Васек толкает ребят:
— Не спите! Не спите!…
Нюра и Лида тревожно смотрят с печки, свесив вниз головы.
— Мирониха я и есть. Чего треба? — сурово спрашивает Мирониха, впуская в хату низенького человека с морщинистым лицом и выцветшими седыми бровями.
— Чего треба, то я и нашел! Ясно! Человек не иголка!… Это чьи ребятишки у тебя? — весело кивает он на ребят.
Ребята вскакивают. Сонный Бобик вылезает из-под стола и, виляя хвостом, обнюхивает гостя.
— Ба! И ты тут, скотинка, а? Скажи пожалуйста! — удивляется тот.
Мазин, расталкивая ребят, подходит сбоку и беззастенчиво разглядывает знакомое старческое лицо с лукавыми светлыми глазами.
— Свой я, свой! Чего всполошилась, гражданочка? Разве чужие так ходят!… От Мирона Дмитрича мы пришли… Стой, я товарища своего впущу… — Он поспешно идет к двери и кашляет на крыльце.
Мирониха недоверчиво прислушивается.
— Это тот… тот, со свистком, — шепчет Ваську Мазин.
Дверь снова открывается. Высокий человек в длинном пальто сбрасывает щегольскую кепку.
Васек бросается к нему:
— Митя!…
Ребята тесной кучкой окружают Митю, виснут на нем со всех сторон; девочки обнимают его за шею, гладят по лицу:
— Митя… Митя… Митенька!…
— Ой, мамо, мамо, — громко всхлипывает Маруська, — дайте ж им хоть трохи покушать!
Глава 56
В ПАРТИЗАНСКОМ ЛАГЕРЕ
За палаткой послышался шум. Николай Михайлович поднял голову.
— Узнайте, что там такое! — отрывисто сказал он, просматривая свежий листок фашистской газетки, только что доставленной связным.
Степан Ильич поспешно вышел.
Около землянки, где жила Оксана, собрались партизаны. Среди них слышались удивленные восклицания, одобрительные возгласы, добродушные шутки. В центре этой кучки стояли ребята. Курточки и штаны почти у всех были разорваны и свисали бахромой на рукавах и коленках; волосы отросли и торчали вверх; за ушами Васька золотились рыжие колечки. Девочки в длинных кофтах выглядели не лучше. Зато красные пионерские галстуки были повязаны с особой тщательностью, свежевымытые щеки ребят блестели, и на лицах было написано безграничное счастье. Шелковое знамя жарко и празднично алело над маленьким отрядом. Смущенные встречей с партизанами и необычайной обстановкой лагеря, мальчики искоса поглядывали на Митю и растерянно улыбались. Бобик, издавая тихое ворчание и настороженно подняв уши, вертелся под ногами.
— Эй, хлопцы, пополнение пришло! — шумели вокруг партизаны. — А худые — беда! Небось не емши по лесу бегали!
— Зараз треба их на продовольствие поставить!
— А чего ждать? Доложи командиру, — советовали Мите.
Степан Ильич шагнул в круг, широко раскрыл руки и захватил в свои объятия ребят:
— Эх вы, други мои! Соколята!
Ребята зашумели, заговорили все разом:
— Дядя Степан! Мы шли, шли…
— Мы все лесом да лесом… Мы грибы ели…
— А вот наши девочки, дядя Степан! Это Лида и Нюра!
Васек радостно прижался к колючей щеке дяди Степана.
— Золотой ты хлопчик, ридна моя кровь! — заглядывая ему в глаза, повторял Степан Ильич.
Партизаны, стоя вокруг, с волнением глядели на эту встречу. Приход пионеров в лагерь был для всех радостным событием, напоминавшим о мирной жизни.
— Галстуки сохранили! Вот это пионеры!
— Эй, Сенька, сходи за нашей маткою! Она тут все глаза проглядела поджидая.
Но Оксана, заслышав шум в лагере, уже торопливо шла от речки. Митя бросился ей навстречу.
— Привел, привел, Оксана Николаевна! — закричал он еще издали, показывая на ребят. — Вот они!
Степан Ильич подтолкнул Васька:
— Беги, встречай! Ночи она не спала из-за вас…
Васек бросился вперед, но девочки опередили его:
— Тетечка! Тетечка!
Оксана тревожным, быстрым взглядом охватила ребят, большими теплыми руками прижала к себе их головы, ощупала острые плечи, торчащие лопатки, заглянула каждому в глаза:
— Птенчики вы мои бескрылые!
Партизаны смотрели на нее, крякали, вздыхали:
— Да… встретились, значит…
Оксана вдруг выпрямилась.
— Сенька, топи баню! Ножницы неси! — скомандовала она свежим, молодым голосом.
Партизаны засмеялись:
— Сейчас вам, ребята, санобработка будет!
Степан Ильич вошел в палатку с сияющим лицом:
— Прибыл Бурцев с ребятами!
Николай Михайлович улыбнулся:
— Нашлись? Ну-ну! Позаботьтесь там, чтобы их накормили. Пускай хорошенько отдохнут, а завтра мы их переправим через фронт. Часть можно будет на самолете с Коноплянко. Как самочувствие Ильи Кондакова?
— Неважно… Изрешетили хлопца — смотреть страшно.
— Да, дорого ему обошлась Жуковка! Ну что ж, отправим в Москву на излечение. А Макитрючка что?
— Макитрючка ничего. "Скоро, говорит, встану". Просит считать здоровой.
— Ну, о ней мы тут позаботимся. А как насчет Ульяны Леонтьевны? Устроили?
— Точно. Сегодня ночью перевезли с детьми в Семеновку.
Николай Михайлович кивнул головой:
— Хорошо. Попросите ко мне Мирона Дмитрича и Коноплянко.
Ребята сидели за длинным столом и ели густую гречневую кашу. К столу подошла Костичка; улыбаясь, села рядом.
После казни деда Михайла Костичка вместе с детьми ушла в лагерь к мужу. Увидев ее, ребята обрадовались.
Генки не было: он ходил по лагерю — искал Гнедка. Митя подозвал мальчика к себе:
— Сейчас, сейчас, Генка, придет твой Гнедко, не бойся!
— Не бачу я его… Може, убитый? — хмуро спросил Генка.
— Да нет! Сейчас сам увидишь. Экий ты недоверчивый!
Из-за деревьев выглянул Сенька. Он тянул на поводу стройного, высокого жеребца.
— Гнедко!…
Генка заложил в рот два пальца и тихонько свистнул. Жеребец ответил тихим радостным ржанием и, высоко подкидывая спутанные передние ноги, поскакал навстречу хозяину. Генка обнял его голову, прижался к ней лицом и беззвучно заплакал. Конь мягкими черными губами трогал шею и руки Генки, глядел на него большими понимающими глазами и тихонько фыркал.
— Михайлов внук плачет, — хмуро говорили партизаны.
— Не мешайте ему, не подходите, — останавливал Митя.
Историю Генки и его коня хорошо знали в партизанском отряде.
Выплакавшись, Генка по-хозяйски осмотрел своего Гнедка.