Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа) - Осеева Валентина Александровна. Страница 89
Солнце садилось. Откуда-то издали вдруг донеслись выстрелы, глухо застучал пулемет. Степан Ильич поднял брови, насторожился. Баба Ивга вопросительно посмотрела на него:
— На Жуковке, что ли? Или в другой стороне?
Степан Ильич вышел на крыльцо. Ребята тесной кучкой двинулись за ним. Выстрелы были частые, глухие, далекие.
— За лесом где-то, — определил Степан Ильич.
Из гороха вдруг вынырнула голова Генки; он перепрыгнул через плетень. За ним, задыхаясь от быстрой ходьбы, перелез Сева.
Лицо Степана Ильича побагровело от волнения.
— Пойдем в хату, — тихо сказал он, пропуская вперед Севу и Генку.
В хате Сева торопливо вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги и сунул его Степану Ильичу. Пальцы у Севы были в чернилах, руки дрожали.
— Вот… все… дед Михайло велел скорей нести!… — сказал он, с трудом переводя дух.
Генка, возбужденно блестя глазами, начал сбивчиво рассказывать:
— Как фашисты со двора… так дед и взял. Севка переписывал, а я сторожил… А старик тот ушел…
Степан Ильич, не слушая Генку, развернул бумагу, пробежал ее глазами, спрятал за сапог, взял шапку:
— Я пошел… Мамо! Ребят никуда не пускайте. Чуть что — на пасеку их. Всех до одного. До Матвеича!
Он схватил за плечо Генку:
— Подложил дед документ обратно?
Генка испуганно замотал головой:
— Не… еще… Прихитряется сейчас…
Баба Ивга перекрестилась:
— Силы небесные! Господи, помоги!
У Степана Ильича дрогнули брови. Он махнул рукой и пошел к двери. У порога остановился, подозвал мать, кивнул на ребят:
— Пусть на пасеку идут.
— Иди, иди! Не бойся, сынок! Сам поспешай!
Степан Ильич зашагал по двору и скрылся в сумерках. В хате было тем — но. Генка в уголке шепотом рассказывал ребятам, как Сева спешил переписывать какой-то документ, пока он, Генка, сидел на пороге мазанки и сторожил его.
— А что ж это за документ, Севка? Ты понял что-нибудь? — жадно спрашивали ребята.
— Нет… ничего не понял… От страха, наверно, у меня руки тряслись… Я больше копировал слова… Это какой-то военный план, — улучив минуту, шепнул он на ухо Трубачеву.
— Я думаю, это что-нибудь очень нужное. Видал, как дядя Степан схватил эту бумагу и сразу ушел с ней куда-то? — говорил Петька, прикрывая ладонью рот и поглядывая на бабу Ивгу.
Мазин сузил глаза, улыбнулся:
— А я-то думаю, чего дед Михайло Севку прячет, к школе не велит подходить!… Эй! — вдруг дернул он Васька и даже вскочил с места. — А старик-то этот, что замки чинил, знаешь кто?
— Ну?
— Да тот, с дудками, что в лесу со мной сидел!
Васек покачал головой:
— Странно все как-то…
Баба Ивга зажгла лампочку, поставила на стол.
— Собирайтесь, ребята! Матвеича повидаете, на пасеке и заночуете, а там видно будет. Курточки возьмите — свежо сейчас. Да живо, голубята мои!
Ребята обрадовались. Они давно не видели Матвеича и Николая Григорьевича. Ваську не терпелось рассказать на пасеке про девочек, про документ, который собственноручно переписал Сева и доставил Степану Ильичу, про ночное сражение на дороге — событий было много!
— Пошли! Пошли! — торопил он ребят.
— А дед как же? — встревожился вдруг Генка.
— Ну, чего дед! Он уж, наверно, подложил! — уверяли его ребята. — Пойдем!
Но Генка упрямо покачал головой:
— Я к деду пойду!
Баба Ивга вздохнула:
— Деду ты сейчас не помощник. Он один скорей управится. Иди с ребятами, сынок!
Генка нерешительно открыл дверь и остановился на пороге. По двору с непокрытой головой бежала Макитрючка. Не видя ничего перед собой, она оттолкнула от порога Генку, бросилась в хату, упала на скамью.
— Схватили… схватили… Забьют… Ой, лишенько! Забьют старика до смерти… — застонала она, хватаясь за голову.
Генка с криком бросился к двери и попятился назад…
У порога стоял Петро.
— Ты что по селу бегаешь, народ поднимаешь? — закричал он на Макитрючку, тяжело переступая через порог. — В петлю хочешь?
Ребята с ужасом смотрели на его тяжелую, приземистую фигуру в черной форме полицая, на скуластое красное лицо и острый кадык, выступающий из тугого воротника.
Макитрючка, прижавшись к стене, с ненавистью глядела ему в глаза и не двигалась с места.
— Господи помилуй, господи помилуй! — бормотала баба Ивга. — Что ты кричишь, Петро? Что мы тебе сделали?
Петро сбавил тон.
— Я тебя не обижаю. Не про тебя речь. Я за хлопцами пришел. Полковник требует. А она против власти идет! Я с ней еще поквитаюсь! А ну, пошли за мной, хлопцы!
Он схватил Генку за руку. Генка вырвался и отбежал к сбившимся в кучу ребятам. Петро с недоброй усмешкой взглянул на Ивгу:
— Всю шайку у себя хороните? Ничего, там старику язык развяжут! Через внука развяжут да через пионера вашего! — Он кивнул на Севу.
Баба Ивга бросилась к ребятам; раскинув руки, загородила их:
— Не дам детей! Хоть убей на месте, не дам!
Петро отшвырнул ее в сторону, шагнул к остолбеневшим от ужаса и неожиданности ребятам и опустил тяжелую руку на худенькое плечо Севы.
Сева молча рванулся, сбрасывая с плеча его руку. Васек, загораживая собой товарища, изо всех сил толкнул полицая. Озверевший Петро ударил его кулаком в грудь и с ругательствами схватился за кобуру. Мазин повис на его руке. Петька вцепился зубами в волосатую кисть. С другого боку на полицая навалились Одинцов, Саша и Генка. Баба Ивга бросилась в сени, заложила на крюк дверь. Макитрючка схватила шкворень и ударила Петро по голове. Полицай охнул и осел на пол.
— Уходите, деточки! Уходите, голубята мои! — зашептала баба Ивга. — Господи помилуй, уходите скорей! До Матвеича идите!
Макитрючка трясущимися руками выпроваживала ребят за дверь:
— Уходите, уходите! Мы тоже уйдем! В лес уйдем! Степана упредить надо!…
Не оглядываясь на Петро, Одинцов схватил из-под лавки рюкзак. Васек по одному пропускал мимо себя ребят. Дрожащие губы плохо повиновались ему, в голове шумело. Он недосчитывался Генки.
— Где Генка? Где Генка?
Мазин и Одинцов вели обессилевшего Севу.
— Генка убежал, — прошептал в темноте Петька.
Шли с трудом, зорко вглядываясь в каждый бугорок, продираясь через кусты и колючки.
Все молчали; ужас только что пережитого гнал вперед.
За селом ребята выбились из сил; шатаясь, добрели до копны с сеном и сели под ней, тесно прижавшись друг к другу. Над скошенным полем стояло густое дымное облако. Оно медленно росло, расплывалось по всему небу и заволакивало редкие звезды.
Петька вдруг сплюнул и с дрожью в голосе сказал:
— Я ему руку насквозь прокусил!
Ребята хмуро молчали. В глазах у всех еще стояла страшная фигура озверевшего полицая.
— Гадина! — процедил сквозь зубы Мазин.
Одинцов зябко повел плечами. Васек вспомнил иссиня-белое лицо Макитрючки, вытер рукавом холодный пот и строго сказал:
— Хватит об этом!
Ребята снова замолчали. В тишине было слышно, как трудно дышит Сева.
— Значит, деду не удалось подложить документ! — вдруг прошептал Петька, глядя на всех испуганными глазами.
Васек вскочил:
— Да, да, чего же мы сидим? Надо скорей к Матвеичу. Надо ему все рассказать… Ведь и Генки нет. Где Генка?… Пойдем скорей!
Ребята поднялись, прибавили шагу.
Шли от копны до копны.
На небе колыхался черный столб дыма. Сквозь него вдруг пробились красные языки пламени.
— Пожар!
— В стороне пасеки горит! — тревожно сказал Васек. — Может, кто копны с сеном поджег… Бежим скорей, а то еще полицаи наедут сюда!…
Спотыкаясь и падая, бежали по полю. Зарево разгоралось; запахло гарью. Завиднелись тополя, освещенные огнем.
Оставив далеко позади товарищей, Васек бежал изо всех сил. В овраге перед пасекой было светло как днем. Васек взбежал по тропинке и остановился, пораженный страшным зрелищем. Горела пасека…