Похищение - Ласки Кэтрин. Страница 5
— Неправда! — возмутился Сорен.
— Как ты смеешь мне возражать? — завизжал похититель.
— Потому что это неправда! Я видел травяных сов и очковых сов. А еще масковых и черных сипух. Мои родители издавна дружат с одной семьей травяных сов.
— Дурак! Ведь они все — сипухи! — рявкнула странная сова. «Дурак? Взрослые не должны так разговаривать — ни с птенцами, ни с молодыми совятами. Это очень грубо и некрасиво». Сорен решил помалкивать. И не смотреть вверх.
— Смотри ты, какой смутьян! — прогудел сыч. Сорен украдкой повернул голову, чтобы понять, к кому обращается его похититель.
— Великий Глаукс! Порой задумаешься, зачем мы все это делаем? У другой «совы» — глаза были желтовато-бурые, а перья крапчатые — белые, серые и коричневые.
— Ну что ты, Бормотт. Дело оно и есть дело. Смотри, как бы твои слова не дошли до Ищейке. Тебе влепят выговор, а всем остальным придется выслушивать ее бесконечные нотации о необходимости правильного подхода к работе.
Вторая «сова» тоже была какая-то необычная. Не такая крупная, как первая, и в голосе ее слышалось мягкое стрекотание: тинг-тинг, тинг-тинг.
Сорен так загляделся, что не сразу заметил ношу, зажатую у нее в когтях. Это было совсем крошечное существо, очень похожее на сову, но размером не больше мыши. Существо повернуло голову и открыло глаза.
«Опять желтые!» — Сорен едва сдержался, чтобы не отрыгнуть от страха.
— Не говори ни слова! — тоненько пропищало непонятное создание. — Жди.
«Чего ждать-то?» — растерялся Сорен. Но вскоре ночное небо наполнилось хлопаньем множества крыльев. Стали прибывать все новые и новые совы, и у каждой из них в когтях было по совенку!
Сова, несшая Сорена, низко загудела. Остальные птицы, словно по команде, подхватили этот звук. Вскоре воздух вокруг задрожал от странного ритма.
— Это их гимн, — пропищала крошечная сова. — Сейчас он станет еще громче. Тогда мы сможем поговорить.
Сорен стал вслушиваться в слова гимна.
И тут крошечная сова заговорила, не обращая внимания на гремящие в темноте крики.
— Вот тебе первый совет: больше слушай, меньше говори. Ты и так уже показал себя дерзким смутьяном.
— Кто ты такая? Что за птица? И почему у тебя желтые глаза?
— Я вижу, ты не хочешь меня слушать! Ну при чем тут мои глаза? — тихонько вздохнула маленькая сова. — Ладно, скажу. Я — сычик-эльф, ясно? Мое имя Гильфи.
— У нас в Тито я никогда не встречал никого подобного!
— Мы живем далеко, в пустынном царстве Кунир.
— А ты еще вырастешь?
— Нет. И хватит обо мне.
— А почему ты такая маленькая, а уже оперилась? То есть почти оперилась?
— Это меня и подвело. Всего неделя, и я бы уже могла летать, но меня поймали.
— Сколько же тебе ночей?
— Двадцать.
— Двадцать ночей? — ахнул Сорен. — Разве такие маленькие совы могут летать?
— Сычики-эльфы начинают летать двадцати семи или тридцати ночей отроду.
— А шестьдесят шесть ночей это сколько? — не удержался Сорен.
— Очень много.
— Вот мы, амбарные совы или сипухи начинаем летать, когда нам исполняется шестьдесят шесть ночей. Слушай, а как ты попалась? Что произошло?
Гильфи помедлила с ответом. Потом тихо пробормотала:
— Послушай, что твои родители строго-настрого запрещали делать?
— Летать раньше времени! — выпалил Сорен.
— Ну вот. Я не послушалась — и упала.
— Как же так? Ты же сама сказала, что тебе осталось подождать всего неделю! — возмутился Сорен. Он, разумеется, не знал точно, насколько это долго, но догадывался, что намного меньше, чем двадцать семь, а уж тем более, шестьдесят шесть ночей!
— У меня не хватило терпения. Понимаешь, маховые перья у меня уже почти отросли, а вот терпение даже не проклюнулось. — Гильфи снова помолчала. — А ты-то сам? Ты, видать, тоже не утерпел?
— Нет. Честное слово, я сам не знаю, как это произошло. Я просто выпал из дупла.
Сорен еще не успел договорить, как его замутило. Кажется, он все-таки знал. Он не помнил точно, но что-то подсказывало ему ответ.
Ужас и стыд выворачивали его наизнанку. Наверное, это и называется «чувствовать кишками».
ГЛАВА IV
Сант-Эголиус — Академия для осиротевших совят
Совы собрались в стаю и, быстро кружась, начали снижаться. Сорен моргнул и посмотрел вниз. Ни деревца, ни ручейка, ни полянки. Огромные горы мрачно щетинились пиками, а между ними виделись глубокие каменные ущелья и зубчатые каньоны.
Совершенно не похоже на Тито, — вот и все, что можно было сказать об этом месте.
Все ниже и ниже они опускались, все уже и уже становились виражи, пока, наконец, совы не приземлились на дно очень глубокого, очень узкого ущелья. Небо отсюда казалось далеким и недоступным. А потом, заглушая вой ветра, над горами загремел пронзительный голос.
— Добро пожаловать, совята! Добро пожаловать в Академию Сант-Эголиус. Это ваш новый дом. Здесь вы обретете правду и цель. Наш девиз: «Правда ясна — цель видна!»
Косматый филин, сидевший на выступе гранитной стены ущелья, устремила на совят немигающий желтый взгляд больших глаз из-под густых, воинственно торчавших бровей. Плечевые перья на ее левом крыле были слегка раздвинуты, обнажая голую кожу с неровным белым шрамом.
— Меня зовут Виззг, я командор Сант-Эголиуса. Моя обязанность — научить вас Правде. У нас в Академии не принято задавать вопросы, поскольку они могут увести в сторону от Правды.
Сорен подумал про себя, что это очень странно. Дома он всегда задавал вопросы — с тех самых пор, как вылупился из яйца. Тем временем Виззг продолжала:
— Отныне вы — сироты.
Сорен едва не вскрикнул. Он не сирота! У него есть мама и папа. Пусть сейчас они далеко, но они же есть! А сирота — это тот, у кого родителей нет. Как смеет эта командорша, или как там ее называют, обзывать его сиротой?
— Мы спасли вас. Здесь, в Сант-Эголиусе вы получите все необходимое для того, чтобы стать скромными, безропотными слугами Высшего блага.
За всю свою жизнь Сорен никогда не слышал ничего более возмутительного. Его никто не спасал, его похитили! Если они хотели его спасти — поднялись бы наверх и положили бы обратно в дупло! И вообще, что такое Высшее благо?
— Есть множество путей служить Высшему благу, поэтому наша работа заключается в том, чтобы выявить способности каждого совенка и направить его на нужную стезю, — Виззг прищурила глаза, так что на ее пушистом лицевом диске они превратились в две сверкающие янтарные щелки. — Я не сомневаюсь, что в каждом из вас есть нечто особенное.
Словно в ответ на эти слова раздалось дружное уханье, и громкий хор затянул песню:
С последними словами этой песни Виззг, Аббла командор, слетела со своего каменного помоста и еще раз обвела глазами совят.