Девочка из города - Воронкова Любовь Федоровна. Страница 3
Валентинка растерялась. Она смотрела то на одну, то на другую большими, немножко испуганными глазами. Чего они хотят? Что им надо?
Сначала все молчали. Девчонки подталкивали друг друга, хихикали и с любопытством разглядывали Валентинку.
Первой заговорила Таиска:
– Она городская! Всегда в городе жила! Там дома знаешь какие? Избу на избу поставь, и то мало!
Одна из девчонок, толстоногая Алёнка, подсела к Валентинке:
– У тебя куклы были?
– Были, – тихо ответила Валентинка. – У одной глаза закрывались.
– А ещё чего было?
– Посуда.
– А мы посуду из глины делаем, – вмешалась черноглазая Варя. – Всё: и чашки и чайники…
– У! Ты погляди только, какая у нас посуда! – затараторила Таиска. – Только у меня побилась вся, вся до крошечки! Вот у Вари…
– А у меня? А у меня плохая? – закричала Алёнка. – У меня даже с цветочками!
И девочки наперерыв начали рассказывать Валентинке, как летом они ходили в овраг за глиной (в этом овраге даже пещерки сделались!), как мочили эту глину, как мяли, как лепили из неё куклам посуду, а потом сушили на солнце. И тарелочки делали, и чугунки, и кринки! А Славка Вихрев даже самовар сделал. И печку из глины сделали, и даже топили её прямо по-настоящему, настоящими дровами: и огонь горел, и дым в трубу шёл!..
Но им бы не догадаться это сделать, если бы не Груша. Груша тогда в школу пошла, и там учительница им показала, как из глины грибы лепить. Груша принесла глиняный гриб домой и показала Таиске. Вот Таиске в голову и пришло: «Если можно гриб слепить, то, может, и ещё что-нибудь можно?» А Груша говорит: «Больше ничего нельзя. Раз учительница показала гриб, значит, и можно только гриб». А вот они пошли в овраг да и начали всё лепить!
– А меня возьмёте посуду делать? – спросила Валентинка. – А я сумею?
– Сумеешь, – ответила Таиска. – Романок и то чего-то слепил: не то санки, не то гуся.
– И вовсе танкетку! – сказал Романок. – Не разглядит ничего, а тоже!..
– А где этот овраг?
– А вот, за усадьбами. Только сейчас там сугробы!
– Весной пойдём, когда растает.
– А я знаю, где одна птичка живёт! – сказал Романок. – В малиннике. Как лето, так и опять там живёт. Гнёздышко и сейчас там висит…
– Птичка? – обрадовалась Валентинка. – И каждый год прилетает? В своё гнёздышко? Какая она – серенькая?
– Как зола. А грудка синенькая…
– Это варакушка.
– А ты почём знаешь? – удивилась Таиска. – Видела разве?
– Живую не видела, – ответила Валентинка, – а в книге видела. Такая маленькая, серая, с голубой грудкой… Ты мне её покажешь, Романок?
– А в этой книге и другие птицы были? – спросила Варя.
– Да. Там все птицы были, какие только есть на свете. Все нарисованы. Мама читала мне про них, а я глядела картинки. Там и колибри есть.
– Какие колибри?
– Такие. Маленькая птичка, с напёрсток. И вся будто драгоценными камнями усыпана, так и блестит!
– Такие не бывают, – сказала Алёнка.
– А вот и бывают! – крикнула Таиска. – Мало ли какие бывают! И не такие ещё – с горошину бывают!.. Правда, Валентинка?
– А где эта книга? – спросила Варя. – Ты её не принесла с собой?
– Нет.
– Эх ты, завязала бы в узелок и понесла!
– Я не знала…
– Что не знала?
– Я не знала, что всё так будет…
Таиска быстро оглянулась на мать и прошептала:
– А как всё было-то? Немцы твоих родных убили, да?
– Да.
– И мамку твою, да?
– Да.
Валентинка перестала улыбаться. Она тихо и безучастно положила в ящик куклу в жёлтом платье…
Ей сразу вспомнился страшный день, последний её день в городе… Город бомбят. Их дом стоит, окутанный дымом и пылью. Вместо окон тёмные дыры. На ступеньки выбегает мама с маленьким Толей на руках. Валентинка видит её как живую. Вот она – в синем платье, с чёрной развевающейся прядкой волос. Она испуганно кричит: «Валя! Валечка!..» Вдруг – удар. Бомба… Валентинка опомнилась среди каких-то разбитых брёвен – видно, её отбросило волной – и отсюда увидела чёрную яму, груды обломков и клочья синего платья под рухнувшими кирпичами… Она царапала эти кирпичи, раскидывала их, кричала, звала маму. Мама не откликнулась. Чужие женщины оттащили её от развалин и насильно увели куда-то. И потом дорога, деревни, снега, лес… И всё время мороз…
– Вы чего там затихли? – беспокойно спросила мать. – Что случилось?
Она вошла в горницу и сразу увидела помертвевшее лицо Валентинки.
– Об чём разговор был, ну? – обратилась она к девчонкам. – Вы что ей сказали?
– Мы ничего… – ответила Варя. – Мы только про книжку…
– А про немцев даже и не говорили, – добавил Романок. – Таиска только спросила: правда, что её мамку фашисты убили?
Мать рассердилась. Ух, как она рассердилась, даже покраснела вся! Она схватила Таиску за руку, нашлёпала и выгнала из горницы.
– Бессовестная! – кричала она на Таиску. – Жалости у тебя нету! Сердца у тебя нету! Или у тебя вместо головы пустой котелок на плечах?!
Таиска ревела, а девчонки, видя такую грозу, бросились в кухню, поспешно надели свои валенки и одна за другой шмыгнули за дверь.
– Иди сюда, дочка! – ласково сказала мать Валентинке. – Иди посиди со мной, послушай, что я расскажу тебе.
Валентинка молча уселась на скамеечку возле её ног. Мать рассказывала какую-то сказку. Валентинка не слышала её. Мама стояла у неё в глазах, стояла такая, какой она видела её в последний момент, испуганная, с развевающейся прядкой. И Толя, обхвативший её шею обеими руками…
«Мама! Мамочка! Мамочка!..» – повторяла про себя Валентинка, обращаясь не к этой живой, а к той, умершей. И вдруг посреди весёлой сказки она уткнулась в серый фартук женщины и громко заплакала.
Мать не утешала Валентинку. Она только гладила её тёмные волосы:
– Поплачь, поплачь, дочка! Поплачешь – сердце отойдёт…
Таиска, у которой давно высохли слёзы, с удивлением смотрела на Валентинку. Что это? Таиска ревела – так ведь её нашлёпали. А Валентинка чего ревёт? Ведь ей же сказку рассказывали!
– Большая, а плачет, – сказал Романок. – Я, когда был большой, никогда не плакал!
– Дурачок! – прошептала мать и улыбнулась сквозь слёзы.
Мать устраивает необыкновенную баню
В субботу вечером, убрав скотину, мать вытащила из печки огромный чугун с горячей водой и сказала:
– Ребятишки, готовьтесь!
– Сейчас в печку полезем! – закричала Таиска. – Париться!.. Валентинка, в печку полезем!
Валентинка думала, что Таиска вышучивает её. Как это они вдруг полезут в печку?
– Чудная эта Валентинка, – сказала Груша, – ничего не понимает. А ещё городская!
Тем временем мать вытащила из печки все горшки и кринки, настелила всюду свежей соломы – и в самой печке, и на шестке, и на полу возле печки. Налила в таз горячей воды, сунула в него берёзовый веник и поставила в печку.
– Баня готова, – сказала она. – Кто первый?
– Я! – закричала Таиска, живо сбрасывая платье. – Я готова!
– Ну уж нет, – возразила Груша, – ты успеешь. Тут и постарше тебя есть!
Но пока-то Груша говорила, пока-то развязывала поясок, Таиска уже залезла в печку. Мать прикрыла её заслонкой, а Таиска плескалась там и выкрикивала что-то от избытка веселья.
– Лезь и ты, – сказала мать Валентинке. – Печка широкая, поместитесь.
– Я измажусь вся! – прошептала Валентинка.
– А ты осторожнее. Стенок не касайся.
Валентинка разделась, неловко полезла в печку и тут же задела плечом за устье, чёрное от сажи.
– Разукрасилась! – засмеялась мать.
– Лезь, лезь скорее! – кричала Таиска из печки. – Иди, я тебя веничком попарю!
Валентинка боялась лезть в печку. Но когда влезла, ей вдруг эта баня очень понравилась. Блаженное тепло охватило её. Крепко пахло веником и свежей соломой. Таиска окунула веник в мыльную воду и принялась легонько хлестать её по спине. Потом тёрли друг друга мыльной мочалкой. И всё это было очень приятно.