В стране невыученных уроков (Иллюстрации: В. А. Чижиков) - Гераскина Лия Борисовна. Страница 14

Автомашина резко остановилась. В ней сидели два человека, одетые точь-в-точь так, как я однажды видел в опере "Борис Годунов", которую передавали по телевизору. У того, что вертел баранку, на плече сидел сокол в шапочке, надвинутой на глаза, а у другого такой же сокол вцепился когтями в длинную кожаную рукавицу. Оба были бородатые, только один черный, а другой — рыжий. На заднем сиденье машины лежали две метлы, украшенные… собачьими головами. Все мы в изумлении смотрели друг на друга и молчали.

Первым очнулся Кузя. С отчаянным визгом он бросился бежать и ракетой взлетел на верхушку высокой сосны. Бородачи вылезли из автомашины и подошли ко мне.

— Кто таков? — спросил чернобородый.

— Я мальчик, — ответил я.

— Чей ты человек? — допытывался рыжебородый.

— Говорю же вам: я мальчик, а не человек.

Чернобородый внимательно осмотрел меня со всех сторон, потом пощупал мою трикотажную майку, удивленно покрутил головой и переглянулся с рыжебородым.

— Чудной какой-то, — сказал он со вздохом, — и рубаха вроде… заморская… Так чей же ты, паря, будешь?

— Русским языком вам сказал: я мальчик, ученик.

— Пойдешь с нами, — приказал рыжебородый. — Покажем тебя самому царю. Видать, ты из блаженных, а он блаженных любит.

Нет, эти бородачи — чудаки! Какого-то еще царя выкопали, о каких-то блаженных твердят. Я знал только одного из блаженных — храм Василия Блаженного. Такая была фамилия строителя храма. Но при чем тут я?

— Вы что, историю не читали? — спросил я бородачей. — Какому царю вы собираетесь меня показывать? Царей давно нет. Последнего русского царя еще в семнадцатом году ликвидировали… как класс, — добавил я, чтобы им было понятней, этим неучам.

Бородачам мое выступление явно не понравилось. Они нахмурились и подошли еще ближе.

— Воровские слова говоришь? — грозно надвигался чернобородый. — Крути ему руки!

Рыжий быстро развязал свой кушак, стянул мне за спиной руки и бросил меня в автомашину. Не успел я и пикнуть, как она взревела и сорвалась с места. Сквозь пыль мелькнула голова Кузи, который бежал следом и что-то отчаянно вопил. Я расслышал только одно слово: "География!"

Все ясно. Кузя просил меня вызвать Географию, а я считал, что дела наши не так уж плохи. Еще можно повременить.

Бородачи везли меня, наверно, по очень плохой дороге. Машину подбрасывало, трясло и качало. Конечно, это был не асфальт.

Послышался колокольный звон. Я поднял голову и увидел храм Василия Блаженного. Тут же мне дали по уху, и я нырнул на дно. Автомашина подкатила к большому старинному дому. Меня долго вели по крутым узким лестничкам. Затем мне развязали руки и втолкнули в большую комнату со сводчатым потолком. Вдоль стен вместо стульев стояли широкие дубовые лавки. Середину комнату занимал большой стол, покрытый тяжелой красной скатертью. На нем, кроме телефона, ничего не было.

За столом сидел толстый и тоже бородатый мужчина. Он громко и со свистом храпел. Но мои бородачи не посмели его будить. Так мы и стояли молча, пока не зазвонил телефон. Толстяк проснулся и басом рявкнул в трубку:

— Дежурный опричник слушает… Нету царя… Где, где… На объекты поехал. Бояр истребляет, а землю раздает опричникам… Не опаздывает он, а задерживается… Подумаешь — совещание!.. Подождете, не велики баре… Все! Договорились!

И дежурный опричник повесил трубку. Он потянулся и зевнул так, что вывихнул себе челюсть. Рыжебородый подбежал к нему и быстро вправил челюсть на место. Дежурный тут же заснул, и только новый звонок заставил его открыть глаза.

— Зазвонили, — ворчал он, снимая трубку, — прямо как на телефонной станции. Ну чего еще? Вам сказано, нет царя.

Он хлопнул трубкой, еще раз зевнул, но на этот раз осторожно, и уставился на нас.

— Кто таков? — спросил он, указывая на меня толстым пальцем, украшенным огромным перстнем.

Мои бородачи низко поклонились и рассказали, как изловили меня. Слушать их было очень странно. Говорили как будто по-русски, и в то же время многих слов я не понимал. Я, по их мнению, был не то блаженным, не то чудным.

— Чудной? — медленно проговорил дежурный опричник. — Ну, коли чудной… в шуты его. А вы ступайте!

Мои бородачи еще раз поклонились и ушли, а я остался с глазу на глаз с дежурным опричником. Он важно сопел, разглядывал меня и барабанил по столу толстыми пальцами.

В комнату вошел мальчик в длинном кафтанчике и красных сапожках. Дежурный толстяк живо вскочил и низко ему поклонился. Мальчик ему на приветствие не ответил.

— Не след тебе сюда ходить, царевич, — сказал дежурный опричник, это государев кабинет… Ненароком…

— А ты меня не гони, — перебил его мальчик и с большим удивлением уставился на меня.

Я ему подмигнул. Он удивился еще больше. Я хотел было показать ему язык, но раздумал. Вдруг обидится. А мне этого не хотелось. Хотя его и обозвали «царевичем», мне он понравился. Лицо у него было грустное и доброе. Вот он бы мог мне рассказать, что здесь к чему. Но познакомиться поближе нам не пришлось. Вбежала какая-то страшная старуха и с криком уволокла мальчика. Он, бедняжка, и пикнуть не успел.

Дежурный опричник снова принялся меня рассматривать. Я решил поздороваться с ним на всякий случай. Вежливость никогда не вредит делу.

— Здравствуйте, товарищ дежурный опричник, — сказал я как можно культурнее.

Толстяк вдруг побагровел и рявкнул:

— В ноги, щенок!

Я осмотрелся вокруг, но никакого щенка не увидел.

— Где щенок? — спросил я его.

— Ты щенок! — заревел опричник.

— Я не щенок, — твердо возразил я. — Я мальчик.

— В ноги, говорю! — Он просто задыхался от злости. Дались ему эти ноги! И что он этим хотел сказать? Это надо было срочно выяснить.

— Простите, в какие ноги?

— Тронутый! — вздохнул дежурный, вынул огромный платок и вытер пот с лица. — Блаженный.

В кабинет ворвался запыхавшийся молодой опричник.

— Государь вернулся! — выпалил он с порога. — Гневается, страсть, и Малюта Скуратов с ним! Дежурного требует!

Толстяк вскочил, испуганно перекрестился и побелел.

Оба они вихрем вылетели из кабинета и затопали по лестничкам. Я остался один. Надо было подумать, разобраться во всей этой истории. Как жаль, что со мной нет моего Кузи! Совсем, совсем один, и посоветоваться не с кем. Я сел в кресло и глубоко вздохнул.

— Пошто вздыхаешь, отрок? — сказал кто-то нежным, тихим голосом.

Я оглянулся. Позади меня стоял мальчик в красных сапожках. Наверно, ему удалось убежать от старухи. Почему он называет меня Отроком? Ведь меня зовут — Виктор.

— А чей ты будешь, отрок? — снова спросил мальчик.

Почему они все спрашивают: чей я? Я ведь не вещь, а живой мальчик.

— Я ничей, — ответил ему я. — Я сам по себе.

Мальчик покачал головой. Волосы у него были длинные, до плеч.

— Дерзкий ты, — сказал он обиженным голосом. — А по прозвищу как тебя?

— Зачем тебе прозвище? — спросил я, вспомнив, что в школе меня дразнят очень глупо. Обзывают «Двойкиным». — У нас в школе с прозвищами борются, а фамилия моя — Перестукин.

Мальчик задумался.

— Перестукин?.. Такой я не слыхивал. Видать, ты не боярского роду?

— Боярского? — фыркнул я. — Ну ты и скажешь! Какого там ещё боярского? С чем это едят?

— Раз не боярского, — печально вздохнул мальчик, — так мне и разговаривать с тобой невместно.

Я, конечно, не знаю, что такое «невместно» (скорее всего, это искажённое слово "неуместно"), но, в общем-то, догадался, что он задаётся и что-то из себя строит, поэтому ответил ему очень насмешливо: