Краткий курс Золушки - Нестерина Елена Вячеславовна. Страница 5

Глава 3

Не умеешь жить – не берись!

А шагала она заканчивать свою позорную жизнь.

Потому что очень чётко поняла: хватит. Быть неудачницей – хватит. Ничего в мире не изменится, если количество человек уменьшится на одну лузерскую единицу. Никто не заметит и даже не будет переживать. Громко всхлипнув при этой мысли, девочка представила себя лежащей в гробу – бледной, холодной и очень достойной, как почившая принцесса. Все, кто увидел бы её, тут же, конечно, раскаялись бы и принялись ругать себя за то, что были так пренебрежительны по отношению к ней, что не считались с девочкой, которая решилась на такой отчаянный шаг, лежит вот теперь в гробу, и ожидает её не счастливая юность, а сырая могила… Представив всё это, Настя зарыдала ещё сильнее – и, протиснувшись сквозь шаткие доски забора, помчалась по стройке к почти готовой двадцатидвухэтажке. Помирать так помирать – чтоб уж наверняка! Герои сериалов часто заканчивали свою жизнь так, что зачастую их спасали вовремя подоспевшие друзья, родственники или добрые случайные прохожие. Или этаж для сбрасывания они выбирали невысокий. Или яд жидкий. Или ножик неострый. Или пистолет с поддельными патронами. Нет. Прыжок с двадцать второго этажа решит эту проблему наверняка. Девочка была настроена решительно.

Она мчалась по ступенькам и представляла лицо мамы. Мама, конечно, расстроится. Но зато тогда, без Насти, она точно будет считаться перспективной невестой. Претенденты на руку и сердце оживятся. И, женившись на молодой и красивой Настиной маме, обязательно заведут с ней нового ребёнка – маленького и подходящего для статуса настоящей счастливой семьи. А Настя всегда была только обузой. Хоть мама никогда ей такого не говорила, конечно. Так что в этом плане тоже всё хорошо!

Подумав о ребёнке, Настя вспомнила о том, которого уже никогда не положат в бледно-коричневую, сделанную из старой клеёнки коляску. Потому что нет больше этой коляски, нету!

Мысль о том, как жить в ожидании встречи с соседкой, раскалённым кинжалом вонзилась в Настин и без того разгорячённый мозг. Да как – никак нельзя жить! Потому что просто ужасно стыдно будет показаться ей на глаза. Что на глаза – просто войти в собственный подъезд, просто выйти из дома… Да – невыносимо будет подбирать жалкие слова в попытке объяснить, куда же делась вещь, которую Настя пообещала сторожить. И ладно бы, думалось Насте, она подвела бы какую-то там богачку, которой купить новую коляску – всё равно что Насте купить жевачку. А то ведь бедную женщину, у которой наверняка совсем мало денег, подвела. Позорница, ничтожная личность, которой нет места на Земле – по причине того, что она самая настоящая убогая неудачница. Неудачница. Да-да-да, неу-да-да-да-чница!.. Да!

Так думала, в ритме своего быстрого бега, девочка Настя. И одновременно представляла мать ребёнка на своих похоронах. Как она, бедняжка, смотрит в неподвижное Настино лицо. И – великодушно прощает её, несчастную… Прощает, ведь всех грешников обычно прощают, что с них ещё взять…

Задыхаясь от быстрого бега и обливаясь слезами, Настя мчалась по ступенькам лестницы, у которой ещё не было перил, вверх и вверх. Картина того, какая она печальная и изящная лежит в гробу, снова предстала перед глазами Насти. Тот факт, что наверняка после падения с двадцать второго этажа в гробу будет лежать только то, что соскребут с асфальта (и оно окажется не таким уж приглядным), нисколько не смущал девочку. Нет – мёртвая она наверняка окажется прекрасна. Точно – прекрасна! Наконец-то – прекрасна! Вот она лежит вся такая. А люди, окружившие гроб, проливают горькие слёзы, вздыхают: «Ах, какая прекрасная девушка – но почему-то умерла!» – и раскаиваются в том, что обижали Настю и не считались с ней. Все раскаиваются, все – и одноклассники, и мерзкие мальчишки, угнавшие коляску, и просто люди, которые когда-либо поступили с Настей плохо. Все, все!.. Если бы Настя читала книжки – даже не какие-нибудь там книги по психологии, а просто художественные, из них она бы, конечно, узнала о том, что такие мысли приходят на ум практически каждому ребёнку. Мысли про лежащего в гробу незаслуженно обиженного страдальца и раскаивающихся его обидчиков. Но Настя книжек не читала – в руки ей попадали только журналы, которые, уже прочитанные сотрудниками в офисе, в большом количестве приносила домой мама. Вот их-то внимательно перечитывая, Настя и пополняла свои сведения о современном мире и последних изменениях в нём. Статей про всякие проблемы там было много – Настя их читала. Но невнимательно. Кулинарные рецепты и биографии звёзд с фотографиями их звёздного быта нравились ей гораздо больше.

Но на что теперь рецепты, кому нужны яркие журнальные снимки, зачем рассказы о трудных судьбах известных людей, фильмы и телепередачи – ведь жизнь заканчивалась. Насте было ужасно стыдно – стыдно за убогий внешний вид, стыдно за то, что она так и не смогла стать интересной и кому-то нужной, что не завела друзей, стыдно, что для мамы она только обуза. И, конечно, стыдно за ошибки и оплошности. Как посмотреть в глаза женщине, оставшейся без коляски? Ведь раз эта коляска такая старая, значит, мать ребёнка совсем не имела денег – если не смогла купить ему другую коляску, нормальную. Безмозглая Настя вместо того, чтобы помочь бедным, только навредила им. Дура! Позор! Стыдно-о-о!

Прокричав так, девочка выскочила на заваленную строительными отходами крышу дома. Всё, не умеешь жить – не берись! Такой приговор мысленно произнесла она себе и бросилась к краю крыши. Главное теперь – быстро. Главное – решительно и без всякого промедления. Сегодня она решительная, как никогда. Жалко – подумала Настя, стала решительной, когда уже поздно, когда всё кончается. Эх! Всё кончается. Кончается жизнь… Вот, почти не началась – и уже кончается. Насте стало себя ещё жальче. Но что ж делать – решилась так решилась. Да, вот такая вся из себя решительная – хотя бы в последний день, нет, в последний час жизни…

Реши-реши-решительной! – шуршало у Насти в ушах. Или это мысли такие шуршащие… Непонятно. Да и не важно.

Смахнув с лица слёзы, которые лили уже непрерывным водопадом, девочка завернула за наваленные друг на друга бетонные блоки. Зацепилась ногой за торчащий металлический жгут. Упала – и всем телом, с оттяжкой проскреблась по расколотой бетонной плите. И если, упав сегодня на асфальтовой дорожке, она просто измазала и немного порвала колготки, то теперь, Насте казалось, она стесала коленные чашечки до самого основания.

И ладони.

И локти.

Ой, как больно, как ей было больно! Настя кричала и плакала, держась за коленки и катаясь по плите и строительному мусору. Очень, очень больно…

Настя рыдала в голос – теперь уже не разбирая, от боли, обиды или стыда. Рыдала, запрокинув голову в небо. Которое пока ещё было всё такое же голубое, обрамлённое, как вывернутая наизнанку лысина доброго дедушки-бога, по горизонту милыми курчавыми облачками.

Рыдала – но ползла к краю крыши. Из центра падение вниз было, понятное дело, невозможно. Рыдала и ползла, ползла и рыдала.

Рыдала громко, заглушая себе все посторонние звуки. И потому не сразу услышала:

– Эй, ты! А ну пошла отсюда! Пошла отсюда, я сказал!

Настя тут же остановилась, всхлипнула и, зажав ладонью появившийся из дырки на пиджаке локоть, который тут же начало саднить и щипать, в испуге оглянулась по сторонам.

Ой, мамочки… Прямо на Настю шёл парень примерно её лет или чуть младше – Настя плохо разбиралась в этих самых парнях и их возрасте. Сейчас это было, кстати, совершенно не важно. Потому что физиономия у него была очень злая.

– Ты чего сюда припёрлась? – продолжал парень, подходя к Насте и пиная её ногой в плечо. – Давай, вали.

В первые секунды ужас сковал бедную девочку. Вот он, оказывается, какой, УЖАС, – ледяной, парализующий всё тело. Да ещё и покалывающий голову, точно электрическими разрядами. Из-за этого покалывающего электричества было трудно думать. И всё же мысль в голове Насти проскочила: какой позор! Даже самоубиться не получается! Приняла решение самостоятельно уйти из жизни – но никто с этим решением жалкой неудачницы не считается…