Пелко и волки (сборник) - Семенова Мария Васильевна. Страница 32

Мусти никак не хотел сворачивать в сторону, пришлось его приструнить. Пес обиделся, опустил весело взмахивающий хвост. Зато Вихорь, чуя впереди надежную землю, заметно приободрился. Ратша провел их обоих между серыми валунами, причудливо разрисованными желтым и чёрным лишайником. И впервые за всё это время накрепко привязал. Ещё не хватало, чтобы добрый Мусти убежал среди ночи разведывать следы, а Вихорь пустился за ним и переломал себе ноги!..

Он вытряхнул воду из сапог, сгрудил в кучу мягкую опавшую хвою и улегся в нее, не дожидаясь, пока стемнеет. Больше всего он боялся, что так и не сумеет уснуть, думая о завтрашнем дне. Но усталое тело требовало отдыха – сон без сновидений пришёл сразу, как только он коснулся виском холодной земли.

6

...Когда над ухом вдруг раздалось рычание Мусти, Ратша мгновенно сел, хватаясь за меч. Ему казалось, он сомкнул веки какое-то мгновение назад.

От резкого движения в глазах потемнело. Затылок стиснуло обручем, вонзились тяжёлые тупые шипы. Ратша сжал голову ладонями, озираясь в поисках опасности.

Чуткий Мусти ни за что не стал бы тревожить его зря... Вот всполошился и Вихорь, насторожил уши, зафыркал. Солнце висело низко над горизонтом. Ратша мучительно сощурился против света, смахнул с ресниц выкатившиеся слёзы и разглядел двоих людей, неторопливо шедших болотом, как раз по его следам. Благо он-то следа не заметал.

Ратша немедленно узнал обоих: друзья-гёты, Хакон и Авайр. И выслеживали они его здесь, надо думать, вовсе не затем, чтобы угостить сухарями.

Ратша тяжело поднялся, расправил плечи и понял, что появление гётов, почти наверняка сулившее смерть, больше обрадовало его, чем огорчило. А ведь и то хорошо, что сойдется он с ними как раз теперь. Не у Всеславушки на глазах. И уж позаботится, чтобы они недалече отсюда ушли. Один и другой.

Он вытащил из ножен меч и внимательно осмотрел. Длинное лезвие не заржавело и выглядело вполне годным для боя.

– Ну?.. – негромко сказал Ратша мечу. – Я ли тебя не ласкал, я ли не холил? Смотри, и ты не подведи...

Щелкнул ногтем по серому лоснящемуся металлу, в ответ послышался звон. Вот так появляются россказни, будто иные мечи поют сами собой, предчувствуя битву. Ратша шагнул вперёд, на край островка. Он не станет ни прятаться, ни убегать. Он знал гётов: они разбудили бы его, прежде чем напасть. Но лучше будет, если он выйдет к ним сам.

Он ещё оглянулся на Вихоря и Мусти. Конь, более привычный дожидаться хозяина, стоял почти спокойно. Зато Мусти струной натягивал привязь, глаза блестели, шерсть на загривке стояла торчком... уж этот умница сообразит в случае чего, как освободить и Вихоря, и себя. Больше Ратша не оборачивался.

Гёты остановились, когда он появился между валунами и молча пошёл им навстречу, выдирая ноги из сырого податливого мха. Хакон заложил пальцы за ремень, насмешливо сощурился: худой, заросший серой щетиной, Ратша показался ему измученным и больным. Грязная повязка на голове, страшные синяки вокруг глаз – жаль, что им не дали схватиться тогда у конюшни, больше чести было бы зарубить его в тот день, а не теперь. Что драться с таким, разве только прикончить.

– Здравствуй, – сказал Хакон, когда Ратша подошёл вплотную и тоже остановился, держа в руках меч. – Мало радуешься ты мне, как я погляжу!

Ратша подумал и ответил на северном языке:

– Верно, не радуюсь. Но и не горюю.

А для стороннего глаза всё это выглядело, наверное, мирно: встретились трое и разговаривают себе, даже посмеиваются... Вот Авайр увидел поодаль лежачее дерево и отошёл к нему, думая выжать мокрые сапоги. Сел – и прогнивший ствол подался с глухим треском. Авайр неуклюже взмахнул руками, холодная вода хлынула ему под одежду. Хакон и Ратша дружно расхохотались. Потом снова повернулись друг к другу.

– Ушёл я от Эймунда, – весело поведал молодой гёт, – Теперь никакой дряхлый старец не помешает мне, если я захочу мстить.

Авайр вылез наконец из мокрой ямы во мху и отправился искать местечко посуше, ругаясь сквозь зубы и отряхиваясь по-собачьи. Ратша внимательно следил за ним краешком глаза: не для чего бы этому Авайру оказываться у него за спиной... Он кивнул Хакону обмотанной головой:

– Не уйти нам с тобой друг от друга, видать, одно на роду обозначено. Сперва меня из дому выгнали, нынче же и тебя.

А мысленно добавил: и здесь вместе останемся. Это уж наверняка.

Кажется, Хакон собирался сказать ему что-то обидное, но неожиданно передумал и провел рукой по лицу – как паутину убрал.

– Вот теперь ты увидишь, словенин, высоко ли я ценю свою честь, – проговорил он, почему-то заметно волнуясь. – Надо тебе знать, что, если бы меня не оскорбил твой слуга, мне, пожалуй, захотелось бы примириться с тобой. Это после того, как ты меня пощадил.

Ратше потребовалось некоторое время, чтобы понять услышанное. Однако потом он проглотил хорошо отточенные слова, уже висевшие на кончике языка, ибо ему вдруг расхотелось их произносить. Он отвел глаза, поскреб ногтем усы и хмыкнул, внезапно увидев себя и Хакона со стороны. Действительно, понадобилось же им привести друг друга на край, толкнуть к бесчестью и к гибели, и всё затем, чтобы понять по колено в болоте – с самого начала вовсе незачем было вытаскивать из ножен мечи... Великое слово произнес отчаянный Хакон – считай, мир предложил! Вот каков человек, нипочем не захотел просить милости тогда в поединке, нынче же знал за собой силу – и сам о примирении заговорил...

– И я... – начал Ратша ещё неуверенно. Но договорить ему не привелось. Потому что Хакон вдруг переменился в лице, и Ратша понял, в чем дело, ещё прежде, чем тот крикнул, глядя куда-то за его плечо:

– Берегись!

Подобными предупреждениями не бросаются зря. Ратша крутанулся на месте – и удар, назначенный раскроить ему затылок, пришёлся в лицо, убив примирение не рожденным. Это Авайр отбросил воинское благородство, точно цветной вышитый плащ, пусть нарядный, но способный нынче лишь помешать ему с местью за брата. Ратшу едва не свалило наземь, перед глазами полыхнули и сгинули косматые солнца. Он мгновенно ослеп от их огня, от раздирающей боли и густой крови, хлынувшей по лицу. Остальное совершилось без его воли, само. Привычные руки занесли меч и полоснули то место, где он успел заметить Авайра. Авайр переломился в поясе и рухнул, расплескивая болотную воду. И закричал так, что с сосенок шумно взвились усевшиеся было птицы.

Ратша не видел, как чёрным комом пролетел мимо взъерошенный Мусти: обрывок перекушенной тетивы хлестал пса по спине. Лапы Мусти глубоко увязали во мху, но он кинулся на Хакона с налета, не раздумывая, бесстрашно. Как на медведя, сграбаставшего друга-хозяина в цепкие когти. Хакон пнул наседавшую лайку ногой, отшвырнул прочь. Мусти с визгом перевернулся в воздухе, но сразу вскочил и бросился снова. На этот раз ему досталось вдетым в ножны мечом – отлетев в сторону, он остался лежать.

Ратша между тем поднял руку к лицу. В левом глазу бесновалось гудящее пламя, но правый был ещё цел, и багровая тьма медленно расступилась, дав ему увидеть стоявшего перед ним Хакона. У Хакона тоже был в руке меч, и гёт держал его наготове. Так вот, значит, какая цена всем его разговорам о мире. Бешеная ярость подхватила Ратшу, бросила вперёд, утраивая силы. Ха-кон сперва попятился перед ним, потом остановился. Два длинных меча встретились с лязгом.

Солнце садилось – могучие Боги войны знатно веселились на окровавленных небесах. Меч Хакона полыхнул в сумерках, казнил корявое деревце, но даже не замедлил полёта. Ратша отбил гётский клинок, не допустил его до себя и тут же сам рванулся вперёд – получай... Ему повезло больше: Хакон охнул – вполголоса, не в голос.

Теперь они шатались почти одинаково, но чутье воина подсказывало Ратше, что он ослабеет первым. Ещё немного, и свалится Хакону под ноги, и тот добьет его со словами: это за Авайра тебе... Вспышка ярости выгорела, как сухая солома, не способная дать долгого жара, и знакомый меч казался неправдоподобно тяжёлым, каждый замах будто откраивал лоскут от жизни, ещё сохранившейся в теле. Солнце медленно дотлевало за лесом, сгущалась кромешная осенняя ночь. Ратша на своём веку видел немало, не в одних веселиях веселился; случалось, калечили, и жестоко – по ползимы в ранах лежал... но такого, как ныне терпел, – ни разу ещё. Может, вот так и является к воину государыня Смерть. Минет год-два, придут добрые люди на это болото за сладкой ягодой морошкой, найдут три кучки сгнивших костей да ржавые мечи, покачают головами и станут гадать, кто здесь кого побил!..