Хадамаха, Брат Медведя - Кащеев Кирилл. Страница 10

– Смотри, смотри! Видишь? Это он, тот самый, который за городскую стражу играет! Говорят, самого Содани вырубил!

– Не красавец! – категорически откликнулся второй девчоночий голос. – И рожа тупая!

– Зато сильный ка-акой! – протянула первая девчонка. – А что тупой – так даже лучше! – и обе дружно захихикали.

Покраснев и стараясь ни в коем случае не оглядываться, Хадамаха заторопился, с силой пробиваясь сквозь толпу, и едва с разгону не врезался в здоровенный деревянный щит, прислоненный к дальней стене рынка. За спиной снова послышалось хихиканье. Покраснев, как из бани, и почти до хруста выпрямив спину, парень принялся старательно изучать объявления, щепочками пришпиленные к щиту. На плоских деревянных дощечках и обрывках бересты было нацарапано: «Распродажа ненецкой сантехники – все для санного пути!», «Питомник «Белый клык» – собаки охотничьи и ездовые…», «Умка ищет друга! Детеныши чистопородной белой умки – охранники, транспорт и отличные друзья вам и вашим детям!» и множество объявлений про оленей. «Продам оленя», «Куплю оленя», «Меняю оленью упряжку и элитный чум в Сюр-гуде на домик за городом…» – последнее объявление, похоже, висело тут давно, еще до появления мэнквов.

Умгум, вот оно! Хадамаха наконец отыскал объявление и сразу позабыл про смутивших его девчонок. «Олени б/у, не больше одного Дня пробега, в ассортименте. Дешево». На первый взгляд ничего необычного – никто не станет сознаваться, что продает шатающихся от старости, с потрескавшимися копытами и шрамами от волчьих клыков ветеранов купеческих обозов, а цену за них хочет, как за сегодневок с нулевым пробегом! Но дальше на изрядно потрепанном куске бересты была нацарапана цена – по две больших серебрушки с хвоста. Хадамаха немного подумал и подтолкнул локтем топчущегося рядом немолодого мужика с оленьим шестом-хореем в руках.

– Прости, уважаемый, а сколько будет стоить олень?

– Смотря какой… – начал мужик и тут же расплылся в обрадованной улыбке: – Э, да я тебя, кажись, знаю! Ты тот самый, что Содани вырубил! Слушай, парень… – нагнувшись к Хадамахе поближе, мужик заговорщицки зашептал, обдавая мальчишку сложной смесью из запахов оленьего сала, хмельной араки и остро пахнущей черемши. – А ты и в следующий раз так сможешь или правду «крикун» орал – случайно все вышло?

– Однако не шаман я, откуда ж мне знать, как в следующий раз-то будет? – нацепив самое простодушное выражение на физиономию, развел руками Хадамаха. – Так насчет цены, уважаемый…

– Не шаман, – задирая голову и даже отступая, чтобы оглядеть Хадамаху с головы до ног, согласился мужик. – А насчет цены… Ну, сегодневки молоденькие, только из оленеводства, тебе, парень, пока явно не по сикте. – Он ткнул пальцем в кожаный мешочек с трутом для костра и прозрачной трубочкой малого зажигательного храмика на поясе у Хадамахи, в котором мальчишка держал и немногие свои монеты. – А не начнешь выигрывать, так и подержанного купить не сможешь, – усмехнулся он. – Нормальный олень, не больше пяти Дней пробега, на пяток серебряных и потянет!

– А если один День? – быстро уточнил Хадамаха.

– Тогда клади все семь, – кивнул мужик и, вдруг расщедрившись, предложил: – Но если в следующий раз выиграешь – приходи ко мне! Я тебе та-акого олешка всего за четыре серебрушки продам! За ту же цену, что он мне самому достался!

– А если за две? – переспросил Хадамаха.

– Да ты сдурел, парень! – мужик аж отшатнулся, едва не зацепив хореем нос Хадамахи. – Хозяева-то нам оленей тоже не задарма отдают! Да и кормить зверей надо, а корма опять же денег стоят… Скажешь тоже – две! Таких цен и не бывает вовсе!

– Благодарю вас, уважаемый, я все понял. – Хадамаха поклонился и быстро пошел прочь, провожаемый удивленным взглядом мужика.

Вот и самому мальчишке в прошлый раз показалось, что таких цен не бывает! А если они есть, значит, неспроста! Надо бы сходить к этим торговцам… Хадамаха на мгновение заколебался. Наверняка старшие стражники уже у всех оленьих торговцев побывали, в каждую щель заглянули – а тут он является, и тоже в стражницкой куртке… Да, но он-то вроде как не совсем стражник! – уголки губ у Хадамахи дернулись в улыбке. Он всего лишь новенький из команды городской стражи, тот самый, что завалил Содани! И парень снова зашагал вдоль улицы.

Проулок вывел его на крохотную площадь. Хадамаха остановился, просто всем телом ощущая – не зря он сюда пришел! Тысяцкий хоть и учил не обвинять никого, пока не найдено достаточно доказательств, но если подозрительное объявление на рынке приводит тебя прямиком к лавке хитрых чукчей, начинаешь чувствовать, что ты на верном пути! Половину маленькой площади занимал обычный у чукчей валкаран – «дом из челюстей кита» – на каркасе из громадных китовых костей, крытых землей да дерном. Хадамаха только покачал головой, представляя, чего стоило довезти эти кости с берегов Великого океана сюда, в таежный Сюр-гуд. За валкараном тянулся частокол из плотно пригнанных бревен, за которым возилась какая-то живность. У входа стояли две женщины в чукотских меховых комбинезонах – то ли жена и дочь, то ли две жены, старшая и младшая, хозяина лавки. Их лбы и носы расчерчивали полосы татуировки, а непроницаемые, как речная вода, глаза неотрывно следили за Хадамахой.

Напротив, на другой стороне площади, возвышался такой же валкаран. И еще один глухой частокол поднимался позади него, краем смыкаясь с забором соседей. Даже не спрашивая, Хадамаха совершенно точно знал, чье это жилище – всегда и во всех городах Сивир-земли напротив чукчей располагалось жилище гекчей. Хотя оба народа терпеть друг друга не могли, но всегда селились рядом, словно боялись упустить извечного противника из виду. Говорят, когда-то они принадлежали к одному корню. У чукчей и гекчей сохранилось древнее, еще до Кайгаловых войн, писание шамана Гай-дарб о том, как два брата-первопредка – Чук и Гек – в поисках отца совершили невероятное путешествие через всю среднюю Сивир-землю, и о неслыханных трудностях и бедствиях, перенесенных ими в ожидании отцовского возвращения из долгого похода. Правда, заканчивалось предание у каждого народа по-разному. Гекчи утверждали, что подлый Чук убил благородного брата Гека копьем в спину, желая единолично владеть привезенными отцом сокровищами. Чукчи же клялись, что все было наоборот – гнусный Гек всадил в доблестного Чука стрелу из-за угла! Но с тех самых пор нет мира между потомками двух братьев, а для всего остального Сивира возникла немалая проблема – как не перепутать эти два и по внешнему виду, и по обычаям, и по одежке похожие народы. Потому как, случайно назвав незнакомого гекчу чукчей, можно было получить и копье в спину, и стрелу из-за угла, и нож в горло! Ведь кроме хитрости и изворотливости в делах что чукчи, что гекчи отличались изрядной мстительностью и воинственностью.

Под обжигающими взглядами татуированных красоток невольно хотелось стать меньше. Втянув голову и сильно ссутулив плечи, Хадамаха нырнул в проход валкарана и по длинной низкой галерее выбрался в небольшую круглую комнату. Невысокий чукча в плотной кухлянке из кишок моржа помешивал в котелке. При этом от всей его фигуры веяло тоской, словно не над котлом он склонился, а над гробом с покойником, а опускание ложки в варево было самым горестным делом его жизни. Хадамаха неловко откашлялся. Чукча медленно поднял стриженную в кружок голову. От вытатуированных в уголках рта колечек казалось, что он улыбается, но маленькие узкие глазки были полны таким отчаянием, что всякая мысль о веселье отпала моментально.

– Что делаешь здеся, стражника? – неприветливо осведомился чукча.

– Стою вот! – цепляя на лицо самую дурацкую из своих ухмылок, развел руками Хадамаха.

Каковы бы ни были горести хозяина дома, на Хадамаху он поглядел так, будто нашел наконец их главного виновника:

– Вижу, что не сидишь…

– А можно сесть, да? Ты ж не приглашаешь, – наивно обрадовался Хадамаха и немедленно плюхнулся задом на берестяной сундук. Сундук заскрипел под его тяжестью.