Портрет Дориана Грея - Уайльд Оскар. Страница 8
«Сядь, Дориан».
— Бэзил! — крикнул Дориан, вцепившись в ручки кресла и глядя на друга безумными глазами.
— Вот то-то же. И не надо ничего говорить, — ответил Бэзил. — Твоя личность оказала на меня удивительное воздействие. И в один прекрасный день — роковой день, пожалуй, — я решил написать тебя таким, каков ты есть. Реализм ли то был, мое ли преклонение перед твоей красотой, но что-то произошло. Я работал не щадя сил и добился успеха. Но я слишком много самого себя вложил в эту работу. Слишком велика была моя хвала тебе. Вот я и решил никогда не выставлять твой портрет.
Бэзил помолчал.
— Поразительно, что и ты заметил эту странность в моей картине, Дориан, — продолжал он.
— Я увидел нечто, — медленно проговорил Дориан, — нечто любопытное.
— Ну вот, — с облегчением вздохнул художник. — А теперь ты спокойно разрешишь мне выставить твой портрет.
— Нет, ни за что, — прорычал Дориан.
«Бэзил!?»
Бэзил решил не спорить с другом и уступить его странной причуде.
— Это твое решение, Дориан, и я его уважаю. Ну, будь здоров. Ты был единственным человеком в моей жизни, который всерьез повлиял на мое искусство.
Он взял в руки плащ, шляпу и повернулся к другу:
— Но ты ведь еще будешь мне позировать? — улыбнулся он.
— Это невозможно! — сказал Дориан. — Я не могу вам этого объяснить, Бэзил, но никогда я больше вам не буду позировать! И не просите. У меня есть на это свои причины, которых я не могу вам объяснить. Что-то случилось с портретом. Он живет своей собственной жизнью.
Он попрощался с художником, закрыл за ним дверь. И вдруг весело усмехнулся. Ловко же ему удалось провести друга! Никогда Бэзил не узнает тайны страшного портрета. Но тотчас Дориана кольнуло беспокойство. Непременно надо подальше упрятать портрет. Нельзя снова подвергаться риску разоблачения!
«Он живет своей собственной жизнью!»
Глава 12. Ужасная книга меняет всё
Надо было понадежнее спрятать портрет.
И вот и суток не прошло после смерти Сибилы, а Дориан уже только и думал о том, как бы понадежнее упрятать роковой портрет. Вдруг его кто-то увидит? Что тогда подумают? И он приказал слуге отнести картину на третий этаж его городского дома и оставить там, в бывшей детской.
Верному слуге были даны строгие указания. Никто не должен входить в ту комнату. Только у Дориана был ключ от тяжелой дубовой двери. Здесь, думал он, его страшная тайна останется скрыта от света.
Заперев дверь, Дориан положил ключ в карман и огляделся. Глаза его упали на огромный пурпурный покров XVII века, который еще прадед его нашел когда-то в Италии, в одном монастыре. Да, вот подходящий покров для ужасной картины. Как часто он укрывал мертвых! Вот и теперь он укроет нечто, тронутое порчей. Хуже, чем порчей смерти, — искажаясь, это страшное порождение человеческих рук никогда не умрет!
Он вышел, запер за собою дверь и спустился в гостиную. Под руку ему попалась газета. Она пестрела сообщениями о смерти Сибиллы. К счастью, имя Дориана Грея не упоминалось ни разу. Вздохнув с облегчением, что избежал огласки, он снова решил не беспокоиться отныне ни о чем, кроме собственного счастья.
Было ровно пять часов, когда зазвонил дверной колокольчик. То был посыльный с пакетом от лорда Генри. Чтоб развеселить Дориана, лорд Генри ему посылал маленький желтый томик. В жизни Дориан не читал такой странной книги!
Он закрыл его старинным покровом.
Она содержала описание всех грехов мира. В романе не было никакого сюжета, и единственным действующим лицом был некий юный парижанин, всю свою жизнь посвятивший изучению страстей и преступлений всех прошедших веков. Эта книга была — само воплощенное зло.
Но Дориан так увлекся, что читал ее, не отрываясь. И во все последующие годы своей жизни он так и не смог стряхнуть с себя обаяние гадкой книжонки. Да он и не пытался вовсе. Наоборот, он впоследствии заказал из Парижа ни больше ни меньше как девять роскошных экземпляров этого первого издания.
И для всех для них он заказал шелковые переплеты разных цветов, которые бы соответствовали разным его настроениям. Герой романа, юный парижанин, в натуре которого сочетались романтическое и научное начало, как нельзя более походил на Дориана. Он так удивительно на него походил, что весь роман будто рассказывал о его собственной жизни, заранее, до того как он ее прожил!
Странная книга.
Красота Дориана, так удачно схваченная кистью Бэзила Хэллоуорда, пленяла всех вокруг. Даже те, кто слышали о дурных поступках Дориана, не хотели этому верить. Он не мог быть плохим. На лице его были написаны сама чистота и невинность.
А меж тем Дориан жил отныне только такой жизнью, какая была описана в гадкой книжице лорда Генри. Это было так легко! Он был богат. Его прекрасные черты пленяли всех, кто встречался ему на пути. Он знал жестокость и радость. Всё на свете ему было доступно.
Но вот по Лондону поползли странные слухи. Да, он выглядел невинным и чистым, но не обманывала ли наружность? Дориан мог вдруг подолгу пропадать неведомо где. А потом он тихонько прокрадывался наверх, в ту, запертую, комнату и подолгу стоял перед портретом, который написал Бэзил.
Перед портретом.
Он разглядывал злое, гнусное, стареющее лицо на полотне. Он все больше и больше влюблялся в свою красоту, и разрушение собственной души все больше и больше его занимало.
Никто не знал, где он пропадал. Никто ничего не знал о грязной комнате в мерзком кабаке возле доков. Скрываясь под чужим именем, Дориан Грей наведывался в это жуткое место.
Все грехи, о которых он узнал из той маленькой желтой книжицы, он на себе перепробовал. Без совести и без оглядки он утолял свою жажду приключений, безжалостно губя тех, кто имел несчастье ему ввериться. Каждую прихоть свою, всякую блажь, каждый каприз он спешил удовлетворить.
Меж тем Дориан был светский человек. Он славился своей элегантностью. Он собирал музыкальные инструменты, редкостные драгоценности, прекрасные произведения искусства. У него был роскошный дом в Лондоне и обширное загородное поместье Селби.
Никто не знал, где он пропадал.
Он тратил деньги без счета.
Но все эти сокровища, всё, что он собирал, — всё это было только средством забыться. На стене, в одинокой запертой комнате, в которой он жил ещё мальчиком, висел ужасный портрет, и постоянно меняющиеся черты его показывали, что на самом деле творится с душой Дориана.
Он завесил его тем пурпурно-золотым итальянским покровом, скрыв подальше от глаз. Неделями не отпирал он страшную комнату и совсем забывал о портрете. И тогда он мог даже вести простую, веселую и беззаботную жизнь.
А потом, ночью, вдруг, он ускользал из дому и отправлялся в страшную, жалкую дыру подле доков и там оставался, день за днем, покуда его опять не потянет прочь. Воротившись, он сидел перед портретом — порой ненавидя его и себя. Так прошло несколько лет. Но потом он уже не мог надолго разлучаться с портретом. Он совсем забросил виллу, которую делил с лордом Генри в Италии, забросил белый домик в Алжире, где, бывало, они проводили зиму.