Жемчужина императора - Бенцони Жюльетта. Страница 29

– Наверное, вы правы, но, пусть даже Мария и была там, к убийству она отношения не имеет. Что касается сведений о тех, кого вы именуете ее опасными приятелями, можете быть уверены в том, что она ничего не сможет вам сообщить...

– А вы-то что об этом знаете? – вкрадчиво спросил Адальбер.

Уолкер наградил его широчайшей и слегка насмешливой улыбкой.

– Неужели вам не приходило в голову, что я с ней уже поговорил на эту тему? Я тоже – лицо заинтересованное, причем в первую очередь! Только представьте себе, какую статью я мог бы написать о своей встрече с Наполеоном VI!

– Вы в курсе? – сухо поинтересовался Альдо. – Каким образом?

– Мария мне о нем рассказала... хотя сама никогда в глаза его не видела.

– Объясните, сделайте милость!

– О, все очень просто, – вздохнул Уолкер, протягивая пустой бокал, чтобы его наполнили. – Я не стану пересказывать вам ее биографию, потому что это было бы напрасной тратой времени: если вы с ней встретитесь, она сама выложит вам всю свою жизнь со всеми подробностями. Скажу только, что после множества мытарств они с мужем, неким Борисом Соловьевым, бежали из Санкт-Петербурга, оказались в конце концов в Париже. Здесь Мария рассчитывала на помощь некоего банкира по фамилии Рубинштейн, но тот испарился. Муж, не выдержав обрушившихся на семью испытаний и непосильной работы – он брался за все, чтобы прокормить жену и двух малышек! – умер, и Мария, продав все, что еще оставалось ценного, оказалась в полной нищете. И тем более жестокой нищете, – сумрачно пояснил журналист, – что она не могла надеяться на поддержку других русских беженцев: ведь для них дочь Распутина была отмечена печатью проклятия. Вот тогда-то она и откликнулась на объявление: требовались хорошенькие девушки, умеющие танцевать. Она пришла по указанному адресу, но человек, который занимался отбором, чуть не свалился со стула, услышав ее имя, и сказал, что ее место не здесь, пусть едет в Америку и разыгрывает свою комедию перед янки. В полном отчаянии она добрела до кабачка на Монмартре и там принялась глушить коньяк, чтобы хоть ненадолго забыть о своих горестях и разочарованиях. Именно в этом кабачке я ее и встретил. Бедняжка была донельзя жалка, и я всеми силами старался ей помочь. Поэтому мы с приятелями и устроили ее в Фоли-Рошешуар: надо же было как-то существовать. Там ее имя и талант, – а она не без способностей! – привлекли несколько поклонников, в числе которых был некий Аарон Симанович, в свое время служивший секретарем у Распутина. Именно он уговорил Марию подать в суд на князя Юсупова, который выпустил книгу, где рассказал о своей истории со старцем.

– И у нее есть шансы выиграть дело?

– Не имею ни малейшего представления. Мне кажется, французскому правосудию не разобраться в русском деле десятилетней давности, но как знать... Поскольку она требует двадцать пять миллионов, предстоит увлекательнейший поединок между знаменитыми адвокатами. Ее интересы защищает мэтр Морис Гарсон, интересы Юсупова – мэтр Моро-Джиаффери, так что еще посмотрим, чья возьмет. Примерно в это же время она начала получать таинственные послания. Некто предлагал заступиться за нее, уберечь от безжалостных врагов, которые в зависимости оттого, какой оборот примет процесс, могут захотеть положить ему конец, устранив ее и ее дочерей. Попытка похищения – к счастью, неудавшаяся! – убедила ее принять помощь этих невидимых, но деятельных друзей. В обмен на свои услуги эти люди просили ее помочь им заполучить сокровища императорской казны прежней России... и французской империи...

– Только и всего! Желаю им получить удовольствие от этих поисков! Сейчас все это рассеяно по планете, если не считать тех сокровищ, которые у советских достало ума сохранить!

– Это их личное дело, но вам, только что купившему исторический изумруд, следовало бы призадуматься!

– Будьте уверены, я не премину это сделать. Спасибо за совет. Но почему – французской империи, и что это за Наполеон VI? Бессмыслица какая-то!

Уолкер подождал, пока им на тарелки сдвинут с шампура пышущий жаром шашлык, затем продолжил:

– Только на первый взгляд. Если хорошенько подумать, это покажется не такой уж глупостью. Вам когда-нибудь доводилось слышать имя Бережковской? Ее еще называли «Бабушкой Революции».

– Нет, никогда.

– А я слышал, – вмешался Адальбер. – Кажется, она провела большую часть жизни в Сибири, откуда ее перевезли в Крым и поселили в одной из прежних царских резиденций. Вроде бы в Ливадии. Я читал о ней в какой-то статье... немецкой, что ли...

– Браво! А в этой статье говорилось о том, что Бережковская – дочь Наполеона и хорошенькой московской торговки?

– В это мне как-то трудно поверить, – со смехом произнес Морозини. – Если даже допустить, что нашлась женщина достаточно храбрая для того, чтобы, не убоявшись Растопчина и его пожаров, явиться к Императору и утешить его своими прелестями, ваша героиня должна была родиться в 1813 году, а к тому времени, когда она достигла солнечных берегов Крыма, ей стукнуло бы сто четыре?

– Совершенно верно! – отозвался Видаль-Пеликорн. – Именно потому о ней и написали в той немецкой статье, только там ни слова не было о Наполеоне. Так какая же связь с этим внезапно появившимся «претендентом на престол»?

– Он просто-напросто ее внук! – весело сообщил журналист. – Тот из «приближенных», что завязал отношения с Марией, все это подробно ей разъяснил. В сибирской глуши, куда в конце концов отправили ее мать, эта Бережковская родила сына от одного из декабристов, сосланных туда Николаем I, а у этого сына, в свою очередь, в конце прошлого века тоже родился сын. По-моему, захватывающая история. Или вам не нравится?

– Во всяком случае, впечатление производит сильное! – вздохнул Альдо. – Но откуда возникла цифра «шесть»?

– В этой семье, похоже, принято всему вести строгий учет. Если мы будем исходить из принципа, что его императорское высочество, сын Наполеона Третьего, имел право на порядковый номер.«Четвертый», следовательно, потомок декабриста становится Наполеоном Пятым, а его сын, согласно простой логике, Шестым. Все очень несложно...

– И Мария Распутина никогда его не видела?

– Нет, что вполне объяснимо. Человеку с такими высокими запросами следует себя беречь. Она имела дело лишь с второстепенными особами.

– Хорошо, все это я готов принять на веру, – согласился Альдо, прикуривая, – но я не могу понять другого: с какой стати эта женщина предъявляет права на «Регентшу»? Она никогда не принадлежала ее отцу, и я думаю, что ваш Наполеон VI и не думает отдавать ей жемчужину: вероятно, для него она представляет собой некий символ?

– Совершенно верно, но вспомните, что ей двадцать шесть лет, она вдова и не видит никаких препятствий к тому, чтобы сделаться мадам Наполеон. Как и все великие авантюристы, этот человек наверняка холост!

– И она поверит в такую чушь? Вы говорите, она его не знает?

– Но она слышала его голос и продолжает надеяться на встречу, которая станет для нее первой наградой. Затем он, вполне возможно, сделает ее своей любовницей.

– Где только вы все эти сведения берете? – насмешливо спросил Адальбер. – Откуда вам могут быть известны намерения никому не ведомого человека?

– Само собой, точно я ничего не знаю, но журналисту лучше обладать кое-каким воображением. Это позволяет заполнять пробелы. Кроме того, я достаточно хорошо осведомлен о том, что происходит в голове у Марии...

– И она ничего не сказала вам про убийц этого несчастного Петра? – спросил Альдо, которого уже начала раздражать чрезмерная, на его взгляд, наивность этого парня. – По-моему, вы должны быть заинтересованы в том, чтобы этих злодеев поймали. Вам это дало бы возможность написать отличную статью.

– Только в том случае, если я сумею проникнуть в эту организацию и доберусь до ее мозга. Поставить Наполеона VI перед объективами наших фотографов – вот ради этого стоит потрудиться. Но надо набраться терпения.

– Что касается меня, мое терпение уже кончилось, потому что я очень хочу вернуться домой, а это новое убийство ситуацию не улучшило...