День вампира - Готти Саша. Страница 18

Единственное, что еще напоминало ей о том, что нелюди действительно появились в ее жизни, был сосед Лев Михайлович, который после возвращения из ветеринарной клиники тихо сидел дома, лишь изредка выходя на прогулку вместе со своим ротвейлером Кондором. Оба они, завидев Молли и Вандера Францевича, приветливо мяукали.

Как объяснил Егор, это наваждение со сменой фазы луны должно было пройти, но пока что Молли могла совершенно спокойно выходить во двор, не опасаясь ни соседа, ни его собаки.

Только Анжела иногда показывалась в окне с перекошенным от злости лицом.

Молли бродила с учебником по алгебре по двору, но больше никто не нападал на нее, Гильс не появлялся, и жаркие дни и душные вечера, которыми заканчивался август, начали казаться ей невыносимо длинными и скучными.

Вечером двадцать девятого августа, когда отчаяние охватило ее окончательно, она, разложив на кухонном столе школьную форму, уныло гладила ее утюгом, размышляя о том, что ее не пригласили в МУН из-за того, что она из семьи бывших воинов с нелюдями, а ее деда в университете просто испугались из-за его прошлого.

Дед подошел к крану и открыл воду, чтобы набрать в чайник воды, как вдруг в трубе зашумело, зафыркало, и из крана в раковину плюхнулось прозрачное существо, которое уставилось на деда голубыми глазками и важно пробулькало:

– Вандер фон Арев… Вы приглашены на работу в международный университет нелюдей. Вам полагается оклад и квартира в университетском городке. В случае положительного ответа мы ждем вас на площади Независимости нелюдей в Пестроглазово, тридцать первого августа, в полночь. Ваша внучка, Молли Арева, приглашена на учебу на первый курс МУНа. Наши поздравления…

И водяной почтальон, потеряв форму, слился в сток раковины.

– Дед? – Молли подпрыгнула на месте и вопросительно посмотрела на Вандера Францевича. – Что ты собираешься делать? Ведь ты не откажешься от этой работы, правда?

– Сменится фаза луны, наваждение пройдет, Лев Михайлович очнется и обо всем вспомнит, – задумчиво ответил дед. – И он нас в покое не оставит, а бесконечно пользоваться способностями Егора мы не можем. Продавец в антикварной лавке сказал, что фигурки гоблинов продаются все хуже. Я не смог продать ни одной книги из своей библиотеки – каждая из них непростая и не захотела уходить в другие руки, как и фамильный клинок…

Вандер Францевич встал и, видимо, приняв решение, сказал:

– Собирай вещи. Тридцать первого августа мы уезжаем в МУН.

Прошло несколько дней, и, наконец-то, наступило тридцать первое августа, день отъезда.

Молли радовалась и волновалась одновременно – теперь у нее больше не будет ее прежней школы, теперь ее ждал первый курс МУНа, где вместе с обычной школьной программой она будет изучать науки нелюдей и множество неизвестных и новых предметов. Вместо привычного сбора учебников, стирки и утюжки осточертевшей школьной формы она собирала свои старые любимые вещи в сумку.

Впервые к первому сентября не нужно было бежать и покупать привычного букета астр – преподавателям МУНа не принято было дарить цветов, так как многие из них ими попросту питались, а дарить еду было как-то неприлично.

К вечеру дед начал носиться по квартире, укладывая вещи в чемодан. Он аккуратно упаковывал книги, а Молли пылесосила пол, поскольку приехать сюда они должны были уже только зимой, на каникулы, а квартиру надо было оставить в полном порядке.

Когда сумка была уже почти собрана, Молли обнаружила, что пропал полосатый свитер с капюшоном, под которым ей удобно было прятать свои «бензиновые» волосы.

– Как же я буду в МУНе, мне же нужен этот свитер, – ужаснулась Молли и бросилась перетряхивать свой шкаф.

Пока дед, распахнув дверь на лестницу, выбивал дверной коврик, на пороге традиционно и очень некстати появилась Нина Гавриловна, которая тут же просочилась в квартиру и принялась совать везде свой нос и давать деду ценные указания по поводу уборки.

– Мы вечером уезжаем, Нина Гавриловна, – в конце концов не выдержал дед. – Это не очень далеко, но мы будем навещать вас.

Новость выбила соседку из колеи.

– Как?!? Вы уезжаете, Вандер Францевич?! – запричитала она. – Да как же это… Да куда же вы поедете, в вашем возрасте? С вашим здоровьем?

Дед только вежливо отмахивался, не вдаваясь в объяснения.

«Знала бы она, сколько на самом деле лет моему деду, – улыбаясь про себя, подумала Молли. – Для него слово “возраст”, как слово “темнота” для нелюдя, такое же непонятное…»

Но Вандер Францевич стерпел все упоминания о своем преклонном возрасте, после чего вручил Нине Гавриловне комплект ключей.

– На тот случай, если в наше отсутствие прорвет трубу и мы затопим соседей, – объяснил он. – Я надеюсь, что, пока нас с Молли не будет, вы присмотрите за квартирой. Нужно будет проверять почтовый ящик и вытаскивать оттуда газеты. Ведь вы всегда помогали нашей семье, не так ли?

– Это верно, – чуть не прослезившись и шумно вздохнув, согласилась соседка. – Всегда, все годы, что я здесь живу, я помогала вам, как сейчас помню…

И она принялась подробно рассказывать, как она уважает и ценит Вандера Францевича. Молли, не слушая излияний соседки, продолжала копаться в шкафу. Ее раздражало, что Нина Гавриловна и дед так долго разговаривают, стоя в дверях ее комнаты, и она ждала, что дед найдет повод, чтобы выставить назойливую соседку за дверь.

Нина Гавриловна, закончив десятиминутную речь воспоминаний, отчаянно зевнула.

– Как клонит в сон, – пробормотала она. – Наверное, будет гроза, а это означает – перепад давления, а меня всегда клонит в сон в такие дни… А вас, Вандер Францевич?

И она снова зевнула во весь рот.

Но дед будто не услышал вопроса.

– Так, – спохватился он. – Молли, мне нужно пойти поймать такси. Побудь пока что с Ниной Гавриловной.

– Но зачем? Я и одна могу… – Молли слегка удивилась, потому что такси они собирались вызывать по телефону, да и сидеть с соседкой ей было совершенно не нужно, Молли ведь уже было тринадцать лет, а не пять.

Но Нина Гавриловна уже вошла в ее комнату и торжественно уселась в кресло, стоявшее у двери.

– Как жаль, что вы уезжаете, – вещала Нина Гавриловна. – Да еще в такую погоду. Из-за перепада давления так хочется спать, и голова кружится, и в ушах звенит, и в ногах гудит, и…

Дед, не дослушав, взял чемодан и сумку и вышел, а Молли, чтобы не вести заунывных разговоров с соседкой, в десятый уже раз принялась перебирать вещи в шкафу в поисках пропавшего свитера. Время от времени она поглядывала то в окно, то на продолжавшую вещание Нину Гавриловну, которая в ярких красках рассказывала страшные истории о своем давлении. Соседка достала из необъятного кармана своей кофты спицы и моток шерсти и принялась за вязание.

Гроза действительно собиралась – прозрачное вечернее небо стремительно темнело, а солнце заволокло мутной дымкой.

Из-за распахнутого окна не доносилось ни звука. Не шумели машины, не лаяли собаки, не слышно было привычных криков ребятишек. Это было странно – обычно в воскресенье вечером во дворе было шумно, а сейчас двор притих, будто затаился, и даже вездесущие воробьи замолкли, будто их кто-то выгнал.

«Странно, как будто все уснули», – подумала Молли.

Сердце ее сжалось, и ее охватила неясная тревога, будто должно было произойти что-то очень нехорошее. Только вот что могло произойти в ее дворе, в центре города? Молли тряхнула головой, отбрасывая страхи.

– Какое ужасное лето, такая жара… Мне все время мерещатся какие-то кошмары, и я сижу на успокоительных, – пробормотала Нина Гавриловна, постукивая спицей о спицу. Вдруг она подняла голову и уставилась на окно. – Смотри… Там паук висит в паутине. Ох, как я боюсь пауков…